Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

Ругая себя на все лады, Елена Петровна добрела до дома и без сил рухнула на постель. Перед глазами стояли яркие сюрреалистические картинки, расчлененные лягушки, странные портреты, искаженные воображением художников, женщины с уродливыми лицами… Зотова раздраженно перевернулась на другой бок и положила на голову подушку. Совсем, видно, она рехнулась: все в мозгу перемешалось. Женщины с уродливыми лицами были совсем из другой оперы. Хотя убийца балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович в душе, похоже, тоже был авангардист… С лицами своих жертв такой «сюр» сотворил, что родственники опознали их лишь по одежде и украшениям. От собственных циничных ассоциаций Елену Петровну передернуло. Снова вспомнились картины Константина Мазина. Что-то не давало ей покоя, мешало уснуть. Измученная Елена Петровна проворочалась полночи в постели, ругая режиссера Варламова. Кого-то же нужно было ругать? Уснуть удалось лишь к четырем часам утра. Ей снилась Москва-река, холодная и мутная, девушка со скрипкой и изуродованным лицом… Скрипка… Светлые волосы, измазанные зеленой краской…

С утра она снова была в галерее и покрасневшими от недосыпа глазами внимательно разглядывала одно из живописных полотен сюрреалиста Константина Мазина, названное «Ноты души». Именно эта картина привлекала внимание следователя, но почему – Елена Петровна никак понять не могла. Ничего особенного там изображено не было: композиция напоминала натюрморт. От напряжения у Елены Петровны зарябило в глазах, разболелась голова, но картина не отпускала. Зотова отошла на несколько шагов назад, потерла глаза ладонями, снова взглянула на полотно и почувствовала, как холодная волна пробежала по позвоночнику. Издали картина выглядела иначе: изменила свою форму, словно трансформировалась, и Зотова увидела хрупкую девушку со светлыми волосами, чувственно ласкающую своими пальчиками скрипку…

– Мать честная! – охнула Елена Петровна и потянулась за телефоном.

* * *

Информации по делу двух убитых девушек: балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович было крайне мало. Зотова буквально по крупицам ее собирала, в папочку складывала, систематизировала, анализировала. Обе – молодые, привлекательные, принадлежащие к творческой среде. Обе из благополучных интеллигентных семей с хорошим достатком. Ивана Брегович вообще была самой настоящей аристократкой, современной представительницей австро-венгерской монархической династии. Обе пропали при загадочных обстоятельствах и были найдены в Москве-реке спустя некоторое время после своего исчезновения. Способ убийства и изуродованные лица жертв не оставляли сомнений – девушек убил один человек. Почвенный анализ микрочастиц с подошв их обуви свидетельствовал о том, что жертв перед смертью держали где-то в пригороде. Точное место утопления определить не удалось. На основе экспертизы илистых отложений и планктона с одежды убитых, анализа скорости течения и времени смерти криминалист вынес предположение, что трупы скинули в воду в районе ближнего Подмосковья, примерно в одном и том же квадрате. Также было установлено, что на волосах Иваны Брегович осталась масляная краска, но не строительная по составу, как предполагалось ранее, а художественная. Вот это и беспокоило Елену Петровну Зотову более всего. Из головы не шла странная картина Константина Мазина «Ноты души». Вспоминая собственную реакцию на живописное полотно и ощущение неприятного озноба, Елена Петровна ловила себя на мысли, что думает о девушке, изображенной на картине, в прошедшем времени, словно натурщицы уже нет в живых. От этой мысли холодело в душе. А вдруг на картине на самом деле изображена хорватская скрипачка Ивана Брегович? Что, если, разыскивая виртуального дружка Мишель Ланж, она таким немыслимым образом вышла на след убийцы и скрипачки, и балерины Раевской? Но это же невозможно! Невозможно, если, конечно, виртуальный Пикассо и маньяк – не один и тот же человек. Алевтина получила пригласительный билет на выставку художника – и пропала. Константин Мазин, чья выставка должна была состояться в день приезда Мишель, но так и не состоялась, вполне может оказаться Пикассо! От волнения Елена Петровна не заметила, как разгрызла напополам кончик своей шариковой ручки, и теперь стержень при письме выскакивал наружу. Испортила хорошую вещь, удобную, привычную, с грустью подумала следователь. Пришлось срочно искать новое «перо»: для беседы к ней должна была вот-вот явиться мать балерины Раевской.

– Ангелина Андреевна, простите, что я снова вас пригласила. Понимаю, как вам тяжело об этом говорить, но мне необходимо еще раз расспросить вас о дочери.

