Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

время подавления восстания Дивьяры, да господин стратиг? – проговорил сидевший рядом с молодым Ягвишем красивый лицом юноша, с длинной челкой, падающей на глаза.

Вспыхнувшие красным пятна на бледном черепе Басара Туэдиша казались кострами, разожжёнными на заснеженном холме. Он тяжело задышал, а тонкие губы стратига задрожали и сжались еще сильнее.

– Они выполняли свой долг. Как и я тогда. И не тебе, незнающему жизни безусому юнцу, судить мои дела и поступки.

А ведь «душегубом»  его прозвали как раз на той войне… Насколько помнил Первый старейшина, когда вулгры захватили крепость на переправе через Феллу, еще совсем юный командир так стремился заслужить признание и славу, что положил четверть тагмы чтобы ее отбить. И хотя своего он добился, почти сразу ему пришлось покинуть крепость, за которую было заплачено столь много жизней. К моменту победы восставшие уже контролировали земли на много верст вокруг и крепость, останься он в ней, гарантированно стала бы для него самого и его людей склепом. Потом, уже почти половина его тагмы погибла при защите подходов к Солтрейне. Хотя ему было приказано отступать, он бросал своих людей в атаку за атакой на превосходящие силы дикарей. Да, благодаря ему вулгры так и не осадили столицу Малисанты, предпочтя обогнуть огромный город. Но выплаченная его воинами цена оказалась слишком высокой. Неоправданно высокой. Говорят именно тогда один из стратигов и назвал его при солдатах «душегубом». И все последующие битвы, все походы, каждая новая страница личной летописи этого человека, раз за разом подтверждали верность имени данного ему три десятилетия назад.

Впрочем, напряжение, повисшее над пиршественным столом, грозило развернуть сегодняшний вечер в совсем невыгодную для Шето сторону.  Первый старейшина негромко кашлянул, и Джаромо тут же подал знак распорядителю торжества. Через мгновение зал наполнился оглушительно громкой и веселой музыкой, а появившиеся на сцене танцовщицы, заставили забыть пировавших о тяжелых мыслях.

– Нужно поскорее вернуть Басара в его родную Малисанту или еще куда-нибудь. Только так, чтобы он не почувствовал себя ссыльным. Столичный воздух действует на него угнетающе,– шепнул Шето Великому логофету.

– Быть может доблестный и прославленный полководец, что более тридцати пяти лет посвятил самозабвенной службе государству и прошел всю Харвеннскую войну как раз то, что нужно нашей новой провинции? Ведь кто как не он знает, как обезопасить этот рубеж и привести местные племена к покорности?

Первый старейшина согласно закивал головой.

– Думаю, что Синклит одобрит это начинание.

– И сам глава рода Туэдишей тоже. Ибо дух воина всегда жаждет свершений и тяготится праздности. А здесь его, увы, ждет только праздность.

– Да, мы определенно окажем ему эту честь. Кстати, а что это за юноша, что встрял в спор Басара Туэдиша с Тэхо Ягвишем? Мне он не знаком.

Джаромо прищурился, вглядываясь в юное лицо, а потом улыбнулся своей обычной учтивой улыбкой, но первый старейшина заметил, что уголок его рта как-то странно дернулся и немного скривился, будто бы Великий логофет проглотил что-то кислое.

– Это Рего Кардариш – племянник, а с недавних пор и наследник Кирота Кардариша.

– Не освежишь ли мою память, на сей счет?

– С превеликим удовольствием. Семь лет назад, когда Керах Кардариш скоропостижно скончался, как утверждают злые языки, топя собственную жену за измену, он оставил после себя несовершеннолетнего сына. Без сомнения, такой итог является мрачным кошмаром для любой великой семьи, ибо зачастую ознаменует ее упадок. Но брат усопшего Кирот, возглавивший династию и омраченный затянувшейся бездетностью, взял мальчика на воспитание, а потом и официально его усыновил, провозгласив своим наследником.

Шето кивнул, пометив в своей памяти как это новое для него лицо, так и странную, натянутую улыбку Великого логофета.

Слегка отвлёкшаяся от танцев публика вновь вернулась к поеданию блюд и казавшихся бесконечными тостам. Теперь празднество шло, так как и было нужно. Люди пили, ели, смеялись и от недавнего спора, не осталось и легкого осадка.

Захмелевшие благородные щедро источали потоки лести и восхвалений юного Тайвиша, его побед и заслуг перед государством. Сына Шето сравнивали с героями преданий и полководцами славного прошлого. Победы над харвенами – со славой великих битв древности. А один старейшина из числа Алетолатов и вовсе начал сравнивать Лико сразу и Патаром Основателем и Великолепным Эдо. Правда довести до конца эту мысль он так и не смог: когда кто-то выкрикнул, не желает ли тот принести для юного стратига царскую порфиру, тот резко смутился и, скомкав свое пламенное выступление до невнятного мычания, зарылся в мясных блюдах.

Конфуз чуть скрасила новая часть представления, когда одетых в тонкие шелка танцовщиц на сцене сменили факиры. Двенадцать мужчин и женщин, с горящими лампадами на длинных цепях, исполняли причудливый танец, извергая огонь, прыгая сквозь огненные кольца и создавая вокруг себя настоящие огненные вихри, которые неизменно срывали удивленные возгласы публики. Воспользовавшись паузой в речах и тостах, Шето слегка наклонился к Лико.

– Кажется, что торжества успели немного тебя утомить, сын.

– Ни один поход и ни одно сражение не отнимали у меня столько сил, как сегодняшние чествования,– тяжело вздохнул Лико.– Великие боги! Мне кажется, будто каждый встреченный мной старейшина, каждый сановник или купец успел вдоволь полакомиться моей кровью.

– О, тут, в столице, это излюбленное угощение. Но скоро ты научишься давать отпор этим обжорам, а потом и пожирать их самостоятельно.

– Прямо как ты, отец?

– Надеюсь, тебе удастся меня превзойти и в этом искусстве.

– Глава рода ты, и я не стану покушаться на твое бремя.

– Однажды это бремя само ляжет на твои плечи, Лико. Мы уже очень высоко забрались, мой мальчик. И много достигли. Очень много. Мой прадед жил лишь железными рудниками и серебреными приисками Барлад, свято верив, что жить нужно именно так: тихо и спокойно, сторонясь и власти, и борьбы, и заметности. «Ибо в блеске славы скрыта погибель». Таким он воспитал моего деда, а тот, в свою очередь, моего отца. О, ты даже не представляешь насколько был пуглив и осторожен твой дед. Он слал подарки и алатреям и алетолатам и даже милекам, когда они захватили столицу, а нам с твоим дядей запрещал заниматься, чем либо, кроме управления фамильными шахтами и мастерскими. Даже когда я стал коллегиалом Барлы, а для наследника знатного рода эта должность более чем ритуальная, он чуть было меня не проклял. Но прошли годы, и я изменил судьбу нашей семьи. А теперь её изменил и ты. Мы сделали её по-настоящему великой. Но чем больше приходит славы и власти, тем больше появляется врагов и соперников. И многие