Основы пневматологии - Владимир Алексеевич Шмаков

ученых XIX века. Самое возникновение попыток такого наивного объяснения великой концепции эллинской мифологии свидетельствует об эпохе глубокого упадка эротической связи с надмирным, о глубокой и безысходной нищете духа.

Если примитивное сознание отождествляет богов с явлениями природы, то в более высоком своем состоянии оно существенно их различает, считая вторые только раскрытиями первых. Переход к этому постепенен. Вначале — каждая, например, молния есть бог. Затем человек поднимается до сознания бога молнии вообще, а потому каждая отдельная молния есть его проявление. Это есть классическая иллюстрация примитивного понимания принципа иерархии, как возрастания только по количеству, с сохранением постоянства и тождества смысла. Но далее уразумевается и закон синархии: высшее не только объединяет по количеству множество низших, но и качественно от них отличается и их превосходит. Соответственно этому бог пантеона становится некоторым общим внутренним смыслом, общим законом природы, космическим ноуменом, рассматривающимся в эмпирической конкретной феноменологии. Но здесь и встает на очередь возможность двойственного понимания концепции этого ноумена. Вначале такой бог понимается как самобытный аспект естества Природы, т. е. онтологически выводится из Имманентного Лика Абсолюта. Такова, например, доктрина «Теогонии» Гесиода. Эта концепция может принимать самые различные формы, от крайнего монотеизма до вполне развитого политеизма, но основная формула: «Deus sive Natura» остается неизменной, а потому все такие мировоззрения одинаково должны быть определены как пантеизм.

При достижении высших ступеней эволюции сознание поднимается, наконец, до постижения истинной эзотерической доктрины. — Физические ноумены природы суть естественные символы ноуменов трансцендентного. В явлениях природы действительно раскрывается Божество, но не иначе как через посредство своей синархии. Конкретное эмпирическое есть результат смыкания двух сходящихся рядов от Трансцендентного и Имманентного, а потому ни в коей мере не совпадает с их естеством, обладая несравненно меньшим иерархическим достоинством. Будучи лишь онтологически им потенциально причастно, оно должно актуализировать эту причастность в конкретном сознании человека, и только через это оно претворяется в реальность конкретно-спекулятивную. Таким образом, явления природы суть не только обнаружения законов эволютивной организации субъекта имманентного, но и в то же время раскрытия надмирного смысла, трансцендентного2. Отсюда и рождается культ и его обряды. Смысл культовых действий заключается в конкретной актуализации онтологической связи между миром сим и Надмирным. Воспринимаемый человеческим сознанием, культ естественно прежде всего имеет дело с человеком и его отношением к Божеству. Культ начинается с утверждения, что человек есть образ и подобие Бога, т. е. Его органический символ. В наивысшем своем развитии культ центрируется на идее Богоче-ловечества и Богосыновства, как конкретной актуализации предыдущей доктрины. Человек сопрягает собой царства природы с царствами идеального мира. Поэтому ему должно быть также доступно и утверждение онтологической связи каждого из царств природы с соответствующим царством идеального мира, т. е. осознание символического смысла первых из них. Так органически возникают культовьт символы камня, растения и животного. Это не есть обожествление явлений природы, не есть приписывание абсолютного смысла конечному, как это делается в примитивных религиях, не есть также и обожествление вида явлений природы (язычество), не есть равно и одностороннее поклонение естеству Имманентного (пантеизм), а есть одновременное утверждение и Трансцендентного, и Имманентного в их истинных соотношениях с конкретным эмпирическим. Символ культа — это конкретное обнаружение спекулятивной идеи, провидение в конечном смысле смысла бесконечного и органическое раскрытие этого. Конкретный символ — это есть точка опоры созерцанию и интуитивным восприятиям, это одновременно метод, путь и закон единственно возможного истинного познания.

Идея минерального царства как онтологического соответствия царству принципов раскрывается культом в символе камня3. Камень есть естественный символ определенности, устойчивости, незыблемости, неизменяемости и крепости. С другой стороны, как трансцендентная синархия развертывается из первичных принципов (Арканы), так и материальный мир построен эволюцией неорганической природы, т. е. «камня»4. Символ камня мы равно находим во всех религиях мира. Такова общеизвестная Кааба, поклонение которой перешло с древнейших времен в религию Магомета, представляющая соб. ой «черный камень»5 — Hadjar el aswad, который прежде всего был фаллическим символом солнца и под именем «Гелиогабал»6 был чтим по всему древнему миру. Стелы и обелиски7, гермесы и дольмены были равно распространены как у друидов (менгиры)8, кельтов (кромлехи)9, пеласгов10, греков11, римлян12, в скандинавских странах (Hoergr)13, у египтян, так и во всех странах Востока. Наряду с общим для всех семитов Beth-еГем многие божества, преимущественно женские, имели своим прямым символом фаллический камень в самом явном смысле. Таковы фаллические камни: Афродиты14, Дианы15, Кибелы16, Минервы17, Митры18 в греко-римских странах.

В Индии мы находим аналогичные фаллические камни: Ашеры19, Икзо-ры20, Шивы21, Maha Deva Bhavani22, равно как и столь распространенные лингамы23. В Сиаме мы видим аналогичный пирамидальный черный камень Sommonacodom24, В Новом Свете мы встречаем совершенно тождественную символику, которая с наибольшей яркостью проявилась в Мексике и Перу25. Величайшим святилищем Перу было озеро Титикака26 с находящимся на нем островом. В величественном храме, посвященном солнцу, была скала, из-за которой, по перуанской легенде, впервые поднялось над землей солнце27. Отсюда же вышел Mango-Сарае, основатель и законодатель империи инков, положивший начало культу солнца и впоследствии обожествленный28. Вообще же, как писал один августинский монах председателю Совета Индии в 1555 г., в каждой перуанской деревне можно найти священный камень, Guachecoatl29.

Равным образом, фаллические камни разбросаны по всему американскому континенту, как, напр., в штате Нью-Йорк, в Аллеганских горах по дороге из Филадельфии в Питтсбург, в Гватемале и Юкатане30. Знаменитые камни островов Пасхи31, Тонга32, Фиджи33 и Галапагос в Тихом океане, по-видимому, свидетельствуют о том же значении камня на погибших материках Ле-мурии (Гондваны или Пасифика) и Атлантиды. Таким образом, символ камня был действительно распространен по всему земному шару, преимущественно в связи с экзотерическим культом солнца. Наряду с пирамидальной и фаллической формами мы встречаем и другой, также весьма распространенный вид символа камня — парные столбы или колонны. Так, в Финикии мы находим знаменитые столбы Мелькарта34, описанные Геродотом35 и Фило-ном Библосским36, равно как и у входа в иерусалимский храм37 такие же столбы со знаменитой надписью, что вполне соответствует египетским парным обелискам перед пилонами храмов. Beth-el, символ камня, был распространен у всех семитических народов.

Обращаясь к религии евреев, мы видим, что здесь он имел весьма важное значение. Прежде всего нужно указать на символ каменных скрижалей Моисея, на которых Сам Иегова на Синае начертал заповеди закона (Исход, XXIV, 12; XXXI, 18; XXXII, 15, 16, 19; XXXIV, 1, 4, 28, 29). Эти заповеди суть основные принципы религиозного и юридического законодательства еврейского народа, т. е. исполняют в его истории и жизни ту же роль, что и ноуменальные принципы в бытии и жизни космоса. Начертанные на каменных скрижалях, эти заповеди являют