Мировая холодная война - Анатолий Уткин

Происходила настоящая поляризация Востока и Запада. Вместо коалиции военных времен на горизонте оформлялась одна и вторая группировка. Прежний латентный характер спора перерастал в открытый, из кабинетов противоречия вырвались на улицы. Западные лидеры впервые стали призывать к росту военных сил, чтобы «встретить угрозу с востока». И противостояние более не ограничивалось Восточной Европой; весной 1946 г. в центр противоречий встал Иран.

Возникает острая нужда в осмыслении и прояснении для всей американской элиты характера и смысла внешней политики СССР. Министр военно-морского флота Форрестол жалуется, что, при всех усилиях, не может найти адекватного объяснения. Вначале он мобилизует профессора Эдварда Уиллета для «решения загадки России». Вопрос: «Мы имеем дело просто с национальной единицей, или мы имеем дело с национальной единицей плюс философия, доходящая до высот религии?». Виллет пришел к выводу, что советские лидеры привержены глобальной пролетарской революции, в ходе которой «столкновение между Советской Россией и США кажется неизбежным». Форрестол был настолько удовлетворен выводами профессора, что разослал копии его доклада президенту и членам кабинета, ведущим политическим деятелям и даже папе римскому. Издателю Генри Люсу Форрестол писал: «Я понимаю, что подобные доклады легко высмеять, но среди громкого смеха давайте вспомним, что мы смеялись и над Гитлером».

В это же время раздавал свои меморандумы Чарльз Болен; они были более умеренными. Он видел задачу в том. Чтобы «интегрировать политику диктатуры, исключительно направленной на удовлетворение интересов советского государства, с интересами международного сотрудничества». Но Болен категорически выступал за переговоры, особенно узкие — трехсторонние». Объединенный комитет разведки при Объединенном комитете начальников штабов в феврале 1946 г. пришел к сходным выводам. Цель русских — безопасность, а мировая революция. Указанная постановка вопроса привела к тому, что объектом изучения стала русская национальная психология. И на этом военная разведка споткнулась: «Точного определения и рационального объяснения не может быть дано — по меньшей мере, нерусскими».

С ревностью неофитов американские аналитики начали изучать то, что в русской национальной стилистике мало походит на западный аналог — советские выборы, вернее предвыборную кампанию января-февраля 1946 г. в Верховный Совет СССР. Страшная война оставила отвратительные следы. Члены политбюро говорили о восстановлении, 1946 год был назван «Годом цемента». Обращаясь к внешней арене, Молотов и Маленков заверяли, что Советский союз невозможно запугать. Россия «стала важным фактором международной жизни». Союзники и Россия нуждаются в длительном периоде мира и гарантированной стабильности. Самая важная речь была произнесена, естественно, Сталиным 9 февраля 1946 г. в Большом театре. Он восславил антигитлеровскую коалицию, давшую общую победу. Главная задача страны на грядущие годы — реконструкция. (Речь откомментировали ведущие американские газеты).

В речи И. В. Сталина 9 февраля 1946 г. была выражена озабоченность развитием международной обстановки. Не полагаясь более на помощь из-за границы, СССР принял пятилетний план восстановления, при осуществлении которого приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. Представители Запада неспособные увидеть, сколь невелики русские возможности, интерпретировали речь Сталина как идеологию возврата к изоляционизму. Хуже: как знак приверженности ремилитаризации. Судья Верховного Суда США Уильям Дуглас сказал министру военно-морского флота, что «это объявление третьей мировой войны». Далеко не комплимент американскому обществу.

Трезвомыслящие американцы верно поняли разочарование советского руководства, его опасения. «Я сказал У. Буллиту (бывшему послу США в СССР. — А. У.), — писал в дневнике 12 февраля 1946 г. министр торговли Г. Уоллес, — что речь Сталина в определенной мере отражает для него очевидность того, что наши военные готовы к войне с Россией, что они создают базы на всем пути от Гренландии, Исландии, северной Канады и Аляски до Окинавы… Я сказал, Сталин явно знает, что означают эти базы… Мы бросаем им вызов и эта речь говорит о том, что они принимают этот вызов».

Речь Сталина (строго говоря, заурядный советский документ эпохи) породила череду дискуссий в государственном департаменте. Директор Европейского отдела Фримэн Мэтьюз предсказал. Что эта речь будет «Библией для коммунистов по всему миру». Лучше знавший Сталина Гарриман пытался объяснить, что речь предназначена для внутреннего потребления. «Русские устали. Они принесли невероятные жертвы во время войны. Сейчас их просят с энтузиазмом принять очередной пятилетний план, а он означает очень тяжелую работу. Он означает станкостроение и оборудование для страны, в которой минимум потребительских товаров. Этих людей просят с энтузиазмом принять огромные жертвы ради своей страны». Русские на протяжении многих столетий подозрительно относятся к иностранцам. И не без основания.

