Новый Мир ( № 2 2012) - Новый Мир Новый Мир

Социум принял позу эмбриона. Мария Галина о месте фольклора и мифа в современной культуре. Беседу вел Андрей Щербак-Жуков. — “НГ Ex libris”, 2011, 17 ноября < http://exlibris.ng.ru >.

Говорит Мария Галина: “Я уже полгода пишу большую вещь — не скажу поэму, скорее книгу, которая называется „Все о Лизе”. Это не роман в стихах, я вообще не очень понимаю, что это — как бы такие стробоскопические вспышки, выхватывающие из темноты детали жизни одного человека, какие-то мелкие подробности, детали, казалось бы неважные, или, напротив, очень значимые, чьи-то голоса, реплики, события, предметы, не знаю, трудно сказать… Соответственно и инструментарий довольно сложный. Потихоньку публикую фрагменты в разных журналах, но как это соберется в одно целое, пока и самой не очень понятно…”

Стихи — это друг. Беседовала Варвара Юшманова. — “Пресс-Лайн”. Информационное агентство. Красноярск, 2011, 23 ноября < http://www.press-line.ru >.

Говорит Линор Горалик: “Мы все, — авторы, читатели, издатели, — явно перестаем думать „книгами” в старом смысле этого слова, и разговор на эту тему касается не только поэзии. Мы начинаем думать другими единицами контента: текстами, постами, подкастами, публикациями с продолжением — и так далее. Текст начинает жить в публичном пространстве какой-то новой жизнью (это не в первый раз, и от того только интереснее — и сложнее). Скажем, вот есть мир видеопоэзии — это большой и важный жанр, очень мне как читателю дорогой; он восходит и к видеоарту, и к перформансу, и к авторским чтениям, но понятно, что его формат — не поэтическая книга”.

“„Массовая литература” — это сложное понятие; если это — литература, которую читает много людей, то она бывает превосходной (мы помним, да, что Пушкин писал „массовую литературу”?). Cкажем, Филлис Дороти Джеймс — блистательный, на мой вкус, прозаик; детективы Акунина я очень люблю; рассказы Этгара Керета безумно популярны на двух десятках языков; Каннингема читают очень широко, — это вообще огромный (и очень разнообразный) список. „Массовость” не определяет ничего: ни интенций автора, ни качества окончательного продукта. Положим, тексты „Радио Шансон” можно считать мраком и ужасом с точки зрения качества, — но и там случаются шедевры (это вообще непростой жанр). Да, мы часто брезгуем этим жанром, — но к нему имели отношение и Высоцкий, и Галич, и даже Бродский (некоторым неочевидным образом), и Коэн, и Гинзбург, и Брассенс, и Азнавур, — и так далее, и так далее. На поэтику шансона („городского романса”, „тюремного романса”, „трувера” — как хотите) опирались многие выдающиеся авторы. Жанр не определяет качества текста, как не определяет его и количество людей, читающих или знающих произведение (другое дело, что есть произведения, которые никогда не будут широко известны, — но не это делает их „немассовыми”; полагать так — значит, нарушать причинно-следственные связи)”.

“Скажем, „Капитанская дочка” крайне дорога мне, — и как изумительная проза, и как пример построения исторического романа; каждый раз, когда я ее перечитываю, я чувствую, что тут имеет место чистое чудо”.

Татьяна Устинова. “Почему великая литература должна быть написана так, чтобы читатель сразу заснул?” Беседу вел Кирилл Гликман. —·“ OpenSpace ”, 2011, 14 ноября < http://www.openspace.ru >.

“Я помню, что меня перепахала трилогия Германа „Дело, которому ты служишь”, „Я отвечаю за все” и „Дорогой мой человек”. На мой взгляд, лучше Германа до сих пор никто не написал о врачах. Еще я помню, что меня очень задел роман Гончарова „Обрыв”. Я не понимаю, почему в школе проходят роман „Обломов” о кризисе среднего возраста. Это надо почему-то разбирать с точки зрения русской души. В 15 лет очень актуально, почему дяденька 35 лет лежит на диване и ничего не делает! А роман „Обрыв” — это роман о страсти, очень редкий в русской литературе, практически эротический, с поправкой на XIX век”.

Составитель Андрей Василевский

 

“Арион”, “Вестник РХД”, “Вертикаль. XXI век”, “Вестник русского христианского движения”, “Вопросы истории”, “Вышгород”, “Дружба народов”, “Знамя”, “Иностранная литература”, “История”, “Посев”

Сергей Боровиков. В русском жанре — 42. — “Знамя”, 2011, № 12 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

“Вот еще в связи с Михалковым: не могу отделаться от полного созвучия строк:

Я видел: над трупом Склонилась луна, И мертвые губы Шепнули: „Грена...”

