Леди удачи. Все пути… - Белоцерковская Марина

— Отец Амвросий!!! — он бросился к казначею. — Брат Елиза…

«Нашли труп!!!», — пронзила Ренара страшная догадка, и, не раздумывая, инстинктивно, он подставил ножку метнувшемуся вперед монаху. Тот, не заметив преграды, споткнулся и с размаху врезался виском в окованный медью угол огромного сундука. Раздался глухой стук, и обмякшее тело соскользнуло на пол.

Девушки ахнули и с ужасом уставились на темнолицего человека, застывшего в нелепой позе у их ног.

— Я н-не хотел! Parole d'honneur[130], н-не хотел! — с тихим отчаянием воскликнул Жак.

Ксави наклонилась над несчастным, подняла было его руку, но, увидев тонкую струйку крови в углу рта и остекленевшие глаза, лишь вздохнула:

— «Недолго мучилась старушка…»

Джоанна из-за плеча подруги глянула в мертвое лицо.

— Дежа вю, говоришь?! — грозно выпрямилась она. — Помню я покойничка. И ты помнишь! Жернов на голову, Филат удушенный, самострелы на дороге… Да и дырка у тебя в плече — тоже его рук дело! Так вот какого зверя уполевал наш Жак! А ты что скажешь? — девушка резко обернулась к казначею.

Отец Амвросий стоял посреди кельи, не отрывая взгляда от распростертого на полу тела. Лоб его покрывала испарина, длинные худые пальцы судорожно сжимались и разжимались. Казначей медленно поднял взор, напоролся на яростный огонь, полыхнувший из глаз Джоанны и, покачнувшись, без сил опустился на сундук.

— Ясно! — Джоанна, обернувшись, бросила: — Жак, убери труп! — и подошла вплотную к Амвросию. — Книгу!!!

Казначей протянул руку к еле заметной нише почти за своей спиной, но отдернул ее и сумрачно глянул на Джоанну.

— Потолковать бы с глазу на глаз!

— Толкуй.

— А-а?.. — Амвросий бросил вопросительный взгляд на Ксави.

— Толкуй, — повторила Джоанна. — Тут все свои.

— Хорошо, — кивнул тот и полувопросительно-полуутвердительно обронил: — Чай, у князь-кесаря на службе состоите?

— Предположим! — Джоанна незаметно подмигнула Мари. Та понимающе кивнула.

— Худы больно, — заметил монах. — Али недоедаете?

— Допустим! — столь же неопределенно ответила Джоанна.

— Что же, в царской казне ефимков недостает псов антихристовых кормить?

— Флот строим, — нахмурилась Джоанна, — со шведами воюем. Откуда казне полной быть?

— И то, — согласился казначей и, помолчав немного, раздумчиво вопросил: — А надобен ли флот Руси великой?

— Вот и я об том же, — вздохнула Джоанна. — Заикнулся было Федору Юрьевичу: «Пошто, мол, казну зря тратим? Али других дел славных нет?», так едва в пытошную камеру не угодил.

Амвросий с неожиданным интересом глянул на отрока:

— Иноземец, чай?

Джоанна молча кивнула.

— Не из шведов ли?

— Нет, британец, — ответствовал отрок, но от острых глаз Амвросия не укрылось ни то, как вспыхнули его щеки, ни то, как вздрогнул и оглянулся второй юнец.

Казначей притушил в глазах блеснувший было радостный огонек и как можно равнодушнее спросил:

— А что за толк бритту о Руси печалиться?

— Не скажи, отче, — грустно покачала головой Джоанна. — Бывал я с родителем (посланником был покойный) во младенчестве при дворе Федора Алексеича. Красиво было! Экзоти́к! Колокола, бояре в длинных одеждах, рукава до земли…

— Лепота! — ностальгически вздохнула Ксави.

— А ныне, что Англия, что Россия — кафтанишки узкие, парики, речь коверкают, а по-русски не говорят. Прежние только кабаки да дороги. И то… — Джоанна досадливо махнула рукой.

— А флот как же? А шведы? — Амвросий почуял слабину в князь-кесаревых слугах, слабину столь явную, что не верил собственным ушам, но упускать нить разговора не собирался — пусть говорят отроки, а вдруг где оступятся.

— Флот! Шведы! — передразнил казначея белобрысый юнец и, сделав круглые глаза, горячо зашептал: — Не надо бы пускать Чёртушку в моря! Всех купцов взбаламутил, смуту по всей Европе учинил. Жаль, не смозговали, не подсобили Софье Алексевне!

Казначей отвернулся, чтобы не было видно, как усмешка кривит тонкие бледные губы. Парнишки-то — шведские лазутчики, это ясно. Понятно теперь, на что им книжица! Но «слово и дело» он, Амвросий, кричать не станет — самому сгодятся!

— Значит, мешают Европам дела Антихристовы?

— Торговля совсем захирела, — снова махнула рукой Джоанна. — Лес, меха, рыба разве с русскими сравнится? А если еще флот?!..

— А коли б нового царя на российский престол возвести? — Амвросий испытующе посмотрел на Джоанну. Та загадочно улыбнулась:

— Большая смута требует больших денег…

Взгляд казначея обострился, ноздри тонкого носа дрогнули. Подобравшись, как тигр перед прыжком, он поднялся с сундука и бесшумно отодвинулся в сторону. Ласкающе проведя ладонью по крышке ларя, он вдруг резким движением поднял ее. В тусклом свете дымного оконца скарбницы тягуче-червонным блеском сверкнули монеты. Отец Амвросий подался вперед, хищным взором ловя выражение лиц гостей.

