Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Племянница моя, наделавшая нам столько беспокойств в Киеве, уже давно выздоровела. Мне неловко входить в подробности этого обстоятельства, но скажу Вам, что она отделалась счастливо; ушиб этот мог причинить самые грустные последствия.

Кстати о племянницах и семействе сестры. Мне уже давно хочется послать Вам портреты этих милых существ. Те члены семейства, которые вместе со мной были в Киеве, снимались там, но до сих пор карточки еще не присланы. Когда они получатся, я пошлю Вам по экземпляру. Покамест посылаю Вам карточку старшей племянницы, шестнадцатилетней хорошенькой и умненькой Тани.

Свекловица в Каменке нехороша. Только на немногих местах она посоперничает с Вашей. В мае на нее напали жуки (называемые здесь свиньей), а теперь появилось величайшее бедствие - гусеница. Принимают всевозможные меры, и многие поля отстояли, но далеко не везде. На огромном множестве плантаций был недавно пересев. Дождей здесь было ужасно мало. Вот уже несколько дней сряду по небу носятся дождевые и грозовые тучи и, как будто очарованные какой-то враждебной силой, льют дождь в окрестностях, но каменских полей избегают. На пшеницу, которая уродилась великолепно, тоже напасть. На ней сидят желтые жучки и выпивают сок из семени. В Вербовке у зятя его маленькое хозяйство идет благоприятнее. И бураки и хлеб хороши.

Я очень рад, что Марсель вспоминает меня. За его симпатию я отплачиваю ему не менее сильной. Вообще нет предела моей любви к Браилову и ко всему, что до него касается. Надеюсь, что все Ваши тревоги по поводу детей кончатся к лучшему. Не посоветуете ли Вы Александре Карловне после разрешения переселиться в окрестности Интepлакeна? Там воздух лучше. Что касается Коли, то будьте уверены, что переэкзаменовку он выдержит. Когда переэкзаменовка назначена только по одному предмету, то опасности никакой нет, если он будет заниматься. Что милая Милочка, любит ли она Браилово?

До свиданья, дорогая моя.

Ваш П. Чайковский.

162. Мекк - Чайковскому

1878 г. июня 22 (?) Браилов.

[Начало письма не сохранилось] же музыке столько простоты, благородства, достоинства, что мне захватывает дыхание от восторга, мне хочется обнять и прижать это сочинение... Что за божественное искусство музыка! Я сказала бы, что она может быть заменою счастья, если бы она не дразнила желать счастья!

Коснувшись музыки, я вспоминаю один предмет по части моих сообщений Вам своих музыкальных впечатлений. Я не знаю, милый друг, всегда ли Вы понимаете то, что я хочу выразить, так как я очень часто употребляю технические термины, не зная их технического значения, что может Вам казаться непонятным и даже, быть может, претенциональным и смешным, - то я и хочу объяснить Вам этот предмет и просить Вас стать на мою точку зрения и права: я музыки не знаю и не позволяю себе употреблять научных терминов в их техническом значении, но когда эти слова бывают мне нужны для определения места в сочинении или выражения моей мысли и т. п., то я считаю себя в полном праве употреблять их в их общем значении. Когда я говорю: тема, разработка, форма, мотив, интродукция, то я понимаю эти слова и употребляю их только в общем смысле. Короче сказать, для того чтобы пополнять мой музыкальный язык, надо перестать быть музыкантом, о чем я Вас усерднейше прошу, мой милый друг. Тогда Вы будете, я надеюсь, все понимать, что я хочу сказать, и Вам тогда не покажется ни тенденциозным, ни смешным то, что я скажу.

Теперь расскажите мне, пожалуйста, дорогой друг мой, как это Вы сочиняете; меня ужасно интересует процесс творчества. Что первое Вам приходит в голову: мелодия или гармония, или мелодия с гармониею вместе? Как Вы набрасываете Ваши эскизы? Что Вы пишете цифрованным басом? Мне бы очень хотелось видеть такой эскиз. Отступаете ли Вы в Ваших сочинениях от принятых форм? Петр Ильич, я слыхала, что нехорошо строить мотив на одних гармоничных нотах, а мне кажется это неверно. У Мендельсона это встречается очень часто, и как красиво, между прочим, в его Е-mjll'ном квартете.