А Элбридж Дюрброу, глава Восточноевропейского отдела, объявил, что данная речь являет собой радикальный отход от линии 1928 г. о курсе на изоляционное развитие.

Трумэновскому руководству требовалось более или менее убедительное объяснение своей враждебности к вчерашнему союзнику. Вдохновители американской внешней политики искали необходимое идейное основание для пересмотра всех вырабатывавшихся в ходе военного сотрудничества форм американо-советских отношений. И оно было найдено. Именно в эти дни в Вашингтон начинают поступать получившие широкую известность телеграммы от американского поверенного в Москве Дж. Кеннана. Ведущие фигуры госдепартамента обратились к молчавшему до сих пор на этот счет основному интерпретатору — американскому посланнику в Москве Джорджу Кеннану, возглавлявшему посольство после отъезда Аверелла Гарримана. Кеннана мучили бесконечные посольские заботы и язва желудка. Он уже объявлял в январе, что скоро уйдет со службы.

Почему? Кеннан полагал, что его недооценивают, он был недоволен официальным курсом, он хотел снова «пустить корни» в Америке. А пока он считал, что в мире дипломатии «методология и тактика имеют столь же важное значение, как и концепции и стратегия». Весь в зимних хворях, он засел за учебник «для тех, кто имеет дело с русскими»: «Не затевай высокопарный обмен взглядами с русскими, если инициатива хотя бы на 50 процентов не исходит от их стороны. Не колебаясь, используй „орудие главного калибра“ даже во второстепенных вопросах. Не бойся неприятностей и публичного выяснения противоречий». Получив запрос из госдепартамента, Кеннан в вышеприведенном духе написал то, что явилось самой длинной телеграммой в истории госдепартамента. И, как оказалось, наиболее влиятельной.

Идеи Кеннана

Нигде в телеграммах автор не говорил об агрессивности СССР, о планах завоевания мирового господства. Он писал о «традиционном и инстинктивном чувстве уязвимости, существующем у русских». Советские военные усилия он оценивал как оборонительные. Но в прогнозировании этих оборонительных усилий Кеннан проявлял немалые вольности. Он, в частности, допускал возможность таких действий со стороны СССР, как захват ряда пунктов в Иране и Турции, попытки овладеть каким-либо портом в Персидском заливе или даже базой в Гибралтаре (!). Показ СССР в качестве «неумолимой враждебной силы», с которой можно разговаривать лишь языком силы, способствовал неверным выводам Вашингтона. Вдохновители американской внешней политики искали и получили необходимое идейное основание для пересмотра всех вырабатывавшихся в ходе военного сотрудничества форм американо-советских отношений.

Два пункта геополитического видения Джорджа Кеннана выявили (убедительно для окружающих) телеграммы Кеннана, когда он размышлял, находясь в архитектурно вычурном здании американского посольства на Манежной площади — напротив Кремля.

Первое. Геополитически мир не равнозначен; есть зоны первостепенной важности и менее важные., Джордж Кеннан пришел в конце 1945 г. к выводу, что двумя самыми важными странами для Соединенных Штатов в ХХ веке были Германия и Япония. Именно останавливая их движение к мировому господству Америка участвовала в двух мировых войнах. Соединенные Штаты использовали твердое основание — массовый страх перед Германией в Европе и перед Японией в Азии. «Германия и Япония, — писал Дж. Кеннан, — являют собой две главные фигуры на шахматной доске мировой политики». Он настойчиво доказывал, что ни при каких обстоятельствах нельзя допустить попадания в руки русских трех регионов Земли: Соединенного Королевства, долины Рейна и Японских островов.

Второе. Кеннан убедительно для пребывающего в недоумении Вашингтона объяснил внешнюю политику России. Основной смысл (в этом отношении) знаменитой «длинной телеграммы» 1946 г. Дж. Кеннана можно выразить его одной фразой: «Мы имеем дело с политической силой, фанатически приверженной идее, что не может быть найдено постоянного способа сосуществования с Соединенными Штатами; желательно и необходимо содействовать подрыву стабильности американского общества, уничтожению традиционного образа жизни американского общества, ослаблению внешнего влияния Америки — для того, чтобы обеспечить безопасность советской власти».» (Сейчас историки склоняются к мысли, что это было некоторое преувеличение). И добавил: «Мировой коммунизм — это злокачественный паразит, который, живет только на больной ткани».