Желания - Ирэн Фрэн

Однажды Юдит целый день занималась тем, что выбирала из хлама «Дезирады» вещи, наилучшим, как ей казалось, образом оттенявшие таинственность и величие Командора. Его черный свет она пыталась подчеркнуть внешним освещением, полусветом в глубине портрета, чем-то неопределенным, что могло напомнить его хриплый голос, его манеру появляться в комнате, словно представителя иного мира со своей ношей воспоминаний и непроницаемым лицом. Для этого в Карточной комнате, прямо напротив червовой дамы — портрета Леонор, Юдит расставила флаконы богемского стекла и зажгла большие изогнутые канделябры, которых было множество на вилле. Она поставила в них любимые Командором свечи из синего и зеленого воска, отбрасывавшие красивые отблески на флаконы с духами. Командор долго забавлялся этой мизансценой, а особенно беспорядком, который Юдит устроила в доме к великому негодованию Сириуса. Но, по-видимому, эти заботливые приготовления взволновали Командора, что не укрылось от внимания дивы. Юдит отступила на шаг, рассматривая кусок бархата, брошенного ею к подножию канделябров, и вдруг почувствовала, что за спиной кто-то стоит.

Она не обернулась и даже не вздрогнула. Это не значило, что она, как другие, узнала Крузенбург по аромату духов. Она просто была уверена, что певица придет, — так же, по отчаянию, охватившему Командора, Юдит поняла, что Анна Лувуа разбилась на машине. Но вот последовавшую затем вспышку ярости предвидеть не смогла. Юдит услышала удаляющееся шуршание платья, затем быстрый перестук каблуков по мраморным плитам коридоров, ясно говоривший, что Крузенбург бежит. Это было совсем не в ее манере. Еще мгновение Юдит смотрела на складки бархата, затем, словно по велению свыше, побежала следом за певицей. Она давно уже изучила «Дезираду» как свои пять пальцев, не натыкалась в темноте на мебель, знала кратчайшие пути, маленькие лестницы, которыми никто не пользовался, а еще она легко и бесшумно прыгала со ступеньки на ступеньку. Вскоре Юдит уже была у двери библиотеки. Именно там до ужина обычно находился Командор. Согласно неизменному ритуалу, а может, из-за непонятной любезности по отношению к Крузенбург, Командор ежедневно в это время слушал в библиотеке записи лучших выступлений певицы, хотя знал их наизусть. Дверь была неплотно прикрыта, я Юдит видела, как певица приблизилась к хозяину дома и жестом велела выключить магнитофон. Командор выразил изумление, равно как и Дракен, по своему обыкновению уткнувшийся в партитуру, лежавшую рядом с ним ка стоянке. Они с Дракеном никогда не разговаривали, но Юдит казалось, что он ей симпатизирует, и поэтому она собиралась изобразить его на задуманном ею автопортрете. Он должен был символизировать ее ангела-хранителя, будоражащего ее вдохновение во время сна.

— Вы не имеете права! — закричала Крузенбург.

Командор достал с полки старинную книгу и принялся ее перелистывать.

— Вы верны себе, — прошипела певица.

В это мгновение из полумрака, своего излюбленного местопребывания, словно, чтобы поддержать Крузенбург, появился Сириус с горящим взглядом. Дракен поднял нос от своей партитуры, а Командор наконец оторвался от своей книги.

— Я не верен себе, — сказал он. — Юдит будет второй.

Юдит сперва не поняла, что он имел в виду. Она прекрасно расслышала его слова, но было похоже, что это возобновление прерванного ранее разговора, а она не знала, о чем они говорили до того.

— Вы утверждали, что она интересует вас только из-за сходства с Ирис Ван Браак. В остальном вы находили ее бесцветной, незрелой и бестолковой.

— Я изменил мнение. Юдит ни на кого не похожа.

Крузенбург опешила и продолжила заметно мягче:

— Вы очень изменились, мой бедный Мануэль.

Он облокотился на камин, это была его излюбленная поза.

— Вполне возможно.

— Вы любите ее?

— Вполне возможно.

— Но вы всегда говорили, что останетесь верны памяти Ирис.

Командор произнес одну из своих загадочных театральных фраз:

— Какова разница между любовью и воспоминанием о любви?

Крузенбург не сдавалась:

— А как же наши планы?

— Ваша черная магия все больше надоедает мне, дорогая Констанция. Все это вздор и ерунда. Я уже говорил об этом Сириусу. Развлекайтесь, где хотите, с вашим порошком летучей мыши и заклинаниями, но только не здесь. У меня в отношении «Дезирады» другие планы.

Через приоткрытую дверь Юдит увидела, как Крузенбург побледнела, и подумала, что дива сейчас взорвется. Сириус снова подал певице знак глазами, и та овладела собой. Она подошла к Командору. Тот, как всегда спокойно и лениво, прикурил сигару.

— Вы ее любите, но и вы, в конце концов, падете. Вы любите ее, как никогда не любили никого другого. Других девушек вы только желали.

Крузенбург сделала к нему еще один шаг, изо всех сил пытаясь выглядеть нежной, но это плохо ей удавалось. Она так старалась сдержать себя, что побледнела.

— Разве я желаю вам зла? Мне казалось, мы с вами похожи. Так же, как вас интересуют маленькие глупышки, меня интересуют мужчины. Все, кроме вас, Мануэль. Вы непривлекательны. Малышка прекрасно это сознает. И она вас бросит.

Дракен перестал писать. Похоже, сцена его забавляла.

— Вы говорите о прошлом, Констанция. Раньше вы были правы. Но вот уже несколько дней вам невыносимо жить в этом доме.

По пренебрежительной манере, с которой Командор бросил последнюю фразу, по его взгляду, любопытствующему, какое впечатление она на нее произвела, Крузенбург поняла, что ей предлагают уйти. Она растерялась, но в очередной раз взяла себя в руки и подошла к Командору еще ближе. Дива почти касалась его. Командор попятился. Крузенбург притворилась, что не замечает этого, и вновь спросила сладким голосом:

— Значит, вы ее любите?

Командор не ответил. Певица повторила вопрос. Он снова принялся перелистывать книгу. Она не решалась уйти. Тогда он сказал:

— Я все-таки приеду послушать вас в Оперу.

Это все-таки было выше того, что могла вынести дива. Она взорвалась:

— Ну и оставайтесь здесь один с этой девчонкой! Она никогда вас не полюбит, мой бедный Мануэль, она молода, а сколько лет вам? В конце концов, вы откажетесь…

— Откажусь от чего? Я отказываюсь только от своей первой любви. Ирис умерла, и я страдал о ней долгие годы. Наконец я нашел ту, кто исцелит меня от нее. Юдит будет второй.

— Вы предали то, что было между мной и вами. Именно я вас исцелила. Я спасла вас от себя самого.

— Мы всегда были только сообщниками. Но не любовниками.

Крузенбург рассмеялась мелодичным смехом, который приберегала для тех, кого хотела унизить: