Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

– Здравствуй, Учитель!

Луна уже почти касалась бело-голубых гор Иудеи. Выступила заиндевевшая изморозь, пальцы и губы Иисуса посинели. Иерусалим возвышался в лунном свете слепой и мертвенно-бледный.

Иисус повернулся, посмотрел на воинов и левитов.

– Привет вам, посланцы моего Бога! – промолвил он. – Идемте!

И тут он заметил Петра, который в толчее успел полоснуть ножом по уху одному из левитов.

– Верни свой нож в ножны. Ибо все, взявшие меч от меча и погибнут.

Глава 29

Иисуса схватили, с гиканьем и свистом поволокли по камням среди маслин и кипарисов и повели через Долину Кедров в Иерусалим и доставили во дворец Каиафы, где уже собрался синедрион, чтобы судить бунтовщика.

Было холодно. Слуги развели во дворе огонь и грелись. Время от времени из дворца выходили левиты и сообщали новости. От рассказов о том, как его истязали, волосы вставали дыбом на голове. Что за хулу изрекал окаянный о Боге Израиля, о Законе Израиля, о святом Храме, который он обещает разрушить, а место, на котором стоит Храм, посыпать солью!

Плотно закутавшись и глубоко втянув голову в плечи, во двор проскользнул Петр. Он уселся у огня, протянув к нему руки, грелся и с ужасом слушал новости. Проходившая мимо служанка увидела его и остановилась.

– Эй, старче, – обратилась она к Петру, – что это ты прячешься от нас? Подними-ка голову, дай взглянуть на себя. Сдается мне, что ты тоже был вместе с ним.

Услыхав эти слова, несколько левитов подошли ближе. Петр испугался.

– Клянусь, – сказал он, поднимая руку, – что не знаю я этого человека!

Он направился было к выходу, но тут другая служанка заметила, что он собрался уйти, и протянула к нему руки:

– Эй, старче, куда ты? Ты был вместе с ним, я видела тебя!

– Не знаю я этого человека! – снова воскликнул Петр, отстранил девушку и прошел дальше, но уже в воротах двое левитов остановили его, схватив за плечи, и хорошенько встряхнули.

– Говор тебя выдал! – закричали левиты. – Ты галилеянин, его ученик!

Петр принялся клясться, божиться и кричать:

– Не знаю я этого человека!

Тут во дворе прокричал петух, и Петр оторопел, вспомнив слова Учителя: «Петр, Петр, прежде, нежели пропоет петух, ты трижды отречешься от меня!» Он вышел, сжавшись всем телом, и зарыдал.

Светало. Небо покраснело, наполнившись кровавым багрянцем. Из дворца выбежал возбужденный, бледный левит.

– Первосвященник рвет на себе одежды. Теперь злодей говорит: «Я – Христос, Сын Божий!» Все старейшины повскакивали с мест, рвут на себе одежды и кричат: «Смерть! Смерть!»

Появился другой левит.

– Сейчас его поведут к Пилату. Только он имеет право выносить смертный приговор. Дайте им пройти. Двери открываются!

Двери распахнулись, показались вельможи Израиля. Первым, медленно ступая возбужденный первосвященник Каиафа. Следом шли старейшины – множество бород, лукавые, злокозненные глаза, беззубые рты, злые языки. И все они кипели от злости, так что пар поднимался. Позади молча шел скорбный Иисус, с головы которого стекала, кровь от побоев.

Во дворе раздалось гиканье, смех, ругательства. Петр вздрогнул, прислонился к косяку ворот и заплакал.

«Эх, Петр, Петр, – тихо бормотал он. – Трус, лжец и предатель! Подними голову и крикни: «Я с тобой!» И пусть тебя потом убьют!» Он терзал, бередил свою душу, но тело его оставалось на том же месте, прислонившись к дверному косяку, и дрожало.

На пороге Иисус споткнулся. Он пошатнулся, вытянул руку, ища, обо что бы опереться, и схватил Петра за плечо. Тот окаменел от ужаса, не в силах даже рта раскрыть, и застыл неподвижно. Он почувствовал, как рука Учителя вцепилась в него, не желая отпускать. Еще не совсем рассвело, стоял голубой полумрак, и Иисус даже не повернул головы, чтобы взглянуть, за что же он ухватился, пытаясь устоять на ногах. Он выпрямился и снова двинулся в окружений воинов вслед за старейшинам к Башне Пилата.

Пилат к тому времени уже проснулся, принял ванну, умастил тело благовониями и в раздраженном состоянии духа отправился на верхнюю террасу Башни. Никогда не был ему по душе день Пасхи, когда, захмелев от своего Бога, евреи впадали в безумие и всякий раз затевали ссору с римскими солдатами, что в этот год могло привести к резне, которая вовсе не была выгодна Риму. А нынешняя Пасха несла с собой еще и другие неприятности: может быть, это и к лучшему, если евреи предадут распятию злополучного юродивого Назорея. Негодное племя!

