Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со ссылкой на того же Цеэ близко знавший его Ф. Мейер, редактор петербургской газеты на немецком языке (“St.-Peterburger Zeitung“) писал в воспоминаниях, что роман Чернышевского был пропущен в печать не кем иным, как начальником третьего отделения генералом Потаповым, подпись которого и до сих пор сохраняется на оригинале “Что делать?”»[283]. Возможно, как полагают некоторые исследователи, публикацией романа Потапов хотел уронить Чернышевского (неизвестного как романиста) в глазах публики. Возможно. Возможно и то, что ожидал, не потянутся ли какие ниточки от опубликованного романа к тайным связям Чернышевского. Не будем гадать.
Короче, первые главы романа попадают к Некрасову, человеку, который, строго говоря, дал Чернышевскому состояться как явлению русской культуры. Он, как я уже поминал, дал объявление в журнале о скором появлении на его страницах романа Чернышевского. Пыпин успокаивал родных в Саратове, любивших Чернышевского как родного сына: «”Дело” Николи начинало смущать Пыпиных все более и более. “Слухи, – писал Александр Николаевич, – разноречивы, и трудно сказать, когда все это кончится. Но делом сильно начинает интересоваться общество и, быть может, это послужит к скорейшему его разрешению”, – утешал он сам себя. Сообщал он также, что роман, написанный Николей в последнее время, получен, печататься он будет в мартовской книжке “Современника” и что “такого произведения никто не ожидал от Николи, и роман возбуждает сильное любопытство в публике”»[284].
И далее происходит нечто непонятное. Вроде печать Третьего отделения должна была придать уверенности издателю журнала. Но Некрасов, думаю, был человек весьма осторожный. Не случайны его советы молодым сотрудникам журнала. Антонович с Елисеевым решили посетить Чернышевского перед отправкой того на каторгу. «Когда Некрасов узнал о таком нашем намерении, то стал горячо отговаривать нас, убеждал и советовал, чтобы мы отказались от нашего намерения, не просили бы разрешения на свидание и не пользовались этим разрешением, если бы оно даже было дано. “По искреннему расположению к вам и из желания добра, уверяю вас, – говорил Некрасов, – что это свидание очень понизит ваши курсы в глазах III Отделения”. Слова Некрасова дышали искренностью и убежденьем в полезности его совета»[285]. Это, правда, было после официального осуждения НГЧ. Но тертый ярославский калач мог ожидать какой-либо жандармской провокации в связи с публикацией романа. И он неожиданно теряет рукопись. Эта полудетективная история стоит рассказа.
Начну с объявления в газете «Ведомости С.-Петербургской городской полиции». 1863, № 29, 30, 31: «ПОТЕРЯ РУКОПИСИ. В воскресенье, 3 февраля, во втором часу дня проездом по Большой Конюшенной от гостиницы Демута до угольного дома Капгера, а оттуда чрез Невский проспект, Караванную и Семеновский мост до дома Краевского, на углу Литейной и Бассейной, обронен сверток, в котором находились две прошнурованные по углам рукописи, с заглавием: ЧТО ДЕЛАТЬ. Кто доставит этот сверток в означенный дом Краевского, к Некрасову, тот получит ПЯТЬДЕСЯТ РУБ. СЕР.».
Текст абсолютно запутанный, нужно хорошо знать этот угол Питера, чтобы понять, о каком месте идет речь. Ситуация же разворачивалась следующим образом (по рассказу гражданской жены Некрасова Авдотьи Панаевой).
«Редакция “Современника” в нетерпении ждала рукописи Чернышевского. Наконец, она была получена со множеством печатей, доказывавших ее долгое странствование по разным цензурам.
Некрасов сам повез рукопись в типографию Вульфа, находившуюся недалеко – на Литейной, около Невского. Не прошло четверти часа, как Некрасов вернулся и, войдя ко мне в комнату, поразил меня потерянным выражением своего лица» (курсив везде мой. – В.К.). Что же случилось? И далее из ее рассказа ясно, что потеря рукописи невероятна, что тон Некрасова не очень естественный, что, обронив (?) рукопись, он вовсе не стал ее искать. И если бы не Панаева, то роман бы так и сгиб бы в нетях. Но цитирую:
«Со мной случилось большое несчастье, – сказал он взволнованным голосом, – я обронил рукопись!
Можно было потеряться от такого несчастья, потому что черновой рукописи не имелось. Чернышевский всегда писал начисто, да если бы у него и имелась черновая, то какие продолжительные хлопоты предстояли, чтобы добыть ее!». Этот факт (писание Чернышевским своих текстов начисто) подтверждает и заместитель коменданта крепости.
Итак, рукопись романа в единственном экземпляре, как и все остальные работы Чернышевского. Некрасов это
- Сетевые публикации - Максим Кантор - Публицистика
- Революционная обломовка - Василий Розанов - Публицистика
- Русская тройка (сборник) - Владимир Соловьев - Публицистика
- Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие… - Борис Левит-Броун - Литературоведение / Публицистика
- Никола Тесла. Пацифист, приручивший молнию - Анатолий Максимов - Биографии и Мемуары
- Опыт возрождения русских деревень - Глеб Тюрин - Публицистика
- Ответ г. Владимиру Соловьеву - Василий Розанов - Публицистика
- Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев - Биографии и Мемуары
- Н. Г. Чернышевский. Книга вторая - Георгий Плеханов - Публицистика
- Интересный собеседник - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное