Иерусалим правит - Муркок Майкл

Я не хочу и думать об иной, еще более ужасной альтернативе — что мой старейший, мой лучший друг послан, чтобы уничтожить меня так же, как мне недавно приказали уничтожить слепого мальчика.

Мой корабль звался «Эсме». Розовый, как египетский рассвет, золотой, как египетская ночь, мягкая и теплая, — его запах казался ароматом самой жизни. Он был прекраснейшей из моих грез. Он возродился бы утром, такой чистый и полный энергии, и все, смотревшие на него, затаили бы дыхание при виде этой девственной красоты.

Мой корабль звался «Украденная душа»; даже разбитый, полностью разрушенный, рассыпавшийся и разграбленный, он сохранил ауру благородства и жизни, чистое ощущение того, что он служил людям хорошо и достойно.

— Если б когда-нибудь в твою тшесть, Иван, назвали бы тшортов корабль, — говорит миссис Корнелиус, — его бы следовало окрестить «Удатшливый ублюдок»…

— Удачи, миссис Корнелиус, просто не существует, — отвечаю я. — То, что вы называете удачей, — лишь сочетание открывшейся возможности и разумного суждения. Здесь нет ничего случайного.

Таким образом, благодаря моим возвышенным устремлениям и, с готовностью соглашусь, при некоторой помощи старого друга, я наконец сбежал из Рая.

Глава двадцать первая

Я прошел через последние врата, врата вечной смерти. Анубис был моим другом. Я обрел бессмертие особого рода. Я мог свободно блуждать по земле теней, но мое будущее оставалось туманным, и ужас не покидал меня. Я обрел знание, к которому никогда не стремился и о котором никогда не осмелюсь заговорить. Я видел силу и власть абсолютного Зла.

Есть один старик, похожий на бродягу; он ходит взад-вперед по Портобелло-роуд в будние дни, когда на рынке продают только фрукты и овощи. Нас с ним порой путают. Даже миссис Корнелиус говорит об этом. Он‑Irischer. Я не обижаюсь. Мы бы назвали его rorodivni. Он, по словам отца П., тот, кого предки этого старика именовали da-chearde, сынами двух искусств, оракулами. Еврей Барнум говорит, что он — nebech-meshiach, и дает ему шиллинг, но я не уверен, что это — богохульство. Берберы в пустыне Триполи могли бы назвать его achmak ilahiya[535] и, возможно, тоже сочли бы его оракулом. А почему бы и нет? Он произносит вслух только то, что мы боимся сказать шепотом. Он цитирует Библию. Он говорит о милосердии Бога и о способах его заслужить.

Нет причин не верить ему. Его логика основана на теологических традициях. Возможно, его голосом действительно говорит Бог. И никто из нас ничего не слышит. Даже я. Но я знаю, когда нужно молчать. В пустыне я научился молчанию и постиг искусство глупости. Иначе я не смог бы выжить.

Он, кажется, не проявляет интереса к церкви. Но, я думаю, ему что-то дают в клариссинском монастыре напротив обиталища миссис Корнелиус. Значит, он католик, возможно, бывший священник. Те, кто говорит, что Бог никогда не объявляет о Своем присутствии, могли бы провести пару часов с мистером О’Доудом. Он не совершает ритуалов, не рассказывает притч, но напрямую передает Божью волю. И все равно мы не слушаем! Я видел его с теми новыми монахинями, сильно напоминающими социальных работниц, — у них практичные чулки, юбки и едва заметные каблуки. Это всегда ирландки; они смеются тем визгливым, неестественным смехом, который кажется мелодичным только после хорошей порции виски. Они напоминают мне женщин феллахов. Думаю, они присматривают за ним. Моя подруга мисс Б., которая раньше была очень известной танцовщицей, тоже католичка. Она посещала большую церковь неподалеку, там мы и познакомились. Все ее друзья — ирландцы или поляки из Хаммерсмита. Сама она живет на Спортинг-Клуб-сквер, в западном Кенсингтоне. Я нередко навещал ее, но Бродманн положил этому конец.

