Лукашенко. Политическая биография - Александр Федута

— Ведь что нужно в рынке? Произвести продукцию — это первое. Второе — продать продукцию. А продать всегда можно, если торговаться с умом. Торговать с выгодой получится у собственника. Только ему никто не должен мешать… В компактной Беларуси рынок наладится быстро. Надо подчиниться рублю, а не главнокомандующему всеми крестьянами, коровами, свиньями и гусями…»334. Естественно, что Лукашенко, превозносивший централизованное государственное управление экономикой, не мог смириться с подобными подходами. Вспоминает министр сельского хозяйства и продовольствия Василий Леонов:

«Во время уборочной в августе 1997 года мне приказали быть на совещании в Брестской области. Туда прилетел и Лукашенко и начал разговор не с уборочной тематики, а — со Старовойтова.

— Вот, подлец Старовойтов, все развалил, разворовал, а ты, — ткнул он в меня пальцем, — его еще защищаешь!

Я возразил:

— Там есть кого защищать и что защищать! Президент обратился к Гаркуну335:

— Немедленно снять с работы и посадить! (Имелся в виду Старовойтов)»336.

Старовойтову, согласно закону, при жизни полагался памятник, о чем было соответствующее решение. Бюст дважды Героя был даже отлит из бронзы и лежал на заднем дворе его хозяйства: пока отливали, и СССР распался, и президента успели избрать. Рассказывают, что Старовойтов надеялся: на открытие памятника приедет и Александр Лукашенко. Но взамен «в хозяйство нагрянул батальон ревизоров, следователей, милиционеров. Оккупировали, как в войну. Люди боялись пикнуть. Им пообещали: если проголосуете за возвращение колхоза, государство вам поможет, вы заживете еще лучше, чем прежде»337.

«Предъявили» Василию Константиновичу многое: незаконное хранение оружия (старой охотничьей винтовки), взяточничество и дачу взятки, вымогательство, присвоение коллективной собственности. Дело заняло много томов.

Тем, кто видел, навсегда запомнится сидящий на веранде в общем-то заурядного по белорусским меркам собственного дома старик в пиджаке, увешанном наградами, полученными за долгие годы труда. В глазах — искреннее непонимание: «За что?!» И слова, несколько раз повторенные им перед журналистами: «Он живым меня не отпустит. Он меня убьет».

В момент оглашения приговора мы были в Кировске вместе с известным российским правозащитником Валентином Гефтером. Услышав про два года тюрьмы с конфискацией имущества Старовойтов явно оторопел, во взгляде, голосе чувствовались обида и гнев: «Мне обещали…». Жена, молодая еще женщина, подошла к клетке, в которой сидел ее разом осунувшийся муж. Прессу начали выгонять из зала заседания, но все, не отрываясь, смотрели на эту семью: жена, плача, держит руки мужа и говорит, говорит… И он — только смотрит на нее и шепчет что-то…

В отличие от Пупейко, никаких особых богатств у Старовойтовых конфисковать не смогли, даже в пользу Управления делами. Забрали бытовую технику, картины, библиотеку Книги и картины продавали на аукционе, в котором участвовали лишь представители консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ и посольства Германии. Торг шел недолго: немцы переплатили ровно один белорусский рубль по сравнению со стартовой ценой аукциона. И вернули вещи Старовойтовым.

Тем не менее в этих двух «наездах» — на «ПуШе» и на Старовойтова — есть общее: мотивы, по которым они совершены. Кроме очевидного стремления «опустить» слишком самостоятельных и успешных, поставить их на место, здесь налицо и стремление отомстить.

Мстить было за что. Пупейко, как мы помним, не поддержал Лукашенко во время его первой избирательной кампании, и даже напротив — был на стороне Станислава Шушкевича. Старовойтов тоже публично не поддержал Лукашенко:

«Ну, собрали нас, председателей и руководителей, чтобы к ручке приложились и на выборы благословили… Так я ему в лицо сказал: "Не по вам ноша, Александр Григорьевич"»338.

«Батька», «Лука» или «пахан»?

Директора Минского тракторного завода Михаила Леонова арестовали, сняв с поезда, когда он ехал в Москву. Леонов не собирался бежать, преступником себя не ощущал, кроме того, был весьма лоялен к Лукашенко, о чем свидетельствовали хотя бы результаты голосования на выборах президента, точнее — «подсчета голосов» на участках, где членами избирательных комиссий были ответственные работники МТЗ.

Тракторостроители проголосовали «правильно», если судить по объявленным результатам. И первичные ячейки «свободных профсоюзов» были на МТЗ ликвидированы сразу, как только поступила команда, да и вообще «директивы» на МТЗ исполнялись достаточно добросовестно. Опытный генеральный директор гигантского предприятия правила игры всегда знал. Тем не менее, попал за решетку. Чего ему только ни инкриминировали — от присвоенных миллионов долларов до «хищения» мобильного телефона.

Леонов, как и многие другие директора, был к власти Лукашенко лояльным, Александр Пупейко — нелояльным, Старовойтов готов был стать лояльным. Но дело, оказывается, вовсе не в том, поддерживаешь или не поддерживаешь ты курс, проводимый Александром Лукашенко. Собираешься ли ты ему мешать и перебегать дорогу или готов просто трудиться во имя и во благо. В самом этом «просто трудиться» уже содержится повод для раздражения.

«Даже не важно, может быть, директор завода холодильников на самом деле и не собирался никогда становиться президентом и даже премьер-министром, но он потенциальный лидер, он излишне самостоятельный, слишком успешный руководитель, у него сильное предприятие, его любят работники»339.

За эти годы у нас уволено, унижено, посажено так много руководителей всех рангов, что прежде вопроса — по каким причинам это произошло, возникает естественный вопрос — а все ли они виноваты?

«Бесспорно, — решительно отвечает на этот вопрос писатель, публицист и в недавнем прошлом всем известный бизнесмен Евгений Будинас. — Виновны все, пусть даже не в том, что им инкриминируют. Потому что невиновных у нас в стране нет. Так, за десять лет работы в бизнесе я не предпринял ни одного в полной мере законного шага. Ну, например, я поставил мельницу и выстроил музей, но не согласовал при этом ни один проект, химичил с оплатой, завышал затраты и занижал прибыль, уходил от налогов… Совесть моя как бы чиста — не для себя лично все же делал, как и многие другие, а для общественной пользы. И знаю, что если бы так не поступал — никакой мельницы и никакого музея попросту не было бы… Люди подставляются под санкции не от страсти химичить, а от "производственной необходимости". Дело в том, что законы, указы, декреты (многие из которых сами по себе незаконны) создают в стране ситуацию, когда нарушает закон у нас практически каждый. Почему? Да потому, что их просто невозможно, да и нелепо было бы выполнять…».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});