Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 3 - Александр Дюма

Когда они возвращались назад, поднялись волны, и с яростной быстротой, свойственной Средиземному морю, легкое волнение превратилось в настоящую бурю. Какой-то темный предмет неопределенной формы, замеченный ими на берегу, остановил на себе их внимание.

– Что это – лодка? – спросил Атос.

– Нет, не думаю, – ответил д'Артаньян.

– Простите, – перебил Рауль, – но это все-таки лодка, спешащая в гавань.

– Там, в бухте, действительно видна лодка, которая хорошо делает, ища здесь убежище, но то, на что указывает Атос, вон на песке… разбитое…

– Да, да, вижу.

– Это карета, которую я выбросил в море, когда пристал к суше со своим узником.

– Позвольте дать вам совет, д'Артаньян, – сказал Атос, – сожгите эту карету, чтобы от нее не осталось и следа. Иначе антибские рыбаки, решившие, что им довелось иметь дело с дьяволом, попытаются доказать, что ваш узник был всего-навсего человеком.

– Хвалю ваш совет, Атос, и сегодня же ночью прикажу привести его в исполнение или, вернее, сам займусь этим делом. Но давайте войдем под крышу, начинается дождь, и сверкают уж очень страшные молнии.

Когда они проходили по валу, желая укрыться в галерее, от которой у д'Артаньяна был ключ, они увидели Сен-Мара, направляющегося в камеру узника. По знаку д'Артаньяна они спрятались за поворотом, который делала лестница.

– Что это? – спросил Атос.

– Сейчас увидите. Смотрите. Узник возвращается из часовни.

И при свете багровой молнии, в фиолетовом сумраке грозового неба, они увидели медленно шедшего в шести шагах позади губернатора человека, одетого во все черное, голова которого была скрыта шлемом, а лицо – забралом из вороненой стали. Небесный огонь бросал рыжие отблески на полированную поверхность забрала, и эти отблески, причудливо вспыхивая, казались гневными взглядами, которые метал этот несчастный вместо того, чтобы разражаться проклятиями. Посреди галереи узник на минуту остановился; он созерцал далеко открывающийся горизонт, вдыхал аромат бури и жадно пил теплый дождь. Вдруг из его груди вырвался вздох, напоминающий скорее рыдание.

– Идите, сударь, – приказал Сен-Мар, так как его стало уже беспокоить, что узник слишком долго смотрит за пределы крепостных стен, – идите же, сударь!

– Называйте его монсеньер! – крикнул Сен-Мару из своего угла граф де Ла Фер таким страшным и торжественным голосом, что губернатор вздрогнул.

Атос, как всегда, требовал уважения к поверженному величию.

Узник обернулся.

– Кто это сказал? – спросил Сен-Мар.

– Я, – проговорил д'Артаньян, появляясь перед губернатором. – Вы хорошо знаете, что на этот счет есть приказ.

– Не зовите меня ни сударем, ни монсеньером, – произнес узник голосом, проникшим в самое сердце Рауля, – зовите меня проклятым.

И он прошел мимо. За ним заскрипела железная дверь.

– Вот где несчастный человек, – глухо прошептал мушкетер, показывая Раулю камеру принца.

Глава 14.

ОБЕЩАНИЯ

Едва д'Артаньян вошел со своими друзьями в комнату, которую занимал, как один из гарнизонных солдат явился к нему с извещением, что губернатор хотел бы встретиться с ним. Лодка, которую Рауль видел в море и которая торопилась укрыться в бухте, прибыла на Сент-Маргерит с депешей для мушкетера.

Вскрыв письмо, д'Артаньян узнал руку Людовика.

«Я полагаю, – писал король, – что вы уже выполнили мои приказания, господин д'Артаньян; поэтому немедленно возвращайтесь в Париж; вы найдете меня в моем Лувре».

– Вот и кончена моя ссылка! – радостно вскричал мушкетер. – Слава богу, я перестаю быть тюремщиком.

И он дал Атосу прочесть это письмо.

– Значит, вы покидаете нас? – с грустью спросил Атос.

– Чтобы быть неразлучно с вами, дорогой друг. Ведь Рауль – человек взрослый и отлично может отправиться с герцогом де Бофором; и он предпочтет, чтоб его отец возвращался в обществе д'Артаньяна, чем ехал бы в одиночестве двести лье до Ла Фера. Не так ли, Рауль?

– Конечно, – невнятно проговорил Рауль с выражением нежного сожаления.

– Нет, друг мой, – перебил Атос, – я покину Рауля только в тот день, когда его корабль исчезнет на горизонте. Пока он во Франции, я не оставлю его.

– Как хотите, мой дорогой; но мы, по крайней мере, вместе уедем с Сент-Маргерит; воспользуйтесь моей шлюпкой, она довезет и вас и меня до Антиба.