Рука Пилата сжалась в кулак. Им вдруг овладело упрямое желание спасти этого юродивого; не потому, что тот был не виновен (ведь что такое «не виновен»?), и не потому, что он жалел его (недоставало ему еще евреев жалеть!), но чтобы досадить негодному еврейскому племени.

Под окнами Башни раздались громкие крики. Пилат нагнулся и увидел, что двор наполнился еврейским сбродом, разъяренная толпа переполнила портики и террасы Храма. В руках у всех были палицы и пращи, с гиканьем и свистом люди толкали и пинали Иисуса, а римские солдаты охраняли его, подталкивая к огромным воротам Башни.

Пилат вошел внутрь, уселся на украшенном массивной резьбой кресле, ворота распахнулись, и два мавра исполинского роста втолкнули Иисуса. Одежды его были разорваны в клочья, лицо все в крови, но голова была высоко поднята, а глаза сияли каким-то безмятежным, отрешенным от мира светом.

Пилат улыбнулся.

– Вот ты снова передо мною, Иисус Назорей, царь иудеев. Говорят, тебя хотят умертвить.

Иисус глянул через окно на небо. Мысли его витали где-то далеко от тела. Он молчал.

Пилат разозлился и крикнул:

– Оставь небо в покое, смотри на меня! Или ты не знаешь, что в моей власти освободить тебя или отправить на крест?!

– Ты не имеешь надо мной власти, – спокойно ответил Иисус. – Один только Бог имеет.

Внизу раздались яростные голоса:

– Смерть! Смерть!

– Что это их так взбесило? – спросил Пилат. – Что ты им сделал?

– Я провозглашал им истину, – ответил Иисус.

Пилат улыбнулся.

– Какую истину? И что такое «истина»?

Сердце Иисуса сжалось: вот каков мир, вот каковы его правители – спрашивает, что такое истина, а сам смеется.

Пилат выглянул в окно. Он вспомнил, что не далее как вчера схватили Варавву за убийство Лазаря. Согласно старинному обычаю в день Пасхи римляне освобождали одного из осужденных.

– Кого вы желаете, чтобы я освободил? – крикнул Пилат. – Иисуса, царя иудеев, или разбойника Варавву?

– Варавву! Варавву, – завопил народ.

Пилат крикнул стражников, указал на Иисуса и велел:

– Отхлестайте его, наденьте ему на голову терновый венец, заверните в багряницу и дайте в руки длинную трость вместо царского скипетра. Это царь, так облачите же его по-царски!

Пилат подумал, что, если Иисуса представить народу в столь плачевном виде, народ может сжалиться. Стражники схватили Иисуса, привязали к колонне и принялись хлестать плетями и плевать на него, затем сплели венец из терниев, который затянули у него на голове, да так, что кровь залила лоб и виски, набросили на плечи багрянпцу, вложили в руки длинную трость и привели к Пилату, а тот при виде его не мог удержаться от смеха.

– Добро пожаловать, Величайший! Иди-ка сюда, представлю тебя твоему народу!

Он взял Иисуса за руку и вывел на террасу.

– Се человек! – крикнул Пилат толпе.

– Распять его! Распять! – снова завопил народ. По приказу Пилата ему принесли таз и кувшин с водой, он наклонился и стал мыть руки на глазах у толпы.

– Я мою, умываю руки, – сказал он. – Не я проливаю кровь его. Я не виновен. Берете на себя грех?

– Кровь его на наших главах и главах детей наших! – загудел народ.

– Возьмите его в свое удовольствие! – сказал Пилат.

Иисуса схватили, взвалили на него крест, стали оплевывать, бить и подгонять пинками в направлении Голгофы. Он зашатался – крест был тяжел – посмотрел вокруг в надежде увидеть кого-нибудь из учеников, который кивнет ему, пожалеет его. Он смотрел, смотрел, но так никого и не увидел. Тогда он вздохнул и прошептал:

– Благословенна да будет смерть! Слава Тебе, Боже!

А тем временем ученики забились в таверну Симона Киренянина и ожидали, когда кончится распинание, чтобы с наступлением ночи уйти, не попадаясь никому на глаза. Притаившись за бочками, они прислушивались к тому, что происходило на улице. До слуха их доносился шум радостной толпы – все, женщины и мужчины, спешили на Голгофу. Они отменно справили Пасху, наелись до отвала мяса, напились вдоволь вина и теперь спешили посмотреть, как будет происходить распинание.

Ученики вслушивались в доносившийся с улицы шум и дрожали. Время от времени раздавалось тихое всхлипывание Иоанна, иногда поднимался Андрей, прохаживался взад-вперед по таверне и грозился, а Петр ругался и сквернословил из-за того, что ему не хватило мужества и смелости заявить о себе открыто и принять смерть вместе с Учителем… Сколько раз он клялся ему: «Вместе с тобой до смерти, Учитель!», а теперь, когда смерть приблизилась, он забился за бочки.