Девушка полночи - Катажина Бонда

Когда ее задержали, она поняла, что рассчитывать может только на саму себя. Просто начнет говорить. Она знает столько, что попросту откупится информацией. Единственное ее беспокоило – это то, что у нее забрали документы Буля. Только бы они не потерялись и не испортились. Она рассчитывала на то, что это будет ее козырной картой, подтверждением слов, вещественным доказательством. Правда, у нее были копии, но это все-таки не то что оригиналы. Кроме того, существовал риск, что полиция проведет выгодную ей селекцию документов. К счастью, она успела надежно спрятать сканы. К Изе она пошла только затем, чтобы систематизировать собранные данные. Ей не верилось, что Иза Козак когда-нибудь скажет правду. Возможно, она принимала в этом участие и не в ее интересах кого-либо сдавать. Или Иза на самом деле страдает амнезией и не знает, кто в нее стрелял. Только в этом случае ей следовало сразу признаться.

Кроме того, она намеренно врала по другим, более важным вопросам. После явной показательной казни Буля она сильно рисковала. Но Иза всегда была доверчивой. На ее месте Люция уже давно ушла бы от мужа-алкоголика. Они были разными во всем. Только поэтому их псевдодружба была возможна. Люция не считала себя азартной, но, когда надо, могла поставить все на одну карту. Но только если не сомневалась в выигрыше. Сейчас ей хотелось просто выжить. Она была ничего не значащей пешкой в этой игре, причем должна сама беречь свою задницу. Никогда, ни до и ни после, она не воспринимала эти слова настолько буквально.

Она встала в очередь перед тюремным телефоном-автоматом, обдумывая первые фразы, которые сейчас произнесет. Когда очередь подошла, гладкие, грамотно составленные предложения немедленно испарились. Она решила действовать стихийно. Вытащив из кармана визитку профайлера, набрала номер. У нее все еще оставалось право на один звонок. Она не использовала его для ни разговора с тетей, ни с адвокатом. Люция знала, что только Залусская способна ей помочь. Несмотря на многие чудачества, психолог казалась ей человеком, которому можно довериться. Прежде всего потому, что та была человеком независимым, действующим вне полицейской среды. Люция уже не доверяла ни полиции, ни прокуратуре, ни даже суду. Большинство ключевых процессов, связанных с этим делом, были разыграны как по нотам, и это не имело ничего общего с теорией заговора. Сама она была живым примером этому, хотя вряд ли кому-нибудь удалось бы хоть что-то доказать. Сеть, связывающая следственные органы, бизнес и криминальные элементы, по-прежнему оставалась очень тесной. В другой стране такую систему связей назвали бы мафией, но в Польше никто ничего не замечал. Определение «мафия», как и прежде, относилось к бритоголовым браткам в спортивных штанах и с бейсбольными битами в руках. Люди в белых перчатках, подписывающие многомиллионные сделки, были намного более опасны, и, хотя за ними велось наблюдение – дело наверняка мониторили какие-то тайные службы, – никто не рисковал им хоть что-то инкриминировать.

Когда сняли трубку, она услышала какой-то стук, вибрацию и веселый смех ребенка, который ответил на звонок и по-английски спросил ее фамилию. Люция сначала запнулась. Не представляясь, на ломаном английском она попросила пригласить кого-то из взрослых. Спустя мгновение у аппарата была сама Залусская. Люция не отметила в ее голосе ни удивления, ни радости. Саша лишь спросила, насколько серьезно Люция настроена на встречу с ней, потому что ей не хотелось бы зря приглашать няню для ребенка. Люция сказала Саше, что дополнением ее показаний будут документы, которые у нее конфисковали полицейские.

– Там есть все, – добавила она и замолчала, ожидая реакции.

– Я постараюсь получить разрешение на свидание, – бросила профайлер. Но потом сказала уже теплее: – Не знаю, как много времени это займет. Необходимо согласие прокуратуры. Если передумаешь – дай знать через воспитателя.

– Не передумаю, – заверила ее заключенная и повесила трубку.

Она пошла сделать себе кофе. Соседка по камере благодушно одолжила ей четыре ложки молотого. Люция не знала, когда сможет закупиться в тюремном магазинчике. Кроме денег, которые дал ей викарий, у нее не было ни копейки. Милостыни, которую он сунул ей на прощание, хватило на две поездки в такси. Если бы она тогда не стала ждать более дешевую машину, возможно, ее бы и не поймали. Тот, кто утверж дает, что деньги не главное, никогда не был беден.

