Явка в Копенгагене: Записки нелегала - Мартынов Владимир

Наступил ноябрь— пора дождей и листопадов. Дождями залило все вокруг, в том числе и сигнальное устройство, оповещавшее о приближающейся машине, и сигнал перестал поступать в комнату охраны. Поэтому однажды во время ленча внезапно распахнулась входная дверь со стороны леса, и в гостиную ввалился коренастый, лохматый, черный, как цыган, бородач. Одет он был крайне небрежно, но и на нищего не был похож. Охранники в это время находились на своей половине. Сидевший с нами Гарри нервно выскочил из-за стола и устремился навстречу пришельцу.

— Что вам здесь нужно?! — спросил он вошедшего резким тоном. — Кто вы такой и что вы здесь делаете?

— Вы меня извините, ради Бога, — ответил незнакомец вполне миролюбивым голосом. — Я, видите ли, художник, занимаюсь резьбой по дереву, и мне здесь обещали большой дубовый пень для работы.

— Кто вам обещал? — продолжал допытываться Гарри, глядя на него с подозрением. — Какой еще пень?

— Ну, хозяин этого дома. Могу я его видеть?

— Он здесь сейчас не живет. И ни о каком пне мне ничего не известно. Так что ничем не могу помочь.

Потоптавшись у дверей, художник еще раз извинился и отправился восвояси, окинув нас любопытным взглядом черных глаз.

— Муж-жик какой-то, черт бы его побрал! — проворчал в сердцах Гарри, нервно раскуривая свою трубку. Слово «мужик» он произнес по-русски. Гарри был украинец по происхождению, родители его содержали ферму где-то в предгорьях Аппалачей, поэтому он знал много русских и украинских слов. — Шляются тут всякие хипари бородатые. — Он все никак не мог успокоиться и вскоре отправился в комнату охранников. Сигнальное устройство на лесной дороге так никто и не починил. Но для нас это не имело ровным счетом никакого значения.

В декабре легкий морозец сковал землю. В лесу Стоял сплошной шум от падавших листьев. Озера покрылись тонким прозрачным льдом, который не выдерживал лабрадоров, когда те бесстрашно бросались в воду и, проламывая грудью лед, самозабвенно плавали в ледяной купели. Такая уж это порода— лабрадор, хлебом не корми, а дай поплавать.

Мы с «Вестой» недалеко от дома оборудовали волейбольную площадку, натянули сетку между двумя высоченными кленами и стали играть в волейбол, сначала вдвоем, просто перебрасывая мяч через сетку, затем к нам присоединились охранники, и вскоре уже стали играть вместе, мы и все четверо охранников. Однажды утром мы поленились убрать площадку от толстого слоя листвы, нападавшей за ночь, и решили играть прямо по листве. Игра шла оживленно, с азартом, но в какой-то момент «Веста» в прыжке, послав мяч по ту сторону сетки, послала туда вслед за ним и свое обручальное кольцо. Жаль, конечно. Искали все вместе, осторожно перебирая листья и складывая их на ровной площадке. И девочки тоже искали. А листвы была уйма, почти по щиколотку. Искали часа два, почти до самого ленча, и уже совсем было отчаялись, когда один из охранников, к нашей радости, нашел-таки колечко.

В декабре отметили сначала два года со дня рождения младшей дочери, а затем— семь лет старшей. Родились в декабре с разницей в одну неделю. Для младшей испекли пирог, зажгли две свечки, которые она тут же задула. На десерт были бананы. Именинница, с ловкостью обезьяны очистив банан, тотчас сунула его в рот, а кожурой внезапно запустила прямо в лоб сидевшему напротив Гарри. Отскочив от его лба, кожура забавно повисла на его трубке, которую он в это время раскуривал. Все смеялись, и больше всех Гарри, хотя мы и сказали строго дочурке, что так делать нехорошо. После ужина наедине мы посмеялись с «Вестой»: ребенок чувствует, кто наш противник, а противника бьют прямо в лоб, хотя бы и кожурой от банана.

К тому времени мы уже почти отработали план побега. Во время поездок по городу у нас нередко возникали самые разнообразные варианты ухода, но всякий раз они отпадали по тем или иным причинам. Наши прогулки по окрестным лесам становились все более продолжительными. Охрана уже привыкла к тому, что после ленча и перед ужином мы с детьми обычно отправлялись в лес. Младшенькая даже засыпала в коляске, которую мы неизменно брали с собой при поездках в город, при посещении музеев или при гулянье в лесу. Колясочка была с утепленным конвертом для ребенка, на четырех довольно больших колесиках, легко и быстро складывалась, занимая совсем немного места в багажнике автомашины.

Выезжали мы в город, как правило, утром, возвращаясь к ленчу. После ленча охранники— кто отдыхал, кто смотрел телевизор, кто ходил на пробежку по лесным тропинкам, кто с упоением играл в дартс (метание металлических дротиков в мишень). А когда по телевизору давали спортивную передачу— американский футбол, хоккей, баскетбол или бейсбол, то от телевизора никого из них невозможно было отвлечь. Одним словом, с трех до шести вряд ли кто будет нас искать, что давало нам шанс оторваться от противника.

Однажды, когда мы уже заметно вернулись с прогулки и собирались ужинать, негритянка Мэри спросила старшую дочь, когда та забежала на кухню: «И где же это укромное местечко, куда ты ходишь с папой и мамой?» Дочь нам передала разговор, мы поняли, что вскоре не сможем ходить без сопровождения.

Встретили Рождество Христово, которое отмечается здесь в ночь с 24 на 25 декабря. Затем— Новый, 1972 год. Мы планировали уход примерно на середину января. На исходе был пятнадцатый месяц нашего заточения. Однажды поздно вечером, убедившись, что охранники смотрят футбол в своей служебной комнате, я надел спортивный костюм, кроссовки и через окно спальни выбрался наружу. Пройдя в кромешной тьме через лес по знакомой тропинке, преодолев пару глубоких оврагов и лесной завал, я выбрался на шоссе, по которому изредка проходили автомашины. Подражая любителю бега трусцой, входившей в то время в моду, я не спеша затрусил к зданию колледжа, которое возвышалось на пригорке по ту сторону долины километра за два от нашего бунгало. Здесь, рядом со школой, стояли телефоны-автоматы, где на кронштейнах закреплены толстенные телефонные справочники. Мы их приметили, проезжая однажды мимо на машине. Подсвечивая фонариком, полистал книги, отыскав адреса посольств и консульств нашего, Польши, Болгарии и Чехословакии. Записал также на всякий случай телефон приемной нашего посольства. Затем тем же путем вернулся домой. Встречные машины ослепляли фарами. А вдруг знакомые? Ну что ж, захотелось перед сном пробежаться. Мало ли какие могут быть причуды у человека? Кто перед телевизором сидит до умопомрачения, а кто бегает по ночам трусцой. Хотя, как правило, здесь на загородном шоссе пешего не увидишь. Здесь — царство машин. Нет даже пешеходной дорожки, не то что тротуара. Только шоссе. Машина— единственное средство передвижения. Велосипед тогда еще только-только входил в моду.

Дома было все в порядке. Дети спали. Охранники продолжали смотреть TV. Мое отсутствие осталось незамеченным. Так можно и до утра погулять, и никто не хватится. Но ночью никуда не добраться.

Утром 7-го января приехал Гарри. Мне предстояла очередная встреча с ФБР. Эта встреча ничем не отличалась от предыдущих. А их уже было четыре или пять. На прощанье, как бы невзначай, Джон извлек из папки фотографию и показал ее мне. Это была небольшая фотография товарища, который курировал мою индивидуальную подготовку на самом начальном этапе, еще в 1957 году.

— Вам знаком этот человек, не правда ли? — спросил Джон, вперившись в меня взглядом исподлобья. Боб в это время с добродушно-лукавой улыбкой наблюдал за моей реакцией. Приятный тип этот Боб. Умный. Уже, наверное, стал каким-нибудь шефом в ФБР.

— Нет, не знаком, — отвечал я. — А почему я его должен знать?

— Странно, что вы его не знаете. Нам казалось, что он вам должен быть знаком.

— И все же почему я должен его знать? Я не знаю этого человека.

— А разве это не ваш первый куратор по нелегальной подготовке по имени Василий Федорович?

(«Эко хватил! — подумал я. — В самую точку!»)

— Моего первого куратора действительно звали Василий Федорович, об этом я уже говорил. Я вам давал описание того человека. Но ведь это же не он. (А почему я должен был его опознавать? Ведь до этого никого из товарищей я не «опознавал». А вдруг это во вред?)