В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

– Странные вы. Такие технологии… и такая замшелая ксенофобия. Не надо было закрываться от мира. Я знаю, что для иностранцев переезд на Японские острова почти невозможен. Туристом – пожалуйста, но вот остаться… Вы хотели сохранить чистоту нации. А в результате… почти оказались на обочине. Спасли вас только роботы. А кто мешает вам с помощью той же искусственной вагины… ой, матки – штамповать детей. Вы думаете, что у них не будет души?

– Не знаю. Но почему-то у нас мало таких рождается. Я не знаю, чем руководствуется правительство. Я считаю это ошибкой. Я думаю ни у кого души нет.

– Так чего ты хочешь, Гарольд? – спросила она, не ответив на его выпад. – Зачем ты на самом деле пришел?

Видимо она не могла поверить и думала, что он шутит, подумал австралояпонец.

– Я хочу, чтоб ты была со мной. В законном браке, временном партнерстве… или просто так. Это не важно. Но навсегда. До самой смерти. Не ожидала?

– Дурачок ты, – женщина усмехнулась, но невесело. – Все вы мужчины такие? Думаете, что вы такие хитрые, но вас видно насквозь. Может, в тактике боя вы и смогли бы обдурить кого-то. Но не в отношениях. Побереги слова. Я это про тебя знаю с того времени, когда ты нас с Максимом тренировал. Ты смотрел на меня… не как преподаватель.

– А даже если так. Смотрел. И не жалею. Так каким будет твой ответ? – чопорно и в то же время резко спросил Гарольд.

– Извини. Отрицательным. Прости, честное слово.

Он не дернулся, но на секунду по его лицу пробежала тень.

– Прости, – повторила Эшли. – Мне сейчас не нужен ни ты, ни Макс, ни кто-то другой. Я не провожу кастинг на эту роль. Съемки фильма отменены.

– Забавно, – Гарольд потом помрачнел, словно до него только теперь дошел смысл ее слов. – Значит, «отдел кадров уведомляет вас, что вакансия закрыта»? Из-за тотальной автоматизации? – произнес он медленно и расстановкой.

Она опять не заметила его выпад, довольно грубый.

– Я не думаю, что тебе нужна лично я. Если бы это было так... я бы это заметила. Но этот интерес – это не любовь.

– А если бы ты знала, что это любовь? Что ответила бы в этом случае?

– Тоже нет. Потому что у меня огонек не загорается.

Он знал, что у нее кто-то есть. Наводил справки по своим каналам. Но также видел, что их отношения с этим адвокатишкой нельзя назвать серьезными. Иначе бы она не стала приглашать его, Гарольда, к себе и ходить с ним на встречи… хотя все встречи были обставлены как дружеские. Синохара и тогда подозревал, что дело не в этом типчике. Просто у нее другие приоритеты.

Как там его звали, Рон Уизерс? Почти как персонаж из «Гарри Поттера». Можно стереть его в порошок, вот только это не решило бы проблемы.

Австралояпонец ощутил подступающую ярость. Ёкодзуна, значит? Великий чемпион лузеров? Повелитель вселенской френдзоны?

– Знаешь, – Синохара почувствовал, как кровь приливает к лицу. – У людей, которые побывали в командировках в аду, немного другое отношение к жизни. И к женщинам. Это накладывает свой отпечаток.

– Макс мне рассказывал про ПТСР. Отношение как к вещи? Как к блюду на столе?

Синохара кивнул, чуть скривившись при упоминании бывшего кадета Рихтера.

«Кем же он закончил свою бесславную карьеру? Рядовым боевиком или командиром бандитского отряда? Ничего. И до него доберемся. Чертов предатель».

