История Русской Церкви. В двух томах - Михаил Владимирович Толстой

Новгорода, отыскивая себе место для уединенных подвигов.

В 7 верстах от великого вольного города, на реке Вишере, понравилось ему тихое место. Он поставил тут крест55, а вблизи хижину и стал жить отшельником. Случилось одному из новгородцев проходить мимо того места, где подвизался Савва. День был знойный; а инок пустынный стоял на молитве, недвижимый: лицо его покрыто было комарами и истерзано до крови, а он как бы ничего не чувствовал, погруженный в молитву. Изумленный новгородец рассказал другим, какого видел он раба Божия. Когда до архиепископа Иоанна III дошла молва, что в его епархии явился неведомый отшельник, он послал спросить, как дозволил себе тот жить в епархии без благословения? «Одна девица, – поручил отвечать Савва, – сидела у окна близ площади и бесстыдно смотрела на всех проходивших; другая же, сидя у другого окна, бережно хранила чистоту души своей. Люди добрые осуждали первую и одобряли вторую; не будет, говорили, добра в той суетной и рассеянной. Поселясь в этой пустыне, я убегаю только мира, а не пастыря, которого молитв и благословения жажду». Архиепископ понял по такому ответу, что отвечающий – старец духовной жизни, и захотел посетить его. Он встретился с Саввой на пути и, не узнав его, покрытого рубищем, велел ехать с собой до кельи Саввы. Беседа во время пути показала архиепископу в спутнике смиренномудрого раба Божия, и архиепископ полюбил Савву, прежде чем узнал его. Перед кельей своей Савва назвал себя по имени, и архипастырь с живейшей радостью любви благословил его. Разделив с ним пустынную трапезу и насладясь духовной беседой его, архиепископ Иоанн присылал потом свои дары для пустыни Саввы.

По случаю спора, поднятого иноками Лисичьего монастыря56 за землю, преподобный Савва обратился к начальникам Славянского конца с просьбой отвести ему место на реке Вишере для пустынной обители; они с любовью отвели. В 1481 году, по благословению блаженного архиепископа Симеона преподобный построил деревянный храм в честь Вознесения Господня и поставил кельи для братии. Когда он рубил своими руками храм, пришли к нему трое разбойников. «Дети, – сказал Савва, – помогите мне поднять дерево на стену». Он указал им на тонкий конец огромного дерева, асам взялся за толстый. Они не могли поднять своего конца, а старец Савва, крепкий телом и духом, легко подхватил свой конец и положил на место. Разбойники переглянулись между собой и поспешили уйти.

К подвижнику стали стекаться ревнители пустынной жизни. Он принимал их с любовью и учил подвигам собственным примером, трудясь более всех.

Устроив обитель, преподобный Савва поставил себе столп и стал подвизаться на нем в посте и молитве. Столпник сходил со столпа в субботу, слушал службу воскресную, разделял с братией трапезу и потом возвращался на столп, никогда не изменяя своего правила. Однажды родной брат пришел к нему из Твери; Савва сошел со столпа, молча благословил брата и возвратился на столп. В обители сохранилась повесть о том, как преподобный Савва привел однажды на вече дикого медведя, жалуясь, что он растерзал двух рабочих коней монастырских. По суду посадников медведь осужден был работать вместо лошади и нес это наказание несколько лет. Так и лютые звери повинуются угодникам Божиим!

Много лет провел блаженный столпник в многотрудном своем подвиге и мирно преставился на восьмидесятом году жизни, 1 октября 1461 года.

Вскоре начались чудотворения при гробнице преподобного Саввы; в особенности исцелялись многие, страдавшие продолжительными лихорадками57.

Под руководством преподобного Саввы образовались дивные подвижники. Блаженный Андрей, ученик и преемник его в игуменстве, до того изнурил тело свое постом и бдением, что едва оставались кожа и кости. Другой ученик его, преподобный Ефрем Перекомский, или Перекопский, вскоре после кончины наставника своего удалился на западный берег озера Ильмень, на устье реки Веренды, и там поставил себе келью в глухом безмолвном месте, в 25 верстах от Новгорода. Когда собрались к нему пустынники, он основал обитель с деревянным храмом святого Николая, а чтобы осушить болотистую почву и доставить монастырю чистую воду, выкопал проток из реки Веренды в озеро. По уставу его братия ночью мололи рожь, после утрени работали в поле или огороде, после же литургии трудились по кельям. Преподобный Ефрем достиг глубокой старости и почил 26 сентября 1492 года58.

Почти в то же время в пределах Московского великого княжения просиял святостью жизни дивный подвижник из духовного потомства великого чудотворца Сергия. Преподобный Пафнутий Боровский, внук татарина, бывшего баскаком в Боровске59, в молодости ушел из родительского дома в Боровский Высоко-Покровский монастырь, здесь наставником его был блаженный Никита, один из учеников Богоносного Сергия Радонежского. Спустя несколько лет братия упросили Пафнутия принять на себя