— Таких? — голос его прозвучал сдавленно. — Или таких?.. — он, не глядя, откинул крышку второго сундука, третьего…

— Хватит? — инок, захлебнувшись, глянул в недоверчиво прищуренные карие глаза.

— Это ты, что ль, казну монастырскую трясти собрался? — звонко расхохоталась Ксави. — А сколько у вас, батенька, за растрату дают? Небось, на полную катушку — уши, ноздри, клеймо на вывеску, и с песней на уральские рудники?! Не-е, меня такая перспектива не прельщает. Я лучше у князь-кесаря на побегушках… Тише едешь — дальше будешь…

— Погоди! — отмахнулась Джоанна. — А мне идея нравится! Ну-ка, ну-ка, отец казначей, поведай, за какие такие заслуги сулишь ты нам эти золотые горы? За книжицу, что ль?

— И за нее тож! — кивнул Амвросий.

— Да зачем она тебе? — чуть принужденно рассмеялась Джоанна. — Ну, поведало тебе ведьмино орудие: что было, что будет, чем сердце успокоится. Дальше-то что?

— Ведомо мне теперь, где Антихриста подловить! — словно в горячке зашептал казначей. — И убивать-то не надо, просто корабела того, что Петьку от мачты заслонил, заранее того… Аль пушек не подвезти… Мало, что ль, таких оказий?

— Ну, допустим, дарю я тебе книжонку-то! — Джоанна присела на край сундука и нежно погладила червонцы. — Ну, убираешь ты Петра-Антихриста… Дальше что? Что это сулит моей стране, мне? Торговать с Европой перестанут? Назад в грязь полезут? Опять же, кто на престол сядет?

Амвросий словно стал выше ростом. Голова его надменно вздернулась:

— Я!

— Клептомания величия[131]! — с сожалением вздохнула Ксави. — Да кто ты такой, чума монастырская, чтобы тебя на трон сажать?

Глаза казначея вспыхнули безумным огнем. Лицо его побагровело. Цепкие пальцы дернули горловину рясы, срывая завязки.

— Я — царевич Симеон Алексеевич! — прохрипел он.

Глава 71

Были когда-то и у тигра молочные зубки…

Мысли горячечно бились в голове казначея. Не к добру, ох, не к добру явились в монастырь отроки! Не пробыли и дня, а уж полностью перевернули его, Симеона-Амвросия, жизнь, все секреты выпытали. Ну, теперь или пан, или пропал! Или псы верные, как Перфилий покойный, или враги страшные на всю жизнь… Да и сколько теперь той жизни-то?..

А Ксави и Джоанна ошарашенно глядели друг на друга. Всякое бывало, но такого выбрыка от истории они не ожидали. Будет что доложить в Центр!

Симеон Алексеевич, по матери Милославский, в отличие от четверых своих братьев был резвым, здоровым, веселым мальчишкой, что очень беспокоило Артамона Матвеева — друга государя Алексея Михайловича. Оно и неудивительно: после смерти первой жены царя Марии Ильиничны задумал Матвеев женить друга вторично, на воспитаннице своей — Наталье Кирилловне Нарышкиной. Наследников Милославской он не опасался: два Алексея и Феодор слабы здоровьем, не жильцы на свете; Иоанн и вовсе умом тронутый; шесть дев-царевен не в счет — рожай, Натальюшка, сына здорового да резвого и сажай на царство! Так нет, Симеон, как бельмо в глазу! Четыре года парню, не чихнул ни разу, румянец во всю щеку, челядью помыкает пуще батюшки. И тут счастье нежданное — захворал младенец черной оспой. Жаром пышет, обмирает, того гляди конец придет. Артамон Сергеевич всех нянек-мамок отослал, сам с Симеоном сидел, смерть караулил. А смерть возьми да и обойди царевича! Даже оспинок на личике не оставила. Хотел было Матвеев помочь костлявой, да не поднялась рука на дитя невинное, грех на душу не взял. А как раз в те часы в людской умер от оспы мальчонка-сирота, челядинец. И пошел Артамон Сергеевич на хитрость — подменил младенцев. Мертвое, обезображенное оспой тельце подложил в царевичью постельку, а спокойно спящего Симеона отвез в Егорьевскую обитель на послух. Отзвонили погребальные колокола, отрыдал царь-отец в церкви архистратига Михаила, где были погребены мощи лже-Симеона, и никто бы не узнал об этой истории, если бы не многомудрый архимандрит Метропий. Довелось ему прежде видать царевича, и сразу смекнул архимандрит, с чего это царев друг забеспокоился о душе дворового мальчонки. Но был Метропий умен и опытен, не стал лезть в дворцовые свары — надо, так надо, на всё воля Божья. Много лет хранил он свою тайну, а послушника юного воспитывал в страхе Божием, учил уму-разуму, наукам разным, наречиям иноземным — вдруг сгодится! Брат Амвросий рос честолюбцем, завистником. Горел в нем тот яростный огонь, который спалил сестрицу Софью и озарил брата Петра. Архимандрит опасался этого пламени, поэтому, приблизив к себе молодого инока, сделав даже его казначеем, все-таки завещал не предавать ему монастырь, и только перед самым ликом смерти раскрыл Амвросию правду.