Македонский Лев - Дэвид Геммел

Вопрос был резонный, и Филипп размышлял над ним. Если его племянник вырастет, то однажды может возжелать престол своего отца. А всех прочих соискателей было заведено уничтожать.

Филипп вздохнул. — Где Симике?

— Как ты приказал, Царица находится в заключении в своих покоях. У нее по-прежнему есть три служанки, и ребенок находится при ней.

— Я займусь этим, — сказал Филипп. Он мягко прошел из тронного зала по длинному коридору в восточное крыло дворца. Два стражника отсалютовали ему, когда он приблизился к покоям Царицы; он кивнул им и вошел в личный альков Симике. Царица была миниатюрной женщиной с узким лицом и длинными темными волосами. Она подняла взгляд, едва он вошел, и почти сумела прогнать выражение страха на своем лице. Мальчишка, Аминта, заулыбался, увидев своего дядю, и потопал к нему. Симике встала и прижала ребенка к себе, гладя его черные кудри.

Филипп отослал служанок, и те поспешно выбежали из комнаты. Симике ничего не сказала; она не плакала, лишь тихо сидела, баюкая сына. Филипп был молчалив. Его рука лежала на ножнах кинжала, но он стоял в середине комнаты смущенный и нерешительный. Пердикка мог бы приказать убить его, но он не мог. А сейчас Филипп стоял перед женщиной, которую Пердикка любил, и перед сыном, которого тот зачал.

Он вздохнул. — Мальчик будет в безопасности, Симике, — сказал он наконец. — Ему не причинят вреда. Ты уедешь в мой летний дом и будешь растить его там. Я прослежу, чтобы ты получила достойные средства для его образования.

— Не обманывай меня, — ответила она. — Если намерен нас убить, сделай это сейчас. Не давай ложных надежд. Будь мужчиной — и берись за кинжал. Я не буду сопротивляться.

— Я даю тебе слово, Симике. Мальчик будет жить.

Она закрыла глаза, голова ее поникла. Слезы потекли по ее щекам, она задрожала от напряжения, когда обняла мальчика, и стала целовать его лицо. Тот старался освободиться от столь интенсивного проявления эмоций. Филипп сел рядом с Царицей, обняв ее одной рукой. Мальчик протянул ручонки и засмеялся, теребя черную бороду Царя.

— Да благословят тебя боги, — прошептала Симике.

— На данный момент они не сильно преуспели в этом, — проговорил Филипп.

— Они исправятся, — пообещала Симике. — Пердикка любил тебя, Филипп — но он также и восхищался тобой. Говорил, что в тебе есть величие, и я тоже верю в это. Что ты намерен делать?

Он пожал плечами и улыбнулся, гладя мальчика по голове. — У меня нет армии, и на меня нападают с запада, севера, востока и юга. Я, наверное, сбрею бороду и пойду в странствующие актеры — читать комедии.

И он засмеялся.

— Ты что-нибудь придумаешь. Что тебе больше всего необходимо?

— Время, — ответил он, без смеха.

— Кто из врагов самый сильный?

— Старый волк, Бардилл. Его иллирийцы уже разбили нашу армию. Если он выступит на Пеллу, я ничем не сумею остановить его.

— Говорят, у него есть дочь, которая невероятно дурна собой, — мягко сказала Симике. — Ее зовут Аудата, и он пытался — безуспешно — выдать ее за более худородных принцев. Осмелюсь сказать, он был бы в воссторге от зятя-Царя.

— Невероятно некрасивая невеста? Об этом я мечтал всю жизнь, — ответил Филипп, и комната наполнилась их смехом.

***

Дни летели без малейших признаков продвижения врага, и Филипп подолгу работал ночами, готовя послания в Афины, друзьям в Фессалию на юг, или в Амфиполь на восток. Он отправил Никанора к Бардиллу в Иллирию, формально прося руки его дочери Аудаты и обещая платить выкуп в пятьсот талантов в год со дня свадьбы. Царю Фракии, Котису, он отправил длинное письмо с заверениями в дружбе; но гонцом для этого выбрал Аттала с его ледяными глазами.

Филипп дал ему с собой два металлических фиала, и в каждый вложил разные письма. — Это, — сказал Филипп, — содержит смертельный яд, но он действует медленно. Во втором — противоядие. Ты должен найти способ отравить Царя — так, чтобы подозрение не пало на тебя. У Котиса три сына, и они ненавидят друг друга. Когда старик умрет, они никогда в жизни не объединятся, чтобы разбить нас.

Аттал улыбнулся. — Ты взялся за дело с большим рвением, друг мой. А я-то думал, что ты не горишь желанием быть Царем.

— Человек берет на себя то, что боги на него набрасывают, — ответил Филипп. — Но чтобы нам спастись, Котис должен умереть. Перед тем как дело будет сделано, разыщи претендента на престол Павсания и скажи ему, что ты разочаровался во мне. Скажи, что готов служить ему против меня. Выбор, как его убить, я предоставляю тебе… но выполни это.

— Не хочу говорить, как критские наемники, господин, но хорошо было бы знать, что по возвращении меня будет ждать достойная должность у тебя на службе.

Филипп кивнул, взял рослого воина за руку и подвел его к скамье рядом с внутренним бассейном из мрамора. — Тебе не надо называть меня господином, когда вокруг нет никого кроме нас. Ты мой друг, Аттал, и я доверяю тебе, как никому другому. Ты — правая рука Царя, и где моя удача — там и твоя. Ты мне веришь?

— Конечно.

— Тогда выполни мою просьбу.

Аттал усмехнулся. — Ты уже говоришь, как настоящий Царь. Очень хорошо, Филипп.

Дверь отворилась, вошел слуга и поклонился. — Мой господин, посол Афин просит вашей аудиенции.

Филипп встал и глубоко вздохнул. — Скажи ему, что я скоро приду. — Царь попрощался с Атталом и прошел в опочивальню, где сменил одежду, облачившись в длинную голубую тунику и персидский плащ из плотной темно-синей шерсти.

Затем он сел, в мыслях перебрав свои проблемы, отделив каждую и подготовившись к встрече. Приоритетной задачей было вывести Афины из борьбы — но навряд ли это удастся. Город снова борется за гегемонию над всей Грецией. После того, как Парменион разбил спартанцев, основными соперниками в этой игре стали Фивы и Афины, оба города заключали союзы, чтобы обеспечить себе превосходство. Пердикка был за Фивы и отправил македонские отряды в независимый город Амфиполь на востоке, чтобы выставить их против агрессии со стороны Афин. По понятным причинам это обеспокоило афинян, которые управляли Амфиполем. Это был важный форпост, контролирующий все торговые пути в низовьях великой реки Стримон, но его народ не хотел иметь ничего общего с Афинами и сражался за независимость более пятидсяти лет.

Однако теперь афиняне собрали армию, чтобы сместить Филиппа с трона, и у него не было войска, чтобы их встретить. Если они преуспеют, Амфиполь обречен.

Надев на голову тонкий золотой обруч, он вышел в тронный зал, чтобы встретить Эсхина. Мужчина был низкоросл и тучен, цвет его лица был нездорово красным из-за болезни сердца.