Власть и Крах (ЛП) - Эванс Дж. Д.

Он ступил на обсидиан и был потрясён, осознав, что это был цельный кусок, а не плитка.

— Добро пожаловать в Зал Чара, — сказала Наиме, её голос был мягким, но всё равно донёсся, наполняя огромное пространство своим эхом. — Этот зал, — сказала она, когда он продолжил путь к центру спицы, — был построен Первым Кругом, и всё, от камней пола до основы здания, пропитано их магией. После того, как он был создан, зачаровывание предметов было объявлено вне закона в Старом Султанате.

— Почему?

Макрам посмотрел на свои ботинки, вернее, на своё отражение в обсидиане под ними. Складывалось впечатление, что он вглядывался в бесконечность, в забвение. Он поднял глаза на Наиме, и его желудок скрутило.

— Заклинания черпают силу у своего заклинателя, — сказала она. — Предметы, пропитанные заклинаниями, притягивают жизненную силу тех, с кем они соприкасаются. Они опасны и неуправляемы, как поняли Чара, построившие этот зал. При его строительстве ушло много жизней.

Она отступила в сторону, открывая нечто, прикрытое тканью с вышитым на ней гораздо более простым изображением Колеса. Ужас превратился в благоговейный трепет, когда Макрам снова осмотрел здание, и ощущение, что за ним наблюдают, измеряют, взвешивают, стало для него ещё более реальным.

— Сегодня, — объявила Наиме, освобождая ткань, — мы здесь, чтобы начать Круг заново.

Самира поспешила вперёд, чтобы взять у Наиме ткань и подать ей шар. Сначала Макрам подумал, что это магический шар, но обычно они были эфемерными, сделанными из ничего, кроме света. Этот же шар был тяжелым, судя по тому, как Самира и Наиме справлялись с ним. Возможно, камень. Не матовый, как мрамор, но намекающий на полупрозрачность. Может быть, лунный камень. Он мало что знал об использовании артефактов в магии и не видел, чтобы ими пользовались. Он действительно знал, что камни могут содержать магию, но она была настроена на соответствующий Дом. Обсидиан мог удерживать заклинание, отнимающее жизнь, но он не мог удерживать заклинание, разжигающее огонь. Лунный камень не был связан ни с одним Домом, о котором он знал.

Ткань, которую сняла Наиме, прикрывала скипетр, вставленный в гнездо в центре ступицы. Скипетр был пуст, шесть изогнутых, тянущихся пальцев из резного дерева ничего не держали. Наиме вложила молочно-переливающийся шар в рукоять скипетра.

— Если никто не возражает, я начну.

Взгляд её широко раскрытых глаз дольше всего задержался на отце, прежде чем переключился на Кадира. У Кадира было задумчивое выражение лица, его взгляд метался от Султанши к камню, удерживаемому скипетром, который находился на уровне её талии.

— Вы хотя бы знаете, что произойдёт, когда вы попытаетесь это сделать? — спросил он, и Макрам мог бы поклясться, что на лице мужчины промелькнуло беспокойство.

— Только то, что было написано. Но привязка выполнялась много раз на протяжении всей истории, и я считаю, что это безопасно. Отец, с вашего позволения?

Она покорилась отцу, который кивнул. Макрам представил, что он может видеть, как этот человек сопротивляется чему-то, какому-то другому воспоминанию или человеку, который хотел заполучить его разум. Он резко, натянуто кивнул, когда она снова повернулась к нему лицом.

— Это опасно для вас? — спросил он, глядя на камень.

Пока что всё выглядело достаточно безобидно.

— Первый Круг связал магию в этой комнате. Мы в безопасности, — она ободряюще улыбнулась ему. — Ритуал требует, чтобы ты развязал свою магию, — сказала она, ослабляя свою хватку сразу же после своих слов.

Свет полился из её глаз, из её кожи, просвечивая сквозь её светлую одежду и наполняя освещенную сумерками комнату зимним солнцем. Люди в зале возбуждённо переговаривались, в их голосах звучал тот же благоговейный трепет, от которого у него сжалось сердце. Казалось, он смотрел на неё слишком долго, потому что даже при солнечном свете, заслоняющем её глаза, он мог видеть раздражение на её лице.