– Но ты не волнуйся, – продолжал Гарольд, делая вдох. – Я не такой. Тебе ничего не угрожает. Я не испортился там. Не стал как они. У меня нет посттравматического синдрома. Наоборот, я закалился. Нет никого, с кем ты была бы в большей безопасности. Тот, кто причинит тебе вред или обманет тебя… сильно пожалеет, – сказал он, следя за ее реакцией. А Эшли молчала, – Просто я хочу, чтоб ты хорошо подумала. Я ведь не мальчик, который верит в чудеса. У меня конкретное деловое предложение. У меня есть капитал. Его хватит на первое время. Ты думаешь, я нищий? А я богаче любого, кто вертится вокруг тебя, но при любой беде смотает удочки. Я откладывал. Даже когда жил с Юки сберегал процентов десять, ведь денег, после того как я стал работать по контрактам, было много. Она все равно спустила бы их на шарлатанов и снадобья! Которые Акире ничем бы не помогли. Там неплохие проценты набегают. Ты сможешь выкупить свой дом у банка. Мы можем достроить его, как ты хотела! С балконами и террасой. Ты можешь уйти из Корпуса сейчас и никогда о нем не вспомнишь. Я могу не только защищать тебя, но и обеспечивать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вариант великого Гэтсби? – сказала Эшли, потерев себе лоб, на котором проступила небольшая морщинка. – Извини, но и он не пройдет. Как и не прошел у самого Гэтсби. И мне не нужен муж-наемник. Тебя убьют, хорони тебя потом за свой счет... Шучу. Если бы мне нужен был мясник, я бы не отпустила Макса. Давай начистоту? У тебя руки по локоть в крови, а у него разве что до запястий. Ты хотел стать крутым мужиком… но мужчина не равно «убийца». Тебе когда-нибудь снесет крышу, и ты… ну ты понял. Я уж лучше найду себе учителя или дизайнера. Извини за честность.

– Не извиняйся. Странно, что не собачьего парикмахера. Или мастера интимных стрижек, – сказал он и заметил, что сарказм в его голос заставил ее поежиться.

– Ладно, не кипятись, – примирительным тоном сказала Эшли. – Про хоронить – это была неудачная шутка. Но и ты напрасно грубишь. Я, может, вообще никого не буду искать.

– Да ну?

– Я привыкла. Мне кота достаточно. На нем можно в шахматы играть. А нового заведу синего в горошек. Лет через пять могу родить для себя. Хотя ребенка можно и усыновить. Это даже поощряется. Например, мулата или черненького. А может, встречу все-таки своего принца. Не хотела тебя обидеть. Ты чудесный человек. Я желаю тебе всего добра на свете. Но для тебя лучше перестать жить иллюзиями. Ты существуешь в мире байтов, со своими машинками. Общайся с людьми и будешь лучше их понимать. Больше проводи времени в компании, помогай друзьям и близким. И, поверь, ты еще найдешь себе нормальную женщину.

– А если мне никто не нужен, кроме тебя?

– Врешь. Никогда не замечала за тобой такого. Я бы почувствовала. Я видела, что интересна тебе, но не более. Поэтому ты обманываешь. Я только не знаю, зачем. Но предположу, что в тебе говорит не любовь, а упрямство и гордыня.

– Другую? – он словно взвесил это слово на весах. – Уже были. Но я не чувствую к ним ничего. Да и все они как с фабрики клонов.

– Рихтер тоже так говорил.

– Не упоминай о нем.

– Это не из-за него, – сказала Эшли. – Между мной и Максом все кончено. И не из-за того, кто был после него. Хоть я и не обязана тебе это говорить. Я просто хочу быть собой.

– Я думал, что ты не такая как все.

– Такая же. Борись со своей гордыней. Даже самый золотой человек не имеет прав на другого. А в любви нет справедливости.

– Гордыней? – Синохара повторил за ней возвышенное слово ”arrogance”. – Возможно. Я не христианин и не считаю ее грехом. Я по происхождению синтоист, а по сути – агностик. Может, я вообще ударюсь в буддизм. А что если мы все – всего лишь сон одного из нас, который вспоминает свою прошлую жизнь на Земле?

Взгляд Эшли на секунду стал отсутствующим. Видимо, она проверяла сеть.

– Извини. Сообщение, приходило… про распродажу. Но я вылечилась от шопинга. Так вот? На чем мы остановились? Ах да! Две трети моих подруг за тридцать так живут. С котами, игуанами... или роботами. А из тех, кто старше – даже больше. Молодые по молодости обжигаются, но потом тоже приходят к выводу, что лучше одной или одному. Я говорю о среднем классе, а не о тех, кто беременеет в шестнадцать под наркотиками. Маргиналы и мигранты живут проще. А у высших классов и истеблишмента другие проблемы, не как у среднего. Им приходится детей заводить, ведь надо обеспечить преемственность капиталов. Они пока еще смертные. Но и там ценят свободу и пытаются от этого откосить. Но к их услугам любая прислуга, любые помощники. И суррогатные матери тоже.

– Понимаю, – произнес Гарольд, допивая чай и ставя чашку на блюдце. – У меня есть одна подруга. Она постоянно говорит, что хотела бы иметь детей. При этом она не дура. Понимает меня так хорошо, будто знает с рождения. Дает советы. Но я не люблю ее. Мне она кажется слишком холодной… и, ха-ха, какой-то бесчеловечной. Мы с ней друзья, не более. Потому что нравишься мне именно ты.