– Я понимаю, спрашивайте, – равнодушно согласилась женщина. В последний раз Зотова видела Ангелину Андреевну несколько месяцев назад, перед похоронами дочери. Тогда она еще держалась, вероятно, не осознав трагедии до конца. Сейчас на женщину было страшно смотреть: она высохла и стала похожа на старуху. Елена Петровна даже не сразу узнала ее.

– Вот и хорошо, голубушка, начнем тогда, что время тянуть, – мягко улыбнулась Елена Петровна. – Еще раз расскажите мне о Нонне. Чем жила, что любила, с кем встречалась?

– Я вам не голубушка, – сухо заметила Раевская. – Моя дочь жила балетом, ничего, кроме балета, ее не интересовало.

– Извините, – тоже сухо заметила Елена Петровна. – А кроме балета? Меня, допустим, тоже ничего, кроме работы, не интересует, сижу тут с утра до вечера, но люблю иногда, знаете ли, по вернисажам пройтись. Авангард, сюрреализм… люблю, знаете ли, подобную живопись… Уровень, опять же, повышается культурный. А прокурор любит бабочек. Он, знаете ли, их сам ловит сачком и сушит, – заговорщическим шепотом сообщила Елена Петровна, пытаясь немного расслабить собеседницу. Не вышло.

– Лучше бы прокурор преступников ловил, – проворчала Ангелина Андреевна. – Впрочем, я поняла, к чему вы ведете. Нет, Нонна ничем не увлекалась, кроме балета. С пяти лет – станок и ежедневный упорный труд. Я ей так и сказала: хочешь добиться славы – работай.

– А поклонники? Нонна, насколько я знаю, была привлекательной девушкой.

– Некогда ей было глупостями заниматься. Нет, шашни она ни с кем не заводила.

– Она могла скрывать от вас наличие кавалера.

– Не могла, дочь делилась со мной всем. Если бы кавалер существовал – то я узнала бы об этом первой.

– Хорошо, а поклонники ее таланта?

– И таких не было.

– Почему?

– Да потому что! О каком таланте вы вообще говорите? Вы видели, как Нонночка танцевала? Она же танцевала, как корова на льду! Только благодаря моим связям ее в Большой взяли. Я раньше в балетной школе хореографом работала. Скольких девочек звездами сделала, сейчас они главные партии танцуют. А она… Тянула ее, тянула… Плохо она танцевала, бездарно. Вся в отца пошла. Мать меня наставляла, чтобы я замуж за плебея не шла. Не послушалась. После поняла, какую ужасную ошибку совершила. Благо удалось уговорить Нонну взять мою фамилию, когда она паспорт получала. Хотя бы фамилия у девочки аристократическая была – Раевская!

– Отец Нонны тоже был танцором балета?

– Что? – Ангелина Андреевна непонимающе посмотрела на Зотову.

– Вы сказали, что Нонна пошла в отца, – напомнила следователь.

– Нет, отец Нонны был дрянным актером. Играл роли героев-любовников с пламенным взглядом революционного борца. А после спился, когда роли перестали предлагать. Обычная история! Я имела в виду, что Нонна не унаследовала врожденной аристократичности, гибкости – качеств, которые присущи всем женщинам рода Раевских. Голубой крови на ее долю не досталось. Личиком симпатичная получилась, а в остальном – копия папаши, неуклюжая, неповоротливая. Стыдно мне за нее было. Тянула ее, тянула, наставляла… Бесполезно.

Зотова слушала и страстно мечтала вышвырнуть эту женщину вон из кабинета. Ребенок в могиле, а она тут рассуждает, какую ошибку совершила, что родила девочку на свет не от того, понимаете ли, мужика! Совсем одурела баба. Тиранила дочь с утра до вечера. Нонна жила под постоянным контролем. Несомненно, девочка вела тайную жизнь, в которую мать не посвящала. При прошлых встречах Раевская вела себя сдержанно, информацию из нее клещами приходилось тянуть. Но сегодня Ангелина Андреевна наконец-то раскрылась перед Зотовой в полной мере. Впрочем, горе, написанное у Раевской на лице, боль, которой она словно пропиталась, не были поддельными. Лишившись дочери, Ангелина Андреевна получила освобождение от тяжкого бремени, но потеряла смысл жизни: так и не получилось у нее сделать из дочери известную балерину и избавиться от собственных комплексов. Злой комментарий вертелся у Елены Петровны на языке, но она вовремя себя осадила. Никакого права осуждать эту женщину у Елены Петровны не было.

– Найдите убийцу, – хмуро попросила Раевская. – Найдите, я ведь с дочерью даже проститься по-человечески не смогла.