Первая часть идет так, и какая прелесть этот квартет! У Глинки также много мотивов такого настроения. Когда Вы сочиняете для оркестра, Вы замышляете разом с инструментовкою свою мысль? При операх и симфониях приходит ли Вам в голову сперва сюжет для них, и потом Вы пишете музыку, или сперва музыка является в голову? [Конец письма не сохранился.]

163. Чайковский - Мекк

Каменка,

24 июня 1878 г.

Получил Ваше письмо, дорогая Надежда Филаретовна, и спешу ответить на него. Вы хотите знать процесс моего сочинения? Знаете ли, друг мой, что на это отвечать обстоятельно довольно трудно, ибо до крайности разнообразны обстоятельства, среди которых появляется на свет то или другое сочинение. Но я постараюсь все-таки рассказать Вам в общих чертах, как я работаю.

Прежде всего я должен сделать очень важное для разъяснения процесса сочинения подразделение моих работ на два вида.

1) Сочинения, которые я пишу по собственной инициативе, вследствие непосредственного влечения и неотразимой внутренней потребности.

2) Сочинения, которые я пишу вследствие внешнего толчка, по просьбе друга или издателя, по заказу, как, например, случилось, когда для открытия Политехнической выставки мне заказали кантату или когда для проектированного в пользу Красного креста концерта дирекция Музыкального общества мне заказала марш (Сербско-русский) и т. п.

Спешу оговориться. Я уже по опыту знаю, что качество сочинения не находится в зависимости от принадлежности к тому или другому отделу. Очень часто случалось, что вещь, принадлежащая ко второму разряду, несмотря на то, что первоначальный толчок к ее появлению на свет получался извне, выходила вполне удачной, и, наоборот, вещь, задуманная мной самим, вследствие побочных обстоятельств, удавалась менее. Эти побочные обстоятельства, от которых зависит то состояние духа, в котором пишется сочинение, имеют громадное значение. Для артиста в момент творчества необходимо полное спокойствие. В этом смысле художественное творчество всегда объективно, даже и музыкальное. Те, которые думают, что творящий художник в минуты аффектов способен посредством средств своего искусства выразить то, что он чувствует, ошибаются. И печальные и радостные чувства выражаются всегда, так сказать, ретроспективно. Не имея особенных причин радоваться, я могу проникнуться веселым творческим, настроением и, наоборот, среди счастливой обстановки произвести вещь, проникнутую самыми мрачными и безнадежными ощущениями. Словом, артист живет двойною жизнью: общечеловеческою и артистическою, причем обе эти жизни текут иногда не вместе. Как бы то ни было, но для сочинения, повторяю, главное условие - возможность отделаться хоть на время от забот первой из этих двух жизней и всецело отдаться второй. Но я отдаляюсь в сторону. Возвращаюсь к своему подразделению.

Для сочинений, принадлежащих к первому разряду, не требуется никакого, хотя бы малейшего усилия воли. Остается повиноваться внутреннему голосу, и если первая из двух жизней не подавляет своими грустными случайностями вторую, художническую, то работа идет с совершенно непостижимою легкостью. Забываешь все, душа трепещет от какого-то совершенно непостижимого и невыразимо сладкого волнения, решительно не успеваешь следовать за ее порывом куда-то, время проходит буквально незаметно. В этом состоянии есть что-то сомнамбулическое. On ne s'entend pas vivre [Не чувствуешь, что живешь.]. Рассказать Вам эти минуты нет никакой возможности. То, что выходит из пера или просто укладывается в голове (ибо очень часто подобные минуты являются в такой обстановке, когда писать и думать нечего), в этом состоянии всегда хорошо, и если ничто, никакой внешний толчок не призовет к той, другой, общей жизни, оно должно выйти совершенством того, что в силах создать тот или другой художник. К сожалению, эти внешние толчки совершенно неизбежны. Нужно идти на службу, зовут обедать, пришло письмо и т. д. Вот почему так редки сочинения, которые во всех частях уравновешены по количеству музыкальной красоты. Отсюда являются швы, приклейки, неровности, несоответствия.