Михаил Светлов, 1926

Из пасти у зверя Торчит голова. До берега ветер доносит слова: — Непра…

Сергей Михалков, 1936”

Марианна Бузоева. Одна истина и многие умолчания. — Научно-методическая газета для учителей истории и обществоведения “История” (Издательский дом “Первое сентября”), 2011, № 16 <http://his.1september.ru> .

Автор — кандидат филологических наук, главный редактор журнала “Немецкий язык”.

“Но советские умолчания — сущая мелочь в сравнении с гробовым молчанием „Vоlkischer Beobachter” после 13 декабря 1941 года. Никаких статей или заметок о поражении вермахта под Москвой напечатано не было. Это событие просто изъяли — из прессы, из жизни, из сознания немецкого народа.

В конце декабря промелькнула фраза: „Наши временные неприятности и трудности мы преодолеем в следующем году”. И все! Даже в пространной итоговой статье „Год войны 1941”, которая публиковалась с продолжением в двух номерах (30 и 31 декабря 1941 г.), о величайшей битве мировой истории не было сказано ни слова”.

В последующей статье учителя истории Александра Романова (“Объект 10”) подробно рассказано о хронике налетов немецкой авиации на Москву. В ночь с 21 на 22 июля в городе возникло 1900 пожаров, это был таранный удар немцев.

Наталья Ванханен. “По-королевски, без фальши”. О книге Анатолия Гелескула “Огни в океане” (2011). — “Иностранная литература”, 2011, № 12 <http://magazines.russ.ru/inostran>.

О первой книге переводов только испаноязычной и португалоязычной поэзии.

“Переводы Анатолия Гелескула доносят до читателя аромат Кастилии и Андалусии, дух времени, запах и звук минувших веков. Он так говорит с нами словами Кеведо и Гарсиласо, языком монаха-кармелита, мистика и мученика, а главное, поэта — Сан Хуана де ла Крус, что, кажется, он знал всех этих людей и они рассказали ему обо всем самом главном. А главным всегда остается одно и то же — любовь, смерть, вера, — как бы мы ни порывались легкомысленно об этом забыть”.

“В предчувствии апокалипсиса”. Беседа Валерия Сдобнякова с Юрием Бондаревым. — “Вертикаль. XXI век”, Нижний Новгород, 2011, выпуск 34.

“ В. С. <…> Значит, что-то в той войне, хоть и минуло с ее начала семьдесят лет, не дает вам покоя?

Ю. Б. В интервью, которое я в свое время в ФРГ хотел взять у фельдмаршала Манштейна, был главный вопрос: что он подумал, когда понял, что его танковая группа уже не прорвется на выручку окруженной шестой армии Паулюса. А прорыв этой армии из плотного кольца советских войск был для немцев важнейшей целью в Сталинградской операции. Я сейчас выскажу одну давнюю мысль, которую не использовал в романе „Горячий снег”, потому что, с одной стороны, она мне показалась слишком публицистичной, с другой, видимо, не хотел, чтобы она кого-то шокировала. Но эта мысль главная, как мне кажется, для понимания стратегической сути Сталинградской битвы. Так вот, если бы контрудар Манштейна был бы осуществлен успешно, то немцы надежно закрепились бы на Кавказе, а это обстоятельство отодвинуло бы сроки окончания войны не на месяцы, а на годы.

В. С. Я такой оценки ранее нигде не встречал, даже в мемуарах наших полководцев.

Ю. Б. Это моя мысль. Я много думал об этом контрударе, как участник тех самых судьбоносных боев. Сам выбивал танки Манштейна <…>”.

Майя Каганская. Платонов, Сталин и тьма. — “Знамя”, 2011, № 12.

Посмертная публикация талантливой израильской писательницы. Тексту предшествует поминальная статья Павла Криксунова “Нет Майи”.

“В Платонове с одинаковым правом можно видеть и пораженного ужасом свидетеля русского коммунизма, и — писателя с настолько чуждым обычной человечности типом сознания, что и коммунизм по-русски, и сталинщина приобретают у него статус онтологического условия человеческого бытия в самом универсальном и даже космическом смысле.

Лично я склоняюсь ко второму варианту и потому набросала исходные контуры, его же словами, „прекрасного и яростного мира”.