Наследство Карны - Хербьёрг Вассму

Потом они собирали выброшенные на берег бревна, чтобы сложить из них костер. Бревен было много. Их не собирали тут уже целый год. Самые тяжелые бревна мужчины носили вдвоем. Дети таскали доски и другую мелочь. Младший сын Олаисена, который еще не умел ходить, сидел между двумя камнями и смотрел на всех.

Наконец в светлое вечернее небо взметнулись первые искры. У костра угощались сливочной кашей. Лепешками и соком. Кофе. Хворостом и сахарным печеньем.

Кричали чайки. Не так, как в мае, но громко и настырно.

Карне казалось, что в Страндстедете чайки кричат не так весело, как здесь. Она смеялась. И прыгала с камня на камень, хотя ей было уже шестнадцать и в августе она собиралась уехать в Берген. Вместе с Педером.

Биргит повезло меньше, но она не жаловалась. Ей было семнадцать, и всю зиму ей предстояло варить рыбий жир. А там будет видно.

Семья Олаисена расположилась в доме Фомы и Стине. Ведь Ханна в нем выросла. Дети быстро заснули после поездки по морю и новых впечатлений. Только старший долго еще бродил среди взрослых, переводя осоловелый взгляд с одного на другого. Но наконец сон сморил и его.

Было уже поздно, когда взрослые наконец сели за стол. Копченая лососина с гарниром, приготовленная Бергльот. Из погреба явились зеленые бутылки с высокими горлышками. Консервированную морошку со взбитыми сливками подали в хрустящих вафельных стаканчиках.

— Здесь валяется разбитая бутылка, — сообщила служанка Олаисенов, высунувшись из погреба.

— Смети осколки в сторону, чтобы кто-нибудь не порезался, — велела ей Бергльот.

Хозяева и служанки ели вместе в столовой. Так бывало в Рейнснесе только на Рождество. Но об этом никто не вспоминал. Это было бы неуместно.

В Рейнснесе изменились не только обычаи. Люди собрались вместе, чтобы преодолеть нелады и пойти дальше. Пили за лето. За молодых. За будущее.

Карна с удивлением заметила, что Вилфред Олаисен делит свое внимание между Анной и Ханной. Ей было не очень приятно смотреть, как он наклоняется к Анне и разговаривает с ней.

Вечером Педер поразил Вениамина. До сих пор Вениамин относился к нему как к мальчику. А он оказался уже зрелым мужчиной.

В книге Соммерфельдта о судовых конструкциях Педер столкнулся с понятием «центр гравитации». Что это такое? Вениамин объяснил, что это то же самое, что и центр тяжести. Для судов он очень важен. Педер понимающе кивнул и спросил, не знает ли доктор, что такое шкала водоизмещения.

Вениамин признался, что точно не знает, наверное, это имеет отношение к размерам судна.

— Я слышал, ты будешь учиться на верфи Георгов? Это большая удача. Там тебе все объяснят, — сказал он.

— Они строят лучшие суда в Норвегии, — заметила Дина.

— Я хочу записаться и на вечерние технические курсы. — Педер смущенно кашлянул. Он не привык к такому вниманию к своей особе.

Но зеленые бутылки с высокими горлышками вскоре разрядили атмосферу. Как и кофе с коньяком, привезенным из «Гранда». Они закурили тут же, в столовой. Юхан засмеялся — в дни правления матушки Карен такое было бы невозможно. Все засмеялись вместе с ним.

Служанки, вернулись на кухню к своим обязанностям, молодые люди и Сара взяли корзины с рюмками и бутылками и ушли на берег жечь костер.

Старшие сидели с открытыми окнами и удивлялись, что в Рейнснесе почти нет комаров и слепней. Не то что раньше. Правда, теперь здесь нет и животных.

Тема была исчерпана, и воцарилось молчание. Юхан попросил у Вениамина разрешения прожить в Рейнснесе лето и осень. Ему надо кое над чем поработать.

Вениамин обрадовался. Да это подарок судьбы, если в старых домах будет кто-то жить!

Но разве Юхану не нужна служанка, чтобы вести хозяйство? По мнению Олаисена, мужчина не может жить один.

Юхан возразил, что мужчина, который выжил один в американских прериях, проживет один и в Рейнснесе. Говоря это, он так смотрел на Дину, что Вениамин насторожился.

Анна попросила Юхана рассказать, о чем он будет писать. И Юхан оказался удивительно словоохотливым. По сравнению с тем, каким он был в Страндстедете. Писать же он хотел о своей эмиграции. Об Америке. О том, как там приходится норвежцам.

— И как пришлось тебе самому? — поинтересовалась Анна.

— Да, конечно. — Он снова взглянул на Дину. Интересно, подумал Вениамин и произнес это слово вслух.

— Ты рано уехал из дома? — спросила Анна.

— Не так рано, как Вениамин. Мне было уже двадцать.

— Из всех нас только мы с Ханной никуда не уезжали из Нурланда, — заметил Вилфред.

Все вежливо посмотрели на него и промолчали. Это его задело. Он почувствовал себя посторонним. Его достоинство было уязвлено.

— Учиться за границей читать и писать и вообще чему бы то ни было стоит немалых денег, — сказал он.

— Теперь другие времена, Вилфред, — возразил Вениамин. Он обратился к нему по имени, как к собутыльнику. Или того хуже — как к своему работнику.

Олаисену это не понравилось.

— Хорошо, кому есть чем платить за себя, — обиженно сказал он.

В этом прозвучала угроза. Ханна беспокойно переменила позу. Ее плечи словно вырвались из платья и встали, как щиты.

— Вы и сами платили за своего брата, когда он кончал реальное училище, — заметила Дина.

— А я за свое образование отдал все наследство, оставшееся мне от отца, — сказал Юхан и многозначительно посмотрел на Дину.

Она вспыхнула. Только ей был понятен его взгляд.

— Хочешь остаться здесь и превратить Рейнснес в образцовую усадьбу, Юхан? — спросила она.

— Нет, я никудышный крестьянин и никудышный торговец. Это все, что роднит меня с Вениамином.

Вениамин быстро взглянул на Дину. Она невозмутимо откинулась в кресле. Но промолчала.

— Иногда эти качества проявляются через поколение. Я имею в виду умение вести дела, — сказал Олаисен, забыв обиду.

Он, единственный из мужчин, был в галстуке. И сюртук у него был застегнут даже после обеда.

— Нам с вами, Олаисен, предстоит работать в Страндстедете. Мы не можем полагаться на тех, кто придет после нас, — добродушно сказала ему Дина через стол.

Он зарделся. От стыда? Или от благодарности?

Вениамин видел, что Ханна вся напряглась.

— Трудно быть первопроходцем. Во всех отношениях трудно. Мало кто это понимает, — прибавила Дина.

И — о чудо! — Олаисен погладил Дину по руке и поблагодарил ее. Так благодарят подчиненного, проявившего понимание там, где от него этого не ждали.

— Мы должны заставить купцов построить газовый завод. В Страндстедете слишком темно. Зимой на улице не видно собственных пальцев. И аптеку! Глупо, что у нас нет своей аптеки, правда, Олаисен? — доверчиво спросила Дина.

Вениамин разглядывал свою салфетку. Как ей это удается? Она делает человека податливым, точно мягкое масло, дав ему понять, будто верит, что он еще может творить чудеса.

Остальные и глазом не успели моргнуть, как оказались лишними. Дина и Олаисен заговорили о будущем Страндстедета. И они явно не собирались посвящать в это Вениамина.

Он закурил новую сигару, наполнил бокалы, дымя над головами присутствующих. Он знал, что обычно это раздражало Анну. Один раз он попробовал вмешаться в разговор Дины и Олаисена с практическими замечаниями по поводу аптеки. Но тут же сдался.

Ханна ушла взглянуть на детей. Анна тихо разговаривала с Юханом о его предполагаемой книге.

Вениамин оказался лишним. Наконец он извинился и вышел.

— Я разбираюсь только в цифрах и музыке, — услышал он, уходя, слова Дины и ее короткий смешок.

Анна даже не подняла головы, когда он уходил. Она увлеченно слушала рассказ Юхана о Миннеаполисе.

Вениамин сразу увидел ее. Значит, он все-таки думал о ней? Знал, куда она пойдет, если захочет побыть одна? Не в дом Стине, а на крыльцо перед стеклянной верандой. Ханна сидела там и смотрела на пролив. Из большого дома ее не было видно.

Но он не пошел к ней. Он пересек двор и пошел к хлеву.

Молодые играли на берегу. Они снова разожгли костер. Пахло смолой и горелыми водорослями. Бергльот, Сара и служанки тоже были там. Они смеялись и водили какой-то хоровод.

В хоре громче других звучал голос Карны. Раньше Вениамин видел, что ей весело. Теперь он это слышал.

Как в старые времена, он влез на сиденье уборной и выглянул в высоко расположенное окно. Знал, что оттуда видно крыльцо веранды. Но для этого ему пришлось наклонить голову и согнуться.

Вениамин вспомнил, как ему приходилось подниматься на цыпочки, чтобы увидеть не только небо.

Ханна сидела на нижней ступеньке. Перила крыльца почти скрывали ее. На ней было летнее платье в синих цветах. Он видел только ее ноги от колен и ниже.

Оборки платья шевелились от ветра. Ханна двинула ногой, словно почувствовала, что за ней наблюдают. Обхватила руками колени и наклонилась вперед. Теперь стали видны ее волосы. Обнаженные руки. Они больше не были золотистыми, как когда-то. Ханна поблекла. Как блекнет молодость.