В один погожий февральский вечер Бродманн снова выследил меня, или, точнее, я узнал, что он взял мой след. После чая я покинул эксцентричный терракотовый особняк мисс Б., решив не использовать ворота, ведущие на Мандрэйк-роуд, но пройтись по садам и насладиться последним вечерним светом. Я испытывал особые, нежные чувства к Спортинг-Клуб-сквер. Творение Галифакса Бегга[536], с высокими оградами из кованого железа и стоящими вокруг деревьями, с богатейшими ботаническими садами, казалось подлинным убежищем. По какой-то счастливой случайности сюда почти не доносился навязчивый шум с соседней Норт-Энд-роуд, и я легко мог представить, что сидел, наслаждаясь одиночеством, в собственном наследственном имении близ Киева. Сады дают то особое чувство порядка и безопасности, которое отдельные люди часто находят в арабских внутренних дворах. Был понедельник, около пяти часов вечера. Солнце садилось, пульсирующие красноватые отблески пробивались сквозь густую листву массивного дуба, который шестьдесят лет назад был единственным ориентиром на обычном фулхэмском пастбище. Я вдыхал запах травы и вечнозеленых растений. Острый аромат горячих углей, казалось, одурманил двух полосатых кошек, гонявшихся друг за другом по лужайкам, среди декоративных посадок и клумб, лавровых изгородей и восковых ботанических курьезов. Маленький парк, который поддерживали на средства, оставленные самим Беггом, был столь же ухоженным и столь же богатым редкими растениями, как Дерри энд Томз-руф-гарденс[537], еще одно излюбленное укрытие для размышлений и воспоминаний.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Над площадью висел неподвижный туман, даруя то бесконечное спокойствие, которое часто можно было обрести в Лондоне, пока улицы города не заполонили крикливые иммигранты, поселенцы среднего класса и антиобщественные семейные седаны. В те дни после обеда толпы собирались только в центре. Большинство квартир в домах у площади занимали люди средних лет, которые поселились здесь в то время, когда арендная плата была умеренной. Сегодня это — известное место. Его знают все таксисты. Туристические автобусы привозят сюда людей по дороге к Эрлз-Корт. Каждое многоэтажное здание разного стиля, большинство из них казались вызывающими во время строительства, но теперь требуют усовершенствования. В тот раз я увидел Бродманна, когда подошел к декоративным северным воротам с чугунными орлами, точными копиями петербургских. Он, должно быть, следил за мной. Возможно, он уже знал о моей связи с мисс Б.? Или, возможно, мисс Б. предала меня? А может, они наблюдали за ней и случайно вышли на меня. Конечно, детали уже не имели значения. Стало совершенно очевидно, что Бродманн снова взял мой след. Это было сразу после войны, когда я молился о том, чтобы его отозвали или, еще лучше, убили во время «Блица». Полагаю, Бродманн решил, что я не признал его. Я использовал свое единственное преимущество и притворился озадаченным. Он был одет как бродяга, но никак не мог скрыть злобное торжество! Мое приятное мечтательное настроение вмиг исчезло. Душевное спокойствие нарушилось. Я чувствовал, что гармония, обретенная с таким трудом, разбита вдребезги. Теперь Бродманн, когда ему захочется, мог на меня донести — и тогда меня силой вернут на родину. Меня неизбежно станут пытать, как и тех, других казаков, которых британские лорды отослали назад к Сталину. Вот почему я никак не могу называть определенные имена, включая свое собственное. Те немногие из нас, кто сумел дожить до естественной старости, отвечают друг за друга. Называть нас нацистами (об этом я сообщил Бродманну в записке) — значит упрощать наши политические идеалы. Он так ничего и не ответил. Я надеялся спугнуть его. Бродманн, конечно, был настоящим нацистом. И не первым евреем-нацистом, которого я встречал. Они все одинаковы, эти коммунисты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне больше никогда не пришлось насладиться ботаническим уютом Спортинг-Клуб-сквер. Я сел на «двадцать восьмой» у «Семи Звезд» и оглянулся назад, чтобы проверить, не следует ли Бродманн за мной. Я вышел у «Одеона», на Вестбурн-Гроув, и, не рискнув пойти домой, отправился в кино. Показывали ковбойский фильм, где какой-то смехотворный Билли Кид[538] спасал город от всяческих злодеев. Там была сцена в пустыне, в которой я опознал Долину Смерти, хотя холмы и столовые горы в том ландшафте сильно напоминают однообразную ливийскую Сахару, где все пики похожи друг на друга.