Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

Камилла ежедневно проделывала долгий путь до почтамта и спрашивала, нет ли чего-нибудь для нее. Там ее уже хорошо знали и жалели, но помочь ничем не могли.

— Но ведь мне тоже ничего нет, — говорила Тереза Ротенвальд. Она знала лишь то, что Винцент в данное время находится в особых войсках, которые выполняют специальные задания. «Поэтому, — говорила она, — не удивительно, что от него до сих пор нет известий».

* * *

Рана у Марии Лангталер заживала медленно. Несмотря на операцию, шрам был очень заметен. Она ни в коем случае не хотела возвращаться в домик привратника. Она сказала Камилле, что там не сможет поправиться, потому что опять начнет всего бояться. В Камилле стало медленно пробуждаться чувство понимания своей матери. «Если появится возможность, мы переедем в другое место», — сказала она баронессе.

Терезе Ротенвальд удалось получить комнату с кухней в большом доходном доме. После выздоровления Мария Лангталер нанялась в этот дом уборщицей.

Перед Рождеством шел дождь со снегом. Подарки можно было достать только на черном рынке, килограмм кофе стоил четыреста восемьдесят марок. На праздничные дни выдавали дополнительно по триста граммов дичи на человека, без права выбора лучшей порции. Обещали выдать и рыбу.

Девятнадцатого декабря, когда начались рождественские каникулы, Камилла с помощью Вегерера и Хруски навела порядок в домике привратника. Рената стояла у окна своей комнаты и не сводила с них глаз. Ирена запретила дочери выходить из дома, сказав, что Лангталер платит ей черной неблагодарностью, уезжая без всякого объяснения причин. Девочка вела себя тихо и не противоречила ей. Когда окно от ее дыхания запотевало, она вытирала стекло краешком куртки. Только когда Камилла была уже на улице и Пако с лаем бежал за ней вдоль забора, девочка расплакалась.

После праздников Камилла и ее мать обосновались на новом месте. Теперь баронесса отважилась сказать Камилле, о чем ей стало известно уже три недели назад. По ее словам, все произошло оттого, что Винцент был твердо убежден в невиновности своего отца. Из-за своих противорежимных настроений его перевели в штрафной батальон, а затем он попал в саперные войска. Он разминировал минное поле в степях под Днепром и не вернулся с задания. Его не нашли, но при разминировании такое часто происходит. Теперь он считается без вести пропавшим.

Камилла чувствует себя лучше. Она проводит много времени в саду, читает, занимается работами по дому, ухаживает за цветочными клумбами, поправилась. Стоит прекрасная июльская погода, не жарко. Лето, которого так долго ждали, наконец вступило в свои права. Я встаю рано, накидываю на себя халат и выхожу из дома, чтобы пройтись босиком по траве. Чувство, которого я не испытывала целую вечность. От непосредственного соприкосновения с травой и росой по телу разливается согревающая прохлада. Я бегу наверх, мимо беседки. Вегерер недавно покрасил ее. Теперь она бело-зеленая. Я знаю, почему Камилла хотела изменить ее вид. Там, где была теннисная площадка, растут овощи, скоро можно будет убирать салат. Поля вокруг сада застроены коттеджами. К ним ведет улица, утром и вечером на ней сильное движение. Куст сирени около каменной скамейки, который был уже во время войны большим и тенистым, сейчас превратился в дерево необычных размеров. Камилла говорит, что, к сожалению, он больше не цветет.

Иногда мне все еще не верится, что я вернулась. Что я здесь. Что я здесь живу. Хоть и временно. Когда я просыпаюсь, мне кажется, что я все еще в своей маленькой квартирке и мне пора идти на работу в бюро. Я надеюсь, что этот день будет добрым, и бываю счастлива, если он похож на все другие дни, прошедшие без особых событий. Открывая глаза, я радуюсь солнечному свету, пению птиц, шуму ветра в деревьях, ощущаю запах фруктов и свежескошенного луга, слышу жужжание насекомых. Где-то открывается дверь. И тогда я вспоминаю, что я там, где началась моя жизнь, где определилось все, с чем я прожила долгие годы — до сегодняшнего дня. Я в доме своего детства.

* * *

В ту субботу, когда ко мне пришел Матиас, чтобы сообщить о смерти Верены, мы проговорили с ним весь вечер и всю ночь. Мы впервые открылись друг другу, рассказывая о том, о чем раньше молчали, в чем не хотели признаваться. Многое мы осознали только сейчас, многое оценили заново, что-то вдруг показалось нам совсем незначительным, а что-то до сих пор осталось невысказанным. Я надеюсь, что у нас больше не будет необходимости в таком разговоре. Нам сейчас гораздо легче понять друг друга.

Мне потребовалось много времени, чтобы убедить Матиаса, что Верена и без его восторженных уговоров погрузилась бы в глубокие воды Карибского моря. Что короткий разговор между ними за день до отъезда Матиаса о таинственном мире, который она хотела завоевать, не был решающим толчком к поступку, который Верена уже давно задумала сделать. Что все произошло не из-за того, что Верена хотела подражать Юргену во всем и не ныряла раньше только из-за страха.

Верена, несмотря ни на что, все же была дочерью Камиллы. Как и ее мать, она знала, чего хотела, и последовательно это осуществляла. Об этом говорил мне Франц Эрб, в этом я сама могла убедиться во время нашего разговора в Вальзинге. Новый мир, в котором она жила с Юргеном, должен был принадлежать ей целиком, без остатка. Но так не получилось.

— Неправда, — возражал Матиас. — Отец пишет, что она умерла легко и красиво. Она завоевала этот мир до конца. Отец очень обрадовался, когда она объявила, что хочет научиться нырять. Он, конечно, понимал, что она боится, и сначала она погружалась на небольшие глубины. Он всегда был с ней. Они ныряли в местах, которые он хорошо знал. Потом она сказала, что больше не испытывает страха и ей нравится это занятие. Он подарил ей подводный фотоаппарат. Она очень гордилась фотографиями, которые сделала на глубине. Она увлеклась своим новым хобби. Она была честолюбива. Когда Верена стала нырять глубже, Юрген строго предупредил ее не делать это в одиночку, и она пообещала ему. Но потом не послушалась.

— Очевидно, она давно задумала сделать так, — сказала я.

— Отец не уверен в этом, — сказал Матиас. — На яхте с ней были какие-то люди, ее знакомые, а его самого не было. Позже он узнал, что они весело проводили время. Она сказала, что прыгнет в воду. Об этом вспомнил кто-то, когда заметили ее отсутствие. Но ей уже нельзя было помочь.

Во время разговора Матиас смотрел вниз, на мой тонкий, дешевый ковер. Наши отношения пока не позволяли ему искать помощи в моих глазах.

— Он написал мне длинное письмо и обо всем рассказал, хотя он, конечно, видел, что у меня с Вереной не сложились отношения. Я много думал о ней, и когда мы расстались, изменил свое мнение. Смешно сейчас говорить об этом, но мне кажется, отец знал, что так будет.