Эпоха мертвых. Дилогия (СИ) - Дмитрий Медведев

Тот сидел с блаженным видом, ловя черным блестящим носом прохладный ветерок из окна, и ласка хозяйки в кои-то веки его совсем не волновала. Даже наоборот, она немного отвлекала.

— И ты это понимаешь, не так ли? А еще, Виктор, ты ведь тоже никогда не любил ее.

Такое заявление застало Виктора врасплох, он едва не выпустил руль.

— С чего ты это взяла?

— С того, что безответной любви не существует, — уверенно промолвила Беатрис, все также задумчиво глядя назад, на пса, и продолжая чесать Оскара за ухом. — Любовь — явление исключительно взаимное. А все, что кажется любовью и при этом остается односторонним, на самом деле не больше, чем смесь влюбленности и зависимости. Ты влюбился в свою жену, а потом сам не заметил, как очарованность перетекла в зависимость, минуя самую важную стадию. Так бывает.

— И что, безответно любить невозможно? — Виктор не сдержал улыбки, заявления Беатрис казались ему наивными. Сколько ей лет? Семнадцать, что ли? Наверное, Пауло Коэльо начиталась. Ну, что теперь, зато Виктору стало действительно весело.

— Нет, — помотала головой девушка. — Невозможно. Если ты не получаешь взаимности, значит, это просто не твое, и ты просто угодил в капкан. То же самое касается всего остального.

— Например?

— Ну, например, работа. Вот любит человек, скажем, рисовать картины. Да, денег не много, но есть удовлетворение от работы, есть радость от того, что делаешь. Но он идет в бизнес или политику, где приходится прорываться сквозь тернии к звездам, и, даже если невероятным чудом человек пришел к богатству, то какой ценой? Истрепанные нервы, вычеркнутые из жизни годы и пустота в сердце от того, что занимаешься не своим делом. Все, что «твое», всегда дается легко и естественно.

— Интересная точка зрения, — кивнул Виктор, собрался с силами и спросил. — Прости меня за нетактичность, но сколько тебе лет?

— Так и хочется спросить — а сколько дашь? — хихикнула Беатрис. — Двадцать семь.

— Выглядишь ты на двадцать, не больше.

— Пикап-мастер, классический ход.

Девушка внезапно потрепала Виктора по плечу, отчего тот зарделся. Честное слово, он старше ее на пять лет, но при этом чувствует себя несмышленым сопляком, которого учит жизни умудренная опытом дама. И хватит краснеть, черт тебя дери! Даже с Ленкой он так часто не смущался, а уж та, когда хотела подшутить, неизменно била прямой наводкой по самым больным местам. Беатрис же действует менее явно, но стратегически более грамотно.

Не прошло и часа, как темно-зеленый рено пересек бельгийскую границу, и асфальт под колесами сразу же зашумел, даром что был такой же гладкий и ровный, как французский. Виктор знал, что французы любят подтрунивать над бельгийцами, но не догадывался, насколько они изобретательны. Беатрис буквально засыпала Виктора шутками и анекдотами, на редкость остроумными. Смешно было до слез, пришлось пару раз даже сбросить скорость и как следует просмеяться.

Образ бельгийца для француза был как образ жителя крайнего севера для русского. С реальностью все это не имело ничего общего (кроме того, что дороги в Бельгии, как выяснилось позже, и вправду хуже), но для веселья годилось прекрасно.

В городке Монс, на фоне живописной архитектуры Старой Европы, Виктор объявил привал. Он остановил машину возле огромного, слишком огромного для такого маленького города продуктового магазина, где нашлась еда и для Оскара. Пока пес радостно грыз корм, а Беатрис что-то искала в торговом зале, Виктор решил сделать обход местности. После всего, что случилось, он окончательно возненавидел супермаркеты.

С пистолетом наготове Виктор побрел вдоль улицы, заглядывая в выбитые двери и окна и ожидая нападения откуда угодно. Два раза он замечал зомби — видимо, какие-то припозднившиеся группы. Они уверенно шли к сородичам, уже занявшим позицию, судя по бьющему в небо свету, едва видимым днем. Виктор был далеко, и зараженные его не обнаружили, хоть все равно стало страшно — а вдруг парижские «коллеги» передали здешним, что Виктор в черном списке, и его нужно убить? Что он еле ускользнул от возмездия? Да нет, чушь, никому он не нужен, даже зомби.

Виктор лелеял надежду отыскать здесь выживших. Зомби стягивались в гигантские толпы со всех сторон, не обращая ни на кого внимания и оставляя после себя вымершие улицы. Настало самое время для того, чтобы прекратить отсиживаться впроголодь в духоте квартир и выйти на свет. Зомби ведь что-то затевают, они совсем неспроста, как выразилась Беатрис, «покрывают» территорию своими группами.

Отвечая отказом на призыв Беатрис бороться, Виктор вовсе не исключал такой возможности. Просто для этого нужны другие люди, много людей, вдвоем им не только не справиться — даже урон нанести этим гадам не удастся, какая уж там борьба…

Несмотря на то, что Виктор успел отойти от магазина на порядочное расстояние, вскрик Беатрис показался ему таким близким, как будто девушка была совсем рядом. Ей вторил возмущенный лай Оскара, и Виктор очертя голову бросился на помощь.

Глава 4. Приморье

— Ты уж извини Томаша, он ведь, по сути, парень неплохой. Просто попал не в ту компанию, а меня в нужный момент не оказалось рядом, чтобы вправить ему мозги. Сейчас только надеюсь, что он повзрослеет. Да и Наталья хорошая девушка, может, она как-то повлияет.

— Да ничего, я сталкивался с такими, как он, — я прикурил первую сигарету после выкуренной ранним утром, с наслаждением наркомана наблюдая, как вонючий дым щекочет горло и идет дальше, в легкие. — А ведь они неспроста нас ненавидят, да, но я-то тут при чем? Мне от этой, так скажем, исторической справедливости не легче.

— Это наше прошлое, — вздохнул Гжегож. — Поляки, как и те же прибалты, не могут перестать им жить. Я с эстонцами работал пару раз, хорошие ребята, исполнительные, но вас точно так же на дух не переносят, на перекуре бросают дротики в вашего президента. Да, была оккупация, глупо отрицать это. Но я, как и многие другие, от тебя извинений не требую — вас всех и в проекте не было, когда Ярузельский и прочие предатели вершили свои дела. Про Сталина уж молчу.

— Факт, — кивнул я. — И все-таки неправильно это, пане Гжещу. Вот Вы хоть раз слышали от поляка, что ему в России худо пришлось только от того, что он поляк?

— Нет, конечно.

— То-то и оно. А поляки в России встречаются чаще, чем Вы думаете.

Гжегож понимающе кивнул и посмотрел на безоблачное небо, дышащее весной.

— Спасибо Вам большое. Если б не Вы, нас бы уже не было, даже в виде зомби. Как Вы уже, должно быть, поняли, эти ребята больше не хотят драться и кусаться, они научились убивать на расстоянии.

— Понял, конечно. Сложно все это осмыслить, если честно — как будто не по-настоящему, что ли, как в дурном кино каком-то. А знаешь, вы хорошие ребята, смелые. И я не сомневаюсь, что вы сделали бы для нас то же самое.

— Простите и Вы за тот случай, ну…

— Томаш сам нарвался, получил по заслугам, — сурово отрезал Гжегож. — Я ж все видел. Бить исподтишка — подлое дело, но такое в его паскудной компашке практиковалось повсеместно. Толпой на одного, битой по затылку, нож в спину, и так далее. Видишь ли, он у нас единственный ребенок, да к тому же, по нашим меркам, поздний — Бася долго не могла родить, до тридцати лет… Вот и избаловали. Слишком уж радовались, что нас стало трое.

— Что ж, Вы в любом случае хороший отец, и Томаш вас очень любит, — я немного приврал, просто хотелось сказать Гжегожу что-то приятное. Но он, кажется, мою неумелую лесть принял за чистую монету и не сдержал счастливой улыбки.

— Пора выезжать, — хозяин квартиры тяжелой рукой хлопнул меня по плечу и вышел из комнаты, которую крепко заволокло дымом. Раньше хозяева не допустили бы такой вольности, они позволили нам курить, не отходя от кассы, по одной причине — сюда больше не собирались возвращаться.

За столом, поведав друг другу о перипетиях последней сумасшедшей недели, мы посовещались и пришли к выводу, что сегодня придется разъехаться. Вообще-то семья Кошевских задержалась из-за нас, а, если точнее, из-за меня. Мне было немного совестно, хоть я и ничего не мог с этим поделать. Ну, принес незнакомым, но добрым людям хлопот, спасибо им, я и сам человек совсем не злой — по возможности бескорыстно помогаю всем и каждому. Может, карма? Очень надеюсь.

Теперь семейство выезжало во Владиславово, к какому-то знакомому Томаша. Тот уединенно жил с сыном и собакой в большом доме и был бы сердечно рад новым людям. Нас с Лехой из вежливости пригласили, но, разумеется, с нашей стороны последовал отказ и благодарность за предложение. На этом обмен любезностями закончился, пришла пора сборов.

Нам с Лехой предстояло заскочить ко мне, взять мои вещи, передохнуть и подумать над маршрутом, а потом выдвигаться в Дюссельдорф. Леха немного, для проформы поворчал, ссылаясь на то, что сама идея разделения с друзьями и приезда сюда уже была обречена на неудачу. Главным аргументом Лехи было то, что я из-за своей глупости оказался на волосок от смерти, и если бы не появились Гжегож с Томашем, то… Но они появились, так что никакие сослагательные наклонения меня не интересовали, а лехино бурчание уже начинало крепко действовать на нервы. Никогда не думал раньше, что Леха такой тиран, жаждущий стопроцентного лидерства и не упускающий ни единой возможности уколоть того, кто, по его мнению, отступил от правильной линии.