Монстр с нежным сердцем (СИ) - Таня Белозерцева

продолжать тему привидений, то можно вспомнить ещё нескольких из старых хроник, — ехидно вставил Найджел. — В конце одиннадцатого века в замок пытались проникнуть сразу двое: некая дама прорывалась в башню Когтевран, куда её, конечно же, не пустили, а залитый кровью тип стремился просочиться в слизеринские подземелья. Тогдашние хронисты скрупулезно вписали их под именами Кровавого Барона и Серой Дамы. Веком позже в Хогвартс попытался вселиться ещё один потусторонний «гость», вошедший в историю как Толстый Монах. Из них по настоящим именам знали только двоих — брата Патрика и пирата Моррисона Барона, личность Серой Дамы не установлена.

— Елена Когтевран это, — вздохнул Гарри, погрустнев. Его, помимо прочего, начала беспокоить правая нога.

— Понятно, — Найджел сделал пометочку в блокноте и тоже вздохнул. — Впишем в Хроники, раз уж теперь известно…

Гарри приуныл, вспомнив поездку в Албанию за диадемой — сказали бы ему раньше, давно бы сообщил, кто такая Серая Дама. Тут сведенную ногу прострелило болью, и он яростно взвыл, изливая раздражение на всё тех же привидений:

— Да черт возьми! Какого хрена реакция на призраков отличается от той, что я помню в каноне?!

— А что было в каноне? — поинтересовался Найджел, мудро не замечая обсценную лексику.

— Странно, если честно… — сквозь зубы прорычал Гарри, потирая ноющую голень. — Полным-полно привидений во всём замке, и все такие шумные, подвижные, туда-сюда носятся, завывают, шоу всякие устраивают, вроде скачек на лошадях и игры в поло отрубленными головами. А то из стены на коне выпрыгнут в каскаде битого стекла, зрелище умопомрачительное и всегда неожиданное. Нам постоянно приходилось следить за тем, чтобы не пройти сквозь какого-нибудь призрака — жутко неприятно, как будто в ледяной туман окунаешься, стужа смертная, прям до косточек пробирает… Я их зимой особенно ненавидел: и так холодно, а тут ещё призраки эти, прут себе напрямик сквозь всё, что на пути, и неважно, человек или парта.

— А взрослые что же? Ничего не делают? — недоуменно прогудел Брайан, неотрывно наблюдая за тем, как Гарри трет свою ногу. — Болит? — не удержался он. — Дай посмотрю…

Гарри с облегчением отдался в руки доктору и затарахтел дальше:

— А чего взрослые? Ничего. Привидения, как я понимаю, лет двести как в замке обосновались, после того пожара, стало быть, и чувствовали себя в своей вотчине: друзей на смертенины приглашали, факультеты меж собой делили и ссорили. Покровительствовать пытались, Бинс, прости господи, учительствовал, но как-то странно, как заезженная пластинка, говорил об одном и том же — о восстаниях гоблинов. Гринготтс… Григонттс… Гринготтс… — тут Гарри сам в заезженную пластинку превратился, забормотав о гоблинах-банкирах. Брайан оставил ногу и, приподнявшись, звучно влепил Гарри пару пощечин.

— Так. Ну-ка, парнишка, без истерик давай! Мы знаем, что было бы с Хогвартсом, не поймай ты Руквуда…

Получив неслабые оплеухи, Гарри мигом пришел в себя, вдохнул-выдохнул и с благодарностью посмотрел в глаза бессменному колдомедику Больничного крыла. Вздохнув, грустно сообщил:

— Много привидений в замке было, и взрослые к ним относились как к чему-то совершенно обыденному. Они даже разрешили умершему профессору Бинсу преподавать историю. Так что я теперь понимаю твою реакцию при нашей первой встрече, Найджел, — перевел он взгляд на директора.

— Помню, — скрипнул тот желваками. — Как и фестралов твоих, запряженных в школьные кареты. Мертвому Хогвартсу, получается, полагался мертвый персонал. Чего нам, в конце концов, удалось избежать, благодаря твоему вмешательству.

Гарри кивнул и, помедлив, задал один-единственный вопрос:

— Почему?

— Потому, что эта область за гранью возможного, — Найджел правильно понял его вопрос. — За гранью человеческого восприятия, за гранью жизни, наконец. Потусторонние явления сами за себя говорят — они по ту сторону чего-либо. Кошки, как существа утонченные, обладающие сверхчувствительным восприятием, эту грань особенно сильно чувствуют, и реакция у них соответствующая. Проще говоря: мертвым нечего делать в мире живых. Умерли — ушли куда положено. Но те, кто противится своему уходу, как бы попирают законы природы, сопротивляясь естественному ходу вещей, из-за чего и происходят такие вот взбрыки, когда умирающий разрывается между двумя мирами: его тянет в царство мертвых, а он хочет остаться в прежнем мире живых. Грани этих пространств очень тонки и находятся за пределами нашего настоящего, нам, живым, этого никогда не постичь, а умерев, не можем рассказать… Как и сами привидения, которые на самом деле не сознают своей смерти.

Найджел замолчал. Брайан, полагая, что разговоры окончены, встал, сгреб Гарри за воротник и отволок в больничку — смотреть, что у него с ногой. С ногой оказался нервный перенапряг, и Брайан уложил болезного героя на коечку, прописав ему курс массажа и постельный режим на три дня. Бедный Гарри. Больничное питание и сон по расписанию — та ещё морока. Скучно пациенту становится уже через час после насильно скормленной овсянки и пиалы с бульоном.

Зато с Хогвартсом Гарри никто не мешал мысленно общаться хоть целую вечность, чем он и занялся в охотку. А побеседовать им было о чём. А так как тема привидений была ещё свежа, то о них и поговорили в первую очередь.

— Слушай, Хогвартс, тебе и вправду было так страшно, когда профессор Бинс почил? Прости, что спрашиваю, но я хочу понять…

Знаю, Тополёчек, не извиняйся. Ты меня тоже прости — я такой паникёр. Пойми, смерти — нередкие случаи в моих стенах, мне грустно, когда кто-то умирает, это означает, что человека не стало, что он больше не засмеется, перестанет ходить по моим коридорам, его жизни пришел конец. Это всегда так грустно… Но то, что восстает из-за Грани, это как-то… неправильно. Неестественно. И оттого очень страшно. Не люблю мертвых… то есть умертвий, вроде привидений, упырей, вампиров и кто там ещё после смерти встает…

— Понимаю тебя, — пробормотал Гарри, вспоминая красноглазого безносого лича, восставшего из котла на том кладбище после турнира. Лорд Волдеморт, состряпанный из праха отца-маггла, плоти не того слуги и крови врага, сдобренной гремучей смесью из яда василиска и слез феникса, получился каким-то гротескным, ненастоящим, скорей, карикатурной пародией на самого себя, чем на того, кем хотел возродиться…

Лежать в больнице было неимоверно скучно, и несколько раз Гарри порывался уйти, но мадам Помфри бдительно осаживала беглеца окриком:

— Ку-уда?! А ну лёг обратно! У людей с такими симптомами от нервов ноги отнимаются, хотите пополнить их ряды? Лежать, лечиться!

Гарри, застуканный медсестрой, вздрагивал и покорно возвращался в койку. Массаж ему делали практиканты, молодые супруги Элиот и Леопольдина Сметвик, набирающиеся опыта в школе перед поступлением на работу в Мунго. Что ж, работали они прекрасно, экзамен на пациенте сдали на