Разлуки и радости Роуз - Изабель Вульф

— Теперь не болит?

— Болит, — промычал он. — Особенно ребра. Больно дышать.

— Выпей еще болеутоляющее. Вот.

— Дай мне две таблетки.

— Две нельзя, они очень сильные. Тебе нужно кому-нибудь позвонить?

— Да, маме.

Я принесла трубку и набрала номер. Пока он разговаривал, ушла на кухню, чтобы приготовить обед. Выглянув в просторный сад, обнесенный стеной, где пышно цвела пурпурная глициния, я опять вспомнила свой сон. Во сне я швырялась в Эда посудой, потому что очень хотела сделать ему больно. Но вот я ухаживаю за ним, как самый что ни на есть добрый ангел-хранитель, и былые страсти испарились без следа. Я вспомнила картину из сна: трава, усыпанная перьями из растерзанного одеяла, осколки сервиза «Веджвуд» на дорожке. Представила, как у этого самого окна стояла Мари-Клер и выглядывала на улицу. Но теперь она уехала, будто ее никогда и не существовало, и Эд хочет, чтобы я вернулась.

На траве лежала лестница. Я вышла на улицу, сложила ее и убрала в сарай, а когда вернулась в дом, Эд все еще говорил по телефону. Я открыла холодильник: там лежала упаковка яиц и копченый лосось. Отлично, как раз хватит, чтобы пообедать. Закрыв дверцу, я замерла: что-то в голосе Эда заставило меня прислушаться.

— Мам, только не надо меня ругать, — говорил он, повышая голос. Ты что, не понимаешь, что я только что сломал руку? Слушай, мы тысячу раз это обсуждали, и ты знаешь, что мои чувства… Извини, но так уж получилось… Нет, я не могу согласиться… Потому что не могу. Придется ему попросить кого-нибудь еще. — Очевидно, они говорили о Джоне. Наверное, он хочет одолжить еще денег. Шесть лет назад он взял у Эда взаймы крупную сумму и до сих пор не выплатил долг до конца. Думаю, поэтому они и поссорились, хотя я никогда его об этом не спрашивала. Но по тону разговора я поняла, что его мать пытается помирить братьев. — Да, Роуз здесь, — добавил он. Да. Может быть, мам. Не знаю. — Он отключил трубку, я вошла в гостиную и забрала у него телефон.

— Как мама? — спросила я. — Наверное, рада, что все обошлось.

— Она… в порядке, — ответил Эд. Но он явно не собирался делиться со мной подробностями разговора, а мне не хотелось допытываться. Положив трубку, я отправилась готовить обед.

— Омлет с копченым лососем — как ты на это смотришь? — спросила я.

— Звучит замечательно. Но ты нарежешь мой омлет на кусочки?

— Обязательно. Если хочешь, принесу тебе в гостиную на подносе.

— Нет, не надо. Я приду на кухню.

Я помогла ему подняться с дивана, мы прошли на кухню и сели за кухонным столом. Мы молча ели и смотрели за окно.

— Прямо как в старые добрые времена, да, Роуз?

— Ну, не совсем.

— Да. Не совсем. Конечно, в Венеции было бы лучше… — Он улыбнулся. — Но ничего, — добавил он. — Поедем, когда я поправлюсь.

— Угу.

— Где ты будешь спать? — спросил он.

Я резала копченый лосось у него на тарелке.

— В желтой комнате.

Он горько улыбнулся.

— Не со мной?

— Нет.

— Какая жалость, — ответил он.

— Это разумно. У тебя сломаны три кости, не говоря уж об остальных повреждениях.

— Вы очень суровы, медсестра Костелло, — разочарованно произнес он. — Ты надолго? — Я объяснила, что пробуду с ним по меньшей мере неделю.

— Ведь через неделю ты уже сможешь выйти на работу, да, Эд?

— Да. — Он вздохнул. — Наверное. Спасибо, что помогаешь мне, Роуз. — Он накрыл мою ладонь здоровой рукой и поднес ее к губам. — Стоит потерпеть боль, раз ты теперь будешь здесь, со мной. Надеюсь, ты останешься навечно.

Мое сердце перевернулось от этих нежных слов, и я подумала: да, возможно, я и останусь…

К удивлению, я очень быстро заново освоилась в доме Эда. Я готовила на двоих, пользуясь рецептами Тео, — хотя потребовалось время, чтобы привыкнуть к здешней громадной плите. Помогала Эду переодеваться перед сном. Будила его по утрам и оборачивала гипс пластиковой пленкой, когда он шел в душ. Терла ему спину и мыла голову, держала полотенце, когда он выходил из ванной. Выдавливала зубную пасту на щетку, намазывала его щеки пеной для бритья и стелила постель. Должно быть, Тревор чувствовал себя так же, ухаживая за Беверли. Меня волновала внезапная интимность, возникшая между нами после долгих месяцев отчуждения и настороженности. Видеть его обнаженным — впечатление не для слабонервных, но я внушала себе, что я всего лишь его сиделка. Только вот это было вранье. Я была его женой.

Вечером в понедельник я вернулась в Кэмбервелл, чтобы проверить, как дела дома и забрать ноутбук. Тео дома не было, но по кухонному столу были разбросаны рекламки агентств недвижимости. Отдельные объявления он обвел красным фломастером — маленький коттедж в Кенсингтоне, квартира с садиком в Стоквелле. Меня охватила паника и невыразимая грусть.

— О боже, — вздохнула я, разглядывая листочки, — не хочу, чтобы он уезжал. Тео просто чудо. Он замечательный, — пробормотала я. — Он изменил мою жизнь. О боже, я совсем запуталась. Понятия не имею, что делать дальше.

Мне хотелось, чтобы в моей жизни все было как раньше: мы с Тео счастливо жили бы вдвоем, вместе готовили, играли в «Скраббл» и шутили, ходили в паб с Беверли и Тревом и наблюдали за звездами холодными ясными ночами. Я посмотрела на небо сквозь стеклянную крышу. Сгущались сумерки, и бледная сияющая Венера опустилась совсем низко на темно-синем небе. Проснулся Руди и принялся болтать и чистить перышки. Я покормила его и вычистила его клетку. Взяла вчерашнюю газету и мельком проглядела кроссворд. Номер один по вертикали: «Небесное тело овальной формы, движется по сильно вытянутым орбитам», шесть букв. «Комета». Вот и Тео скоро начнет движение по другой орбите, расстроенно подумала я. Хотя меня утешала мысль, что покупка недвижимости иногда занимает многие месяцы. Сначала нужно найти подходящее жилье, а он сейчас очень занят. А до этого необходимо провести исследование рынка. Плюс составление нотариальных актов о передаче имущества и всяческие споры с противоположной стороной. И еще придется ждать, пока они съедут. Может, с него потребуют дополнительную плату после покупки, с воодушевлением подумала я, но тут же ощутила укол вины. В общем, переезд займет у него по меньшей мере два месяца — может, даже три. Я облегченно вздохнула…

На следующее утро я пораньше поехала в Патни, чтобы помочь Эду подняться. Войдя в дом и приоткрыв дверь, я наткнулась на конверты, горкой рассыпанные по дверному коврику. Там было одно письмо, написанное от руки, с маркой Халла: я поняла, что это от Джона. Но когда Эд зашел на кухню и увидел на кухонном столе письмо, он сразу же отправил его в помойку.