– С величайшей готовностью. Мне хочется как можно скорее оказаться подальше от этой крепости и того зрелища, которое только что так опечалило нас.

Итак, трое друзей, простившись с губернатором, покинули маленький остров и в последних вспышках удаляющейся грозы в последний раз взглянули на белевшие стены крепости.

Д'Артаньян расстался со своими друзьями в эту же ночь; он успел увидеть на берегу Сент-Маргерит яркое пламя: то горела подожженная в соответствии с его указаниями по распоряжению Сен-Мара карета.

Обнявшись на прощанье с Атосом, перед тем как садиться в седло, д'Артаньян сказал:

– Друзья мои, вы очень похожи на двух солдат, каждый из которых бросил свой пост. Что-то подсказывает мне, что Раулю в его служебных делах понадобится ваша поддержка, Атос. Хотите, я попрошу короля, чтобы и меня отправили в Африку с сотней молодцов-мушкетеров? Его величество не откажет мне, и я возьму вас с собой.

– Господин д'Артаньян, – ответил Рауль, с жаром пожимая руку, протянутую ему капитаном, – благодарю вас за предложение, превосходящее самые смелые упования графа, а также мои. Мне требуется занять свои мысли и физически уставать, так как я молод; графу же нужен полнейший покой. Вы – его лучший друг: поручаю его вашему попечению. Берегите его, и наши души в ваших руках.

– Надо трогаться в путь: вот и коню моему больше не терпится, – заметил д'Артаньян, у которого быстрая смена мыслей и тем в разговоре всегда была признаком живейших душевных переживаний. – Скажите, граф, сколько дней проведет тут Рауль?

– Не больше, чем три.

– А сколько дней вы собираетесь затратить на возвращение?

– О, точно не знаю, – ответил Атос. – Я не хочу слишком поспешно отрываться от моего дорогого Рауля. Время и без того с достаточной быстротой отнимет его у меня, к я не хочу, чтобы тому же способствовало пространство. Спешить я не стану.

– Вы не правы, друг мой. Медленная езда нагоняет тоску, и к тому же человеку вашего возраста отнюдь не подходит жить в придорожных трактирах.

– Я прибыл сюда на почтовых лошадях, но теперь хочу купить двух хороших лошадок. Чтобы привести их домой в свежем виде, нельзя гнать их больше семи-восьми лье за сутки.

– Где Гримо?

– Он приехал вчера рано утром, и я разрешил ему отоспаться как следует.

– Ну что же, возвращаться к этому больше нечего, – вырвалось у д'Артаньяна. – До свидания, Атос, и если вы поторопитесь, я буду иметь удовольствие вскоре снова заключить вас в объятия.

Сказав это, он занес ногу в стремя, которое держал ему Рауль.

– Прощайте, – сказал юноша, целуя его.

– Прощайте, – проговорил д'Артаньян, усаживаясь в седле. Конь рванул с места и унес мушкетера.

Эта сцена происходила в предместье Антиба, перед домом, в котором остановился Атос и куда д'Артаньян велел привести после ужина свою лошадь.

Отсюда начиналась дорога, белая и расплывчатая в ночном тумане. Конь полною грудью вдыхал терпкий, солоноватый воздух, приносимый с солончаковых топей, обильных в этих местах.

Д'Артаньян пустил коня рысью. Атос и Рауль печально и медленно направились к своему дому. Вдруг они услышали приближающийся топот конских копыт. Они решили сначала, что это один из тех обманчивых звуков, которые вводят в заблуждение человеческий слух при каждом повороте дороги.

Но это и в самом деле был д'Артаньян, галопом возвращавшийся к ним.

Они вскрикнули от радости и изумления, а капитан, соскочив на землю с юношеской прытью, подбежал к только что покинутым им друзьям и обнял сразу обоих, прижав к своему сердцу и того и другого. Он долго держал их молча в объятиях, и ни один вздох не вырвался из его груди. Затем, с той же внезапностью, с какой он вернулся, он уехал, пришпорив свою горячую лошадь.

– Увы… – совсем тихо проговорил граф, – увы!

«Дурное предзнаменование! – думая со своей стороны д'Артаньян, нагоняя потерянное время – Я не мог улыбнуться им. Плохая примета!»

На следующее утро Гримо был уже на ногах. Поручения герцога де Бофора выполнялись успешно. Флотилия, собранная стараниями Рауля для отправки в Тулон, вышла по назначению. За ней в почти невидимых над водой лодочках следовали жены и друзья рыбаков и контрабандистов, мобилизованных для обслуживания флота.

Короткое время, которое отцу и сыну оставалось провести вместе, летело с удвоенной быстротой, как ускоряет свое движение все, стремящееся низвергнуться в бездну вечности.

Атос и Рауль вернулись в Тулон, который был весь наполнен громыханьем повозок, бряцаньем оружия и ржаньем коней. Гремели трубы и барабаны.