Еврейский мир - Джозеф Телушкин

В отличие от большинства евреев XX в., которые заняли выдающееся положение в науке и искусстве, Эйнштейн остался глубоко верным своему народу. Даже когда он стал пользоваться широкой славой, то по-прежнему с болью думал о страданиях евреев. Когда журналист спросил Эйнштейна о международной реакции на его открытия, родившийся в Германии физик ответил: «Если моя теория относительности окажется правильной, то Германия назовет меня немцем, а Франция — гражданином мира. Если она окажется несостоятельной, те Франция назовет меня немцем, а Германия — евреем». Хотя Эйнштейн не был верующим в общепринятом понимании, он глубоко верил в Высшее Существо. «Б-г не играет с Вселенной в кости», — выразил он свою убежденность в том, что в космосе царит закон, а не анархия.

Биография Эйнштейна давно уже служит утешением родителям нерадивых учеников. Он считался посредственным школьником, предпочитая заниматься тем, что было ему интересно (впрочем, недавно обнаружилось, что степень его нерадивости сильно преувеличена). В зрелом возрасте Эйнштейн стал полностью соответствовать расхожему образу рассеянного профессора, способного явиться на свадьбу друзей в своей обычной рыбацкой шапке, плохо сидящих брюках и сандалиях.

Хотя его имя связано в массовом сознании с созданием атомной бомбы, Эйнштейн на протяжении большей части жизни был пацифистом. Приход к власти нацизма, однако, заставил его пересмотреть абсолютно негативное отношение к войне: противопоставить нацизму пацифизм, считал он, значит обеспечить первому победу.

Вскоре после прихода нацистов к власти они ясно выразили свою ненависть к Эйнштейну. Пока он в 1933 г. читал лекции в США, нацисты произвели в его доме обыск. И он никогда больше не вернулся в Германию, став профессором Принстонского университета, где проработал до самой смерти в 1955 г. Уже в Принстоне Эйнштейн получил тревожное сообщение от Лиз Майтнер — еврейки, которая работала у немецкого ученого Отто Гана в берлинском Институте кайзера Вильгельма. Она писала, что Ган возглавил группу немецких ученых, занятых созданием бомб беспримерной разрушительной способности, основанной на расщеплении атомного ядра. Эйнштейн сразу понял сущность работы Гана и настоятельную необходимость для США обратить особое внимание на эту область научных исследований. Так и появилось письмо Рузвельту. Есть ирония судьбы в том, что нацистский антисемитизм, ответственный за изгнание из Германии и Эйнштейна, и Майтнер, и сотен тысяч других евреев, тем самым предопределил и поражение Германии в войне. Если бы не антисемитизм нацистов, Германия, скорее всего, стала бы первым государством, создавшим атомную бомбу, и мировая история пошла бы совсем иначе.

Всю жизнь Эйнштейн был солидарен с сионизмом, он одним из первых поддержал идею создания Еврейского университета в Иерусалиме. Хотя он никогда не был в Эрец-Исраэль, но, когда в 1952 г. умер первый президент Израиля Хаим Вейцман, премьер-министр Давид Бен-Гурион предложил Эйнштейну стать его вторым президентом. Хотя этот пост был скорее символическим и не предполагал реальной власти, Эйнштейн отдал должное оказанной ему чести, сообщив: «Я глубоко тронут предложением, но не гожусь для этого поста». Даже в последние годы жизни он явно предпочитал работать как ученый, а не дипломат. Однако в тех случаях, когда одного его имени было достаточно, чтобы помочь кому-то, он всегда охотно разрешал использовать его. Так, он позволил Йешива-Университету назвать свой Медицинский колледж именем Альберта Эйнштейна. Эйнштейн проявлял великодушие и по отношению к менее известным институтам. В 30-х гг. к моей покойной тетке Нунье Бялик как-то пришли руководители небольшой еврейской больницы в Нью-Йорке и попросили ее написать Эйнштейну, чтобы получить его любезное согласие войти в состав дирекции больницы. Тетка составила письмо и отправила его. Эйнштейн ответил довольно быстро: он сочтет за честь войти в состав правления больницы, писал он, однако надеется, что они не обидятся, что график его работы не позволит ему присутствовать на заседаниях правления. Руководство больницы пришло в восторг от того, что отныне список их правления будет украшен именем знаменитейшего ученого, и с радостью приняло его вполне резонное условие.

До сих пор Эйнштейн остается — как для евреев, так и для многих неевреев — образцом интеллектуального и морального гения.

Глава 216

Раби Йосеф-Дов Соловейчик (род. в 1903)

Раби Йосеф Соловейчик — выдающийся представитель современного ортодоксального иудаизма. За три с лишним десятилетия, пока он преподавал Талмуд в Йешива-Университете, р. И.-Д. Соловейчик сделал раввинами свыше тысячи человек (больше, видимо, за последние века не сделал никто), многие из которых заняли ведущие кафедры ортодоксального иудаизма в США.

Часто спрашивают, что позволяет называть р. Й.-Д. Соловейчика именно современным ортодоксом и главным оппонентом раби Моше Файнштейна, считавшегося до своей смерти в 1986 т. лидером правого крыла ортодоксии? Соловейчик получил в Берлинском университете ученую степень доктора философии. Высокий уровень полученного им светского образования быстро выделил его из среды восточноевропейской ортодоксии, где университетское образование уже само по себе считалось доказательством нерелигиозности такого человека.

Позднее высшее светское образование р. Й.-Д. Соловейчика привело его на пост главы йешивы в Йешива-Университете. В отличие от почти всех высших йешив во всем мире Йешива-Университет стремится к слиянию светского и религиозного образования.

От более правых лидеров р. Й.-Д. Соловейчика отличает и его преданность сионизму. Большинство раввинов, связанных с йешивами, солидаризируются с Агудат Исраэль — несионистской израильской партией, которая хотя и сотрудничает с израильским правительством, но отказывается признавать религиозную ценность неортодоксального еврейского государства. Р. Й.-Д. Соловейчик долгое время активно поддерживал Мизрахи, религиозную просионистскую партию. В критические месяцы накануне образования государства Израиль он заявил, что лучше жить в еврейском государстве, управляемом атеистическими еврейскими партиями, чем в религиозном еврейском районе Бруклина.

Раби Й.-Д. Соловейчик опубликовал очень мало своих работ — в соответствии с давней семейной традицией, не рекомендующей выпускать в свет труды при жизни их автора. Его главный, монографического плана очерк «Иш hалаха» изображает идеального еврея и раввина, чей образ резко отличается от представлений первых ортодоксальных кругов. На вопрос: «Что составляет первейшую обязанность раввина?» р. Й.-Д. Соловейчик отвечает словами своего деда, р. Хаима Брискера, цитируя их с чувством глубокого одобрения: «Смягчать обиды тех, кто покинут и одинок, защищать достоинство бедняка и спасать угнетаемого от рук угнетателя». Как заключает р. Й.-Д. Соловейчик, «главная задача человека hалахи не определяется ни ритуальными решениями, ни политическим руководством».

В мире йешив дед р. Й.-Д. Соловейчика р. Хаим известен благодаря своему исключительно тонкому анализу Талмуда. Поскольку р. Хаим жил в городе Брест (на идише Бриск), его метод изучения Талмуда получил название брискерского. Для р. Й.-Д. Соловейчика изучение Торы тоже стало предметом особой страсти. Из пяти с лишним десятилетий, проведенных им в США, он больше всего прожил в Бостоне, откуда еженедельно приезжал в Нью-Йорк, чтобы вести свои занятия по Талмуду в Йешива-Университете. Еженедельно он читал здесь три лекции, каждая из которых длилась от двух до четырех часов. Один вечер в неделю он посвящал публичной лекции о Талмуде в Нью-Йорке, кроме того, еженедельно читал еще несколько лекций в Бостоне, иногда в общей сложности выступая более двадцати часов в неделю.

И в Нью-Йорке, и в Бостоне ему часто приходилось сталкиваться с трудными вопросами относительно еврейского закона. Хотя он издавна славился либерализмом своих ответов на частные вопросы, он редко разрешал публиковать их. Все свои публичные заявления он лично просматривал перед тем, как отправить их в печать, и обычно они носили такой характер, что могли быть приняты в большинстве ортодоксальных кругов. Например, один из его бывших студентов, живший вблизи консервативной синагоги, спросил, можно ли присутствовать там на службе Рош-hашана, чтобы услышать звук шофара (ритуального рога). Р. Й.-Д. Соловейчик ответил, что лучше остаться дома и не слышать шофара, чем слушать его в консервативной синагоге. Судя по всему, Й.-Д. Соловейчик проявлял особую нетерпимость к консервативному движению из-за того, что оно ликвидировало мехицу (перегородку в синагоге, отделявшую присутствовавших на службе мужчин от женщин). Когда ему говорили, что меняющееся время требует и изменений в еврейских традициях (таких, как мехица), раввин Соловейчик отвечал с несвойственной ему несдержанностью: «Трансцендентный догмат исключительно обязателен, даже если он непопулярен среди масс; разве была объявлена утратившей силу заповедь, запрещающая убийство, когда нацистские орды осуществляли геноцид?»