Макрам высвободил свою силу. Струйки чернильного дыма и языки чёрного пламени ответили на её излияние света, и шепот благоговения стал ещё чернее и громче, превратившись в страх. Макрам услышал это и почувствовал, и напряжение превратило его тело в свернутую пружину, готовую убежать или напасть в тот момент, когда это потребуется.

— В этом зале будет тишина и покой, — приказала Наиме. — Это священное место равновесия и гармонии.

Слова ударились о стены и отразились эхом. Голоса смолкли, за исключением одного.

— Это моя девочка, — сказал её отец на полную громкость.

Наиме тихо вздохнула, и Макрам подавил улыбку.

— Макрам Аттарайя Аль-Нимас, Агасси объединённых сил Саркума и Тхамара, названный принцем-консортом, Чара Шестого Дома, — она вытащила скипетр из гнезда и приблизилась к нему, — чтобы быть связанным с Кругом, ты должен выбрать способ, которым ты будешь ему служить.

— Как мне это сделать?

Он пытался что-то придумать после того, как она рассказала ему, но так и не понял, что она имела в виду. Наиме поместила острие скипетра в небольшой карман в камне, на стыке между обсидиановой и мраморной плитками.

— Это твой выбор… то, что у тебя на сердце, — сказала она. — Положи свои руки на лунный камень. Он проводник к магии этого места.

Сказав это, она положила руки сверху. Макрам последовал её примеру и положил руки на камень, но согнув большие пальцы поверх её пальцев. На краткий миг их взгляды встретились. Пустота и солнце столкнулись, прежде чем крошечная, скручивающая, ищущая боль в его животе, та, что началась, когда он впервые прочитал Книгу Чара, поглотила его.

Его выдернули из его тела или его разума, он осознавал только чувство, похожее на падение, инерцию без звука или зрения, кувырканье в пустоте. Когда это, казалось, прекратилось, он не стоял и не парил. Он существовал в этом месте не как тело, а как мысль или нечто подобное. Он больше не мог чувствовать прикосновения Наиме или ощущать её рядом с собой. Он был один. Снова.

— Один?

Голос, который шептал, был его собственным и тысячами других. Макрам попытался оглядеться, но у него не было глаз, только осознание. И это осознание расширилось, и перед ним простёрлась линия теней, которые поднимались и стояли, одна за другой, растягиваясь назад, пока не растворились в ещё более чёрной тени пустоты.

Они были по форме похожи на людей.

Первая фигура двинулась, затенённые руки вырвались из большей тьмы её тела, приняв стойку бойца и обнажив меч пустоты и ночи. Следующий сделал то же самое, и следующий, и так далее по цепочке. Макрам осознал, что каждая фигура — это он сам, не его лицо или тело, а его сила. Понимание поразило его, осознание, от которого у него перехватило бы дыхание, если бы ему нужно было дышать в этом месте.

Когда он осознал это, корона света окрасила край пустоты, и вокруг него замигали точки света. Маги. Маги разрушения. В каждом — бьющееся сердце, гул волшебства. Брат или сестра. И тени его самого были не отражениями, а историей.

Он не был одинок, никогда не мог быть одинок. Его магия была не его инструментом, а сущностью, которая существовала до того, как человек появился на свет, и будет существовать ещё долго после его смерти. Он был связующим звеном со всеми рождёнными в Шестом Доме, их привязкой к Колесу, опорой и поддерживался ими.

Ближайшая к нему тень стала его истинным отражением, её черты были размыты тенью, а глаза — чёрной пустотой. Эта пустота была зеркалом, таким же, как обсидиановое стекло, на котором он стоял. Отражёнными обратно к нему были все Чара Шестого Дома, которые приходили раньше. Их магия — меч, который определил конец и высек начало; конфликт, который сформировал мир; разрушение, которое породило творение; тьма перед рассветом, разрушение всего сломанного; разрушитель.

Его отражение резко кивнуло и исчезло.

Макрам моргнул. Он снова стоял на обсидиановом полу, его магия растекалась в воздухе вокруг него. Чёрное стекло светилось тенью, линии которой пульсировали по полу, очерчивая всю спицу, изображённую под его ногами, и тянулись к сердцу мраморного солнца в центре комнаты.