В «замке» все знали, кто такая Ланге и за чью голову сидит. Ходили сплетни о деньгах, которые она украла у мафии. Число нулей росло с каждым днем. Люция перестала хоть что-то отрицать. Обнаружила, что далеко не все демонстрировали ей свое презрение. Большинство заключенных относились к ней с уважением, возможно, даже слегка побаивались. Это удивляло Люцию и одновременно приятно щекотало ее тщеславие. Она не хотела пока выводить товарок из заблуждения. Уважение в этом месте значительно облегчало жизнь. В обмен на кофе Люция пообещала сигарету (у нее было еще полпачки «кэмела», доставшихся от адвоката) и свою поддержку. Заключенная лучезарно улыбнулась и сразу же начала ей прислуживать. Ланге жестом показала ей, чтобы она вышла из камеры.

– Когда мне будет нужна служанка, я скажу.

Мать могла бы гордиться ею. Умение адаптироваться к любым условиям было у Люции в генах. Она залила кофе кипятком и, пользуясь отсутствием соседки, взяла из ее коробки пять кусочков сахара. Раз уж ей придется пить такие помои, так пусть они хотя бы будут сладкими. Она подумала, что человек в состоянии приспособиться к любым условиям, но, если у него есть хоть капля амбиций, он постоянно будет пытаться улучшить себе жизнь. Тут до нее вдруг дошло, что она совершила первую в жизни кражу. Поколебавшись с минуту, она положила рядом с коробкой сахара соседки еще две сигареты. Честь – это самое главное.

– Не знаю, – призналась Тамара Соха.

Ее вызвали, чтобы она перед очной ставкой взглянула предварительно на сигналетические снимки близнецов. Ни один из братьев не сознался в убийстве Иглы. Оба отказались от дачи показаний. Их сфотографировали в обычной одежде. Воротничок и сутана попали в тюремный депозит вместе с дорожной сумкой, в которой находилось все имущество священника. Курия реквизировала столу и всю утварь, необходимую для проведения богослужений. Был составлен соответствующий протокол. Видимо, тем самым церковь перешла на другую сторону баррикады и решила откреститься от приносящего неприятности коллеги. Несколько церковников уже отказались от предоставления алиби Староню. Дух был уверен, что, если найдет приличные доказательства, можно будет рассчитывать на их помощь. Такую же мощную, как нескрываемая прежде враждебность. Представители духовенства – до тех пор стеной стоявшие за своего коллегу – больше всего на свете любят, чтобы их руки оставались чистыми. Но он пока воздерживался от того, чтобы допрашивать их, дабы избежать ненужного хаоса.

– Не знаю, кого именно я тогда подвозила, но это был один из них, – заявила Тамара.

– Вы можете идти, – произнес Духновский.

Сегодня ночью он не сомкнул глаз, так как решил срочно допросить очередного подозреваемого. Адреналин сейчас помогал ему держаться на ногах. На столе валялись несколько пустых пластиковых стаканчиков из-под кофе, под столом – упаковки от всякой еды, которую разные люди доставляли ему с самого утра. Это были не только гамбургеры из будки напротив. Сегодня у него был собственный маленький профессиональный праздник, причем ему даже не пришлось по этому случаю надевать ненавистную форму. Роль героя ему очень нравилась.

Сейчас он удобнее устроился на стуле и попытался в очередной раз сыграть в игру «найди десять отличий». Близнецы были очень похожи, но не идентичны. Несмотря на то что Дух почти сутки не спал, разум его был ясным, мысли прозрачными. Наконец следствие набрало темп, и капитан предчувствовал, что приближается к разгадке. Правда, он не мог уже смотреть на кофейные помои из автомата, эмоционального возбуждения и кока-колы было достаточно.

Сейчас Тамара стала их главным свидетелем. Ни у кого не было к ней претензий по поводу того, что она не в состоянии отличить двух человеческих клонов. Наоборот, в некотором смысле это даже укрепляло доверие к ней. Когда близнецов поставили рядом, чтобы сфотографировать, у всех присутствующих задвоилось в глазах. Меж тем наконец появилась конкретная зацепка. Если результат ДНК подтвердится, можно будет считать, что один из близнецов стрелял в музыканта. Дух надеялся на лучшее. Достаточно доказать вину одного из них.

У обоих были одинаковые светло-русые волосы, угловатые челюсти, высокие скулы и глубоко посаженные глаза, очень светлые брови. Весили они около восьмидесяти килограммов каждый при росте сто девяносто сантиметров (ксендз весил семьдесят девять килограммов и был на один сантиметр выше, но издалека эта разница была незаметна). Несмотря на различный род занятий и образ жизни, они стриглись и причесывались почти идентично. Но дьявол, как водится, в деталях. Вот, например, уголок рта, который у братьев поднимался при легкой улыбке: у священника – левый, у брата – правый. Как будто они были зеркальным отражением друг друга. У священника ведущей рукой была правая. Его брат свободно пользовался обеими руками. Как уже удалось установить, левой он подписывался, когда нужно было подделать чью-либо подпись. В большинстве случаев он делал это с абсолютной точностью.