Ключи от заколдованного замка - Константин Бадигин

«Я стыжусь, — мысленно спорил Резанов с Крузенштерном, — заключить тем подвиг мой, чтобы отплыть только кругом света, каковой путь сотни коммерческих судов ежегодно совершает».

Наконец Николай Петрович заснул. Снились краснокожие индейцы в боевом наряде, окружавшие его. Резанов бросился к крепости, но у самых стен ее споткнулся и упал… Он проснулся с бьющимся сердцем и подумал, что русским всегда здесь приходится быть осторожными.

Утро было ясное, в окна светило солнце, обрадовавшее Николая Петровича.

В дверь постучали. По резкому, энергичному стуку Резанов признал Александра Андреевича. И точно, это был он.

— Здравствуйте, ваше превосходительство Николай Петрович, — присаживаясь в кресло, сказал Баранов. — Вижу, вы озабочены чем-то.

— Здравствуйте, Александр Андреевич… Пишу письмо в правление, все закончить не могу…

— Писали вы о моей просьбе, ваше превосходительство?

— Писал, Александр Андреевич. Однако не согласен я с вашим уходом. Второго Баранова не найдешь.

— Так полагаете вы. Однако господин лейтенант Сукин полагает иначе. Назначил я утром двух промышленных в море за сивучьим мясом. А Сукин их пьянствовать к себе зазвал. Говорит, ежели вы приказ Баранова исполните, то я вас линьками выдеру.

— Он не ушел в море?

— Не ушел.

— Возмутительно, Александр Андреевич, — только и мог сказать Резанов.

Правитель помолчал, откашлялся.

— Промышленные каждый день жизнью рискуют. И живут, как видите, не сытно. Они знают, что я с ними гнилую юколу жую, так по моему приказу всюду пойдут. А господин лейтенант не стал сахар-песок с чаем употреблять, дай его благородию сахар-леденец. Для детей мы крупчатой муки три пуда держали, так он приказал полтора пуда ему выдать… Здесь не Россия, Николай Петрович, здесь свои законы. Пришибут ежели его благородие, кто в ответе будет?

— Потерпите еще немного, Александр Андреевич. На пользу и славу отчизны труд ваш. И пока все ж не нахожу иных средств, как исподволь возвратить сих молодцев в Россию. Перепившись с кругу и споив промышленных, не уверен, чтобы когда-нибудь сами хуже колошей компанию вовсе не разорили. Приказываю Сукина с судна снять, вместо него назначить другого штурмана.

— Вижу, что поняли, ваше высокопревосходительство… Ладно, потерплю еще, авось и наведем порядок… Завтра пойду с промышленными сивучей бить. — Правитель собрался уходить.

— Посидите, Александр Андреевич… Скажите, как было раньше, когда не было компании? Кто заботился о промышленных, как они кормились, если приходилось зимовать?

— Никто не заботился, кормили себя сами… Приготовляли на зиму мясо морских животных и жир китовый. Зато и зарабатывали хорошо. Случалось, что получал промышленный на свой пай по две-три тысячи рублей. Но часто было иначе: погибали суда и все, кто на них находился. Или половина людей умирала на зимовке.

— А если плавание проходило удачно, становились богатыми людьми?

— Да, строили корабли и снаряжали в плавание. Записывались в купечество.

Оба замолчали. Александр Андреевич хорошо был знаком с историей бобровых промыслов. Знаменитые прибыли, полученные первыми мореплавателями на Командорских островах, привлекли много желающих. Отваги и предприимчивости у русских людей всегда было в избытке. Купцы, приезжавшие на Камчатку для торга, прельщались успехами товарищей, бросали прежнее занятие и отправлялись в плавание за бобрами.

Перед мысленным взглядом правителя Баранова прошли многие и многие простые русские люди, ходившие в плавание на утлых судах, построенных на скорую руку.

Они не боялись выходить в океан, вслепую подбираться к неизвестному берегу, зимовать на открытых островах, питаясь дарами моря. «Мы должны гордиться народом, способным на такие подвиги, — думал Александр Андревич. — Их славные дела вот уже полвека служат нам примером».

Еще прошло три дня, а из проливов от Кускова никаких сведений не было. Баранов изнывал сердцем и не находил себе места. Наконец утром 22 сентября пришли первые байдарки промысловой партии, а в полдень «Ростислав» и «Ермак» салютовали крепости девятью выстрелами. Этот день был праздником для всего населения крепости.

Партия привезла тысячу семьсот бобровых шкур, а главное, вернулась почти без всякого урона. Индейцы пытались было напасть на охотников, но были отогнаны пушечной стрельбой.

Глава двадцать седьмая. ХОТЬ БИТУ БЫТЬ, А ЗА РЕКУ ПЛЫТЬ

Такой тяжелой зимы люди еще не видывали. В крепости свирепствовала цинга. Шестьдесят промышленных и служащих лежали без движения. С начала года умерло семнадцать человек. На кладбище появились первые кресты.

Кормов осталось самая малость. Что получше — отдавали больным и детишкам. Только два года прошло с тех пор, как русские осели на Ситке и не успели еще развести огородов. Несколько грядок с репой, редькой и картошкой, посаженные прошлым летом, были каплей в море. Да и росло здесь все плохо, еще хуже, чем на Кадьяке.

Январь не принес облегчения, все ждали подхода сельди.

В гавани, на недавно спущенном на воду корабле, продолжались работы. Промышленные ставили стеньги, на палубе возились плотники и мастера-такелажники. Работы еще много, но Баранов надеялся в июле закончить парусное вооружение баркентины.

Александр Андреевич забрел в капитанскую каюту своего детища. Здесь было суше и теплее, чем дома. Он затопил маленький чугунный камелек, сел на табуретку, вынул записную тетрадь и стал просматривать свои расчеты.

— Принимай, — донеслось до его ушей, — бом-кливер, кливер.

— Бом-кливер, кливер… — повторил густой голос у каюты.

— Замечай отметины… Принимай фок, нижний фок-марсель.

По палубе с уханьем поволокли что-то тяжелое.

— Фок-марсель верхний, — продолжал выкрикивать густой голос, — фок-марсель нижний.

Парусов было много: двойной комплект для трехмачтовой баркентины, у которой на передней мачте прямые паруса, а на грот— и бизань-мачтах — косые.

Из склада несли свернутые в бухты снасти, необходимые для крепления мачт и для управления парусами…

Резанов нашел правителя на баркентине. Александр Андреевич сидел задумавшись, все еще держа в руках записную книжку.

— Хочу с вами поговорить, Александр Андреевич.

— Я готов, Николай Петрович.

— Доложите, как обстоят дела.

— Какие именно? — Баранов немного удивился официальному тону Резанова. Да и дела на острове он знал не хуже правителя.

— Есть ли еще провизия, что вы намерены предпринять?

Александр Андреевич снял парик и отер лысину красным платком.