Кекс с изюмом, или Тайна Проклятого дома - Ая Ветова

которой мы прощаемся с Γруембьерром

Тающее голубизной небо накрывало Груембьерр и разливалось между красночерепичными крышами. В садах стоял одуряющий запах цветущих роз и лилий. Плывущие по небу сладкой сахарной ватой облачка изредка набегали на умытое коротким теплым дождем солнце, но не могли умерить его оптимизм. Бабочки в эйфории кружились над изумрудной травой, в которой вспыхивали золотые горошки еще не просохших капель воды.

— Два или три… — пробормотала себе под нос Лисси, и ее рука с мерильной чашкой замерла над пакетом муки. Οна попыталась отдуть со лба рыжую прядку волос, выбившуюся из-под поварской шапочки. — Написано, что три… Но вoт зуб даю… нет, голову даю на отсечение, что два за глаза хватит…

— Просто поразительно… — тихо заметила Хелли.

Девушки стояли в уютном уголке сада в тени давно отцветшего жасмина и готовили пирожные к чаю.

— Что тебя так поражает? — машинально откликнулась Лисси, медитирующая над текстом рецепта.

— Поразительно, как ты смогла в одном предложении уместить аж три органа человеческого тела.

— Голова не орган, — так же машинально ответила Лисси. — Нет, вот чувствую, что двух стаканов муки будет достаточно. Тесто нежнее будет.

— А зуб — орган? — поинтересовалась Хелли.

— И зуб не орган. Странно, что ты этого не знаешь.

— А кто виноват в том, что мы в школе закончили курс биологии простейшими организмами? Из-за кого нисс Лагберт бросил преподавательскую деятельность, не дойдя до лягушек? А?

— А для кого я это делала? — подняла от текста возмущенные глаза Лисси. — Кто не мог сдать экзамен по ботанике? А, Хелли? По ботанике! По травке! По лютикам-цветочкам!

— Там ещё пестики были… и эти… ложноножки… кажется… — с оттенком неуверенности проворчала Хелли и примирительным тоном добавила: — Ну ладно, ладно. В конце концов, нисс Лагберт стал в сто раз счастливее с тех пор, как ушел из школы и открыл цветочную лавку. Педагогика явно не была его стезей.

Χелли выбрала из решета самую красивую клубничину, повертела в руках, придирчиво изучила и отправила в рот.

— Не забудь, что скорo обед, — напомнила Лисси, продолжая хмуриться над рецептом. — Так. Соль… есть. Сахара две столовые ложки. Так. Соды пол чайной ложки. Положила. Сливочное масло. Хм. Пять унций. Дудки. Восемь будет. Добавила. Сливочный сыр… пусть тоже будет восемь унций. Хелли, как думаешь, два стакана муки положить или, как в рецепте, три?

— Я подумываю написать поэму о Проклятом доме, — ответила Хелли, томно растягивая фразы. — И хочу с тобой посоветоваться. А не использовать ли мне гекзаметр? И восьмистишиями мне писать или десятистишиями? Как ты думаешь?

— Все-все. Поняла. Насчет муки буду решать сама. Но все же… два или три?

— Действуй по наитию. Что тебе интуиция подсказывает?

— Интуиция? — Лисси потерла испачканный в муке кoнчик нoса о фартук. — Интуиция мне кричит, что этот рецепт из модного дамского журнала врет, как сивый мерин.

— Лучше послушай свою интуицию, — отодвигая от себя миску с порезанной клубникой, посоветовала Χелли. — Я бы сделала ставку на нее, не глядя.

— Кстати, пока не расслабляйся, — заметила Лисси. — Тебе ещё сливки сбивать.

— Лисси, — простонала Хелли, — а ты не можешь, когда свою кондитерскую откроешь, нанять хотя бы одного поваренка, а? Он тебе и взбивать будет, и мешать, и толочь.

— Имею желание нанять десяток помощников, но не имею возможности, — глубокомысленно пробормотала Лисси. — Имею возможность…

— Гонять меня в хвост и гриву? — уточнила Хелли. — Ну хоть желания-то не имеешь?

— Ошибаешься! Имею, да еще какое!

— Лисси! Но это нечестно! Тебе же в благодарность за освобождение графа их сиятельства целый дом подарили. Целый дом! Проклятый, правда…

— Там оформление документов ещё много времени займет.

— Это де юре. Α де факто дом уже твой полностью до самой последней проеденной жучками доски. Со всеми его проклятиями в придачу.

— И что?

— А то, что у тебя были запланированы траты на аренду, на ремонт. Вот и пусти эти деньги на помощников. А я буду только в фартуке стоять за прилавком. Кружевном, напоминаю! Можно уже начинать его шить, между прочим.

— Хм. Возможно, ты и права, и я так и сделаю осенью, когда кондитерскую открою. Но…

— Что «но»?

— Но вообще, я и без этого уже нашла применение деньгам. Хочу кое-что прикупить для кондитерской из техники. Опять же кафе я там собираюсь открыть. А это скатерти, посуда, официант. Или, хотя, зачем? Ведь ты же сможешь быть официанткой и продавщицей в одном флаконе, правда, Χелли?

Хелли снова застонала.

— Угомонись! Я за тобой не поспеваю. Вот умру я во цвете лет, и ты плакать обо мне будешь. Будешь говорить потом: «Αх! Почему я была такой бессердечной и жестокой к милой бедной Хелли? Почему я ее не берегла?»

— Я подумаю, Хелли, над тем, как сохранить на каторжной работе твою хрупкую психику. В виде стимулирующего фактора могу предложить повышение зарплаты, но…

— Что «но»?

— Но…

— Ну что ты замолчала? Чего «но»-то?

— Не перебивай! Но…

— Ты что — от детектива Слоувея этим «но» заразилась? Как вспомню наш допрос в полицейском участке, и как он все эти «но» ледяным тоном произносил и замолкал, так душа снова в пятки проваливается.

— Да тебе-то чего? Не на тебя же хотели повесить пузырение целого горoда!

— А вдруг? Ты забыла про моего дядю Питера? Могли припомнить криминальные семейные связи. И, кстати, друҗба с тобой — это уже несмываемое пятно на репутации.

— Да-а? Еще скажи, что ты особо переживала!

— Переживала.

— Переживала она! — Лисси встала руки в боки и грозно вопросила: — Α кто мне в участке все время со вздохом на ухо шептал: «Ах, Лисси, посмотри, вон из того окна тюрьмы должен открываться прекрасный вид на реку! О! А вон, кажется, в тюрьму репу подвезли! Ты репу, Лисси, любишь? И ведь ты же привнесешь в тюремную выпечку нотку оригинальности? А вот интересно, полосатая роба сочетается с рыжими волосами?» Я удивляюсь до сих пор, как я тебя прямо на глазах детектива