Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский

почему эта скотина Голдуотер не сидит в сумасшедшем доме.

Я задумался, расхаживая в халате, как боксёр по рингу. Всё это было мне тоже неясно.

— Не отвлекай его от главного своими проблемами, — сказала мама, вернувшись из ванной. — А ты садись за правила!

— Нет уж. Сначала поужинаем, — сказал отец.

— Правильно! — Мне страшно захотелось есть.

— Эй, Серёжка! Айда по лужам! — закричал кто-то со двора.

Мама закрыла окно, подошла к зеркалу и спросила отца:

— Ты не находишь, что я постарела за эти два дня минимум на два года?

Мой отец осторожно погладил маму по щеке и сказал:

— Ну, скажем, не на два года, на два дня. И тебе это очень идёт. Кстати, мы тебя очень любим.

— Ага… — откликнулся я и подумал: «Конечно же, это я сам виноват, что так неудачно началось моё двенадцатое лето…»

Рассказы

Первое и второе

В тот вечер я никак не мог заснуть, потому что мой отец очень хотел есть.

Он шагал по комнате, как тигр в зоопарке перед обедом, что-то ворчал себе под нос, то и дело уходил на кухню и гремел там кастрюлями. Они были пусты, но отец как будто не мог поверить этому и всё заглядывал и заглядывал в них.

Потом он тяжело вздохнул, достал из буфета хлеб и сел за стол. Я слышал, как он посыпал хлеб щепоткой соли и налил из графина воды в стакан. Сначала он, как я понял, злился, с трудом заставляя себя есть, но постепенно разошёлся и отреза́л хлеб кусок за куском. Потом достал из ящика «Известия».

Немного погодя отец включил приёмник и больше уже не ходил по комнате, как тигр. Это значило, что он наелся.

Мне тоже хотелось есть, но я вспомнил, как Зиганшин с товарищами во время океанской голодовки старался поменьше двигаться для сохранения сил, и попытался уснуть.

Но тут пришла мама. Отец сразу вскочил с дивана и снова заходил из угла в угол. Мама разделась и сказала:

— Всё-таки в читальне лучше заниматься, чем дома. Кажется, я не завалю французский.

Отец стукнул кулаком по столу и страшным шёпотом спросил:

— Начинается?

— Что начинается? — удивилась мама, расчёсывая свои красивые волосы.

— То, что я опять съел полбуханки хлеба с водой, и всё! — крикнул отец.

— Ты мог позаботиться об ужине или съесть хлеб с вареньем и с чаем, — сказала мама.

— А я люблю с солью и с холодной водой, — заупрямился отец. — Я хочу первое и второе!

— Приготовь сам, — засмеялась мама.

— Поговорим без шуток. — Голос отца стал серьёзным и мрачным. — Ты уже две недели не заглядываешь в «Книгу о вкусной и здоровой пище» и, таким образом, разваливаешь семью… Я смотрел на это сквозь пальцы, но хватит, — добавил он, как артист. — Хватит! Одно из двух: или институт, или семья. Я не могу обедать в столовой, а он, — речь шла обо мне, — запустил арифметику. Из-за чего? Из-за ненормального питания и недостатка фосфора. Нам надоела сухомятка и наспех приготовленная бурда. Вот. Мы — мужчины!

— Тебе не стыдно? — спросила мама.

Отец помолчал немного и закричал — наверно, потому, что ему было стыдно:

— Нет! Мы хотим первое и второе! Щи хотим! Уху хотим! Котлеты хотим и жареную рыбу. Ребёнку нужен фосфор для мозгов!

— Значит, из-за какого-то фосфора я должна бросить институт?

— На карту поставлено многое… — загадочно сказал отец, пугая маму.

— Так вот, — не испугалась мама, — я работаю и занимаюсь как вол в последний дипломный год. Тебе известно, что раньше я не окончила институт из-за него.

Я задумался: почему это из-за меня?

— Но я его окончу. А ты не товарищ, ты — эгоист!

— А ты плохая жена и мать ребёнка!

— А ты кто такой?

— А я хочу первое и второе. Вот кто я такой! И мне надоело жарить полуфабрикаты!

— Поговорим по дороге на работу. Я хочу спать. Же ве дормир.

— О-о! Я не сдамся! — снова, как артист, сказал отец и всё-таки замолчал, поняв, что мама устала от работы и французского языка.

Я лежал, притворившись спящим, и думал: «Наверно, когда я появился на свет, мама бросила институт, чтобы возить меня в коляске и стирать пелёнки. Потом она водила меня в ясли и в детский сад, а я часто болел то ангиной, то корью, то желтел от желтухи, то проглатывал подшипник, то вывихивал ногу. И вот наконец она оканчивает институт, а мой отец вдруг не может без первого и второго. И я ещё забыл из-за телевизора купить что-нибудь на ужин, а мама оставила деньги…»

Мама потушила свет. В темноте засветился фосфор на стрелках и цифрах нашего будильника. Я решил спросить отца, можно ли слизнуть с циферблата фосфор, чтобы не отставать по арифметике, и заснул.

Утром перед школой мне почему-то захотелось заглянуть в «Книгу о вкусной и здоровой пище». Я достал её с полки и прочитал оглавление супов. Оказывается, в мире было столько прекрасных супов, и бульонов, и щей, и борщей, и окрошек! А я и не знал!

У меня потекли слюнки. Я захлопнул толстенную книгу, положил её в портфель, съел манную кашу с вареньем и побежал в школу.

И по дороге я вдруг придумал, что мне нужно сделать для того, чтобы мама окончила институт, который бросила из-за меня, и чтобы отец ел первое и, может быть, второе, и чтобы наша семья совсем не развалилась.

В тот день на первом уроке не было нового материала. Я положил «Книгу о вкусной и здоровой пище» на коленки и незаметно читал про приготовление супов. Из них мне больше всего понравилась чихиртма из баранины. Но сделать её, подумал я уныло, мне бы ни за что не удалось. Я не знал, что такое кинза, виноградный уксус и шафран. И с другими супами, щами и борщами было бы много возни. Я чуть не вскрикнул от радости, когда увидел в оглавлении супов «мясной бульон быстрого приготовления» и прочитал про способ его варки. Он был очень прост. Мясо отделить от костей, купить лук, петрушку и морковку, всё это кинуть в воду, и бульон готов через сорок минут. И мой отец не будет ходить, как тигр, из угла в угол.

На следующем уроке мы писали диктант, и я не смог почитать книгу, а на третьем уроке, когда Игорь Павлович