Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

Убедившись, что обеда не получается, Осипов наклонился к своему заместителю и, улыбнувшись, тихонько, чтобы не слышали другие, отдал распоряжение. Лейтенант Гривцов быстро ушел, провожаемый недоуменными взглядами сидевших за эскадрильским столом.

— Он сейчас вернется. Я велел ему позвать нашего адъютанта. Он мужик здоровый — пусть за всех нас обедает. Между прочим, ведь он тоже иногда за стрелка летает, но от этого у него аппетит не страдает, и он не худеет.

Шутку приняли. Матвей это понял и по сдержанным ироническим улыбкам, и по тихим репликам.

— Вы думаете на одном квасе долго протянете? Самолет же на воде не летает. Ему подавай бензин. Так и человек — не одной водой жив.

Прибежал запыхавшийся адъютант и подал Осипову солдатскую фляжку в брезентовом чехле.

— Давай команду, пусть щи несут! А вы, пилоты, берите ложки в руки. Сейчас каждому придется принять по две столовых ложки аппетитных капель.

Отвернул пробку. Понюхал… Из горлышка фляги противно пахло водкой.

— Только, чур, без команды не запивать и не заедать. — Поднялся и налил сидящему рядом Ртищеву в подставленную им ложку. Ртищев хлебнул и сморщился:

— Так это же водка… Теплая…

— А ты что думал, я тебя за обедом керосином холодным поить буду?

Стол дружно разразился хохотом.

— Глотай вторую. Не задерживай движение. И посиди, «посмакуй». От двух ложек не захмелеешь… Передавайте по кругу; но больше двух ложек принимать запрещаю!

Фляжка, обойдя круг, вернулась снова к Осипову. Он тоже налил себе в ложку и хлебнул противное лекарство.

— А теперь за еду!

Ел сам и радовался — ложки дробно постукивали о тарелки…

Осипов вел остатки своей эскадрильи в новый бой. В полуденном, раскаленном зноем небе «ил», нагретый солнцем, не остывал. Металл кабины и через кожаные перчатки был горячим. Только голова, защищенная зимним меховым шлемофоном, не слышала обжигающего света. Матвей опустил на глаза светофильтровые очки. Видно стало лучше — земля и самолеты приобрели конкретность, а горизонт как бы расширился. Впереди, сквозь марево перегретого воздуха, он увидел боевой порядок группы — около сорока самолетов, которая общей колонной шестерок шла на очередное задание. Все, что осталось исправного в дивизии, было сейчас в полете. Выше, в вылинявшем от пыльной сухости небе, ходили «яки» прикрытия.

Рассматривая построение истребителей, он силился представить возможный их план воздушного боя и был недоволен их малочисленностью.

«У них, наверное, тоже не густо осталось, — думал он. — Им трудно делить свои силы: своей одной дивизией прикрывать штурмовиков двух дивизий корпуса в боевых полетах и защищать наши и свои аэродромы базирования от ударов врага с воздуха».

На южной половине неба, откуда жгучий Ярило освещал землю, появились дымные мазки войны. Группы штурмовиков, идущие за головной шестеркой, начали вспухать вверх, каждая забиралась выше предыдущей, выстраивая лесенку к себе в тыл, чтобы потом эти ступеньки высоты превратить в скорость, использовать ее при догоне и маневре.

Пока впереди идущие были в более выгодном положении. В случае воздушного боя они могли обороняться сами и их защищали все идущие за ними. Матвей шел последним и мог надеяться на свой огонь и на помощь истребителей, если, конечно, «яки» вовремя обнаружат истребителей противника и успеют сманеврировать. Но у замыкающего было преимущество в борьбе с зенитной артиллерией — он лучше увидит ее огонь, что облегчит принятие решения. Глубина колонны в пять километров — минута полета — позволяла ему «спокойно» решать шараду: бить зенитную артиллерию или обходить.

Главная сложность была впереди. И начиналась она с момента расхождения шестерок по своим целям. Как будто бы и небольшой разнос точек прицеливания, но это сразу нарушало огневую связь с соседом. Принцип «по цели действуй самостоятельно» не всегда позволял после атаки группкам самолетов вновь собраться в единый кулак. Это уравнивало шансы успеха и ошибки для «головы и хвоста» колонны. Ставило перед истребителями прикрытия подчас задачи неразрешимой сложности, так как они не всегда угадывали, кто из их подопечных прежде всего будет нуждаться в помощи.

Под Орлом, где дух и сила гитлеровских летчиков уже были сломлены, тактика сосредоточенного удара по группе близких друг к другу целей под общим истребительным прикрытием оправдала себя.

Здесь же, на юге, в районе Белгорода, накал воздушных боев только пошел на убыль. Небо все чаще и на более длительный срок принадлежало советским летчикам, но еще не настолько, чтобы не ждать серьезного сопротивления. И Матвей готовился к самому трудному

…Атака «илов» и организованный огонь врага остались позади. Матвей осмотрелся — из пикирования вышли все.

Впереди галочья стая самолетов, уходящих широким фронтом на восток, а между ними неожиданные всплески зенитной стрельбы и снующие маленькие фигурки истребителей. Расстояние и задымленный воздух смазывали четкость силуэтов, но характер полета одних и других сразу насторожили: «яки» и «илы» вели бой с «мессершмиттами».

Невдалеке пяток одиночных, идущих вразброд «илов», и над ними шестерка со скошенными, утонченными хвостами самолетов — «шмитты». По «походке» штурмовиков Матвей сразу определил: не опытные, наверное, без командира. Не знают, что делать. Чьи они?

— Конаков, за нами «яков» не видно?

— Свободных нет. Дерутся. Часть ушла с основной группой.

— Плохо, выручать новеньких надо.

Сколько мог, прибавил скорость.

— «Горбатые», я — Семьсот тринадцатый, поможем отставшим. Пристроим их к себе. Машины с задними пулеметами на фланги.

Его помощь запаздывала… Немцы попарно пошли в атаку. Новенькие — теперь Матвей в этом окончательно убедился — маневрировали, как бог на душу положит. Маневрировали, зная один принцип — «по прямой не ходи».

До атакуемых около километра — далеко.

Начал задирать нос машины вверх.

«Может, отпугнем заградительным огнем?»

— Приготовились… Всей группой огонь…

Не помогло. Атака состоялась. Один «ил», не выходя из разворота, вспыхнул и, завалившись в глубокую спираль, ударился о землю.

Взрыв… Кто?… Кого не стало?

Немцы, увидев стрельбу сзади, видимо, решили, что вторая атака по одиночкам им может дорого стоить. Расходясь с набором высоты боевыми разворотами в разные стороны, «сто девятые» вышли на фланги группы Осипова, и он понял, что второй удар будет нанесен по его «илам».

Пока «мессеры» выполняли свой маневр, Осипов догнал «несмышленышей».

— «Горбатые», пристраивайтесь слева и слушай команды… Фланговые змейку над строем. Вперед никому не выскакивать.

— Командир, — крикнул Конаков, — пошли в атаку! Справа четыре. Давай под них.

Осипов довернулся, и немцам сразу пришлось резко увеличивать угол пикирования. Близкая земля не позволяла теперь им закончить атаку прицельной стрельбой с малой дистанции… Враги вышли из атаки вхолостую. Не стреляли.

«Удача». Но пристроившиеся самолеты из-под атаки «кинулись» вперед, обгоняя командира.

«Если выйдут вперед, потеряю управление».

— Вы куда побежали? Вперед ведущего запрещаю выходить.

Дал полные обороты мотору, чтобы самому удержаться на уровне обгоняющих.

— Отбили, командир, атаку. Все целы.

— Хорошо… Тормозим. Поменьше скорость. Доворот вправо.

Группа опять приняла необходимую стройность: клин в центре и две пары над ним в змейке…

Новая атака…

Опять рывок чужих самолетов вперед. Осипов за ними. Пулемет стрелка короткими очередями взахлеб отбивал атаку.

— «Горбатые», не выскакивать вперед, уменьшаем скорость. Конаков, у всех задние пулеметы работают?

— Работают. Фашисты не очень-то лезут на огонь. Видать, рога уже порядком обломаны.

— Обломаны? А может, и нет. Ты смотри, чтобы тебя не надели на снаряд.

…Непрерывные развороты и отвороты: вправо и влево, но больше вправо, под истребителей врага. «Броски» на скорости вперед и очередное торможение, чтобы удержать «чужаков» в повиновении. Сверху «мессершмитты», внизу стрельба и дым. Магнитная аномалия и маневры крутят компасы как хотят. Компас и маневры сбивают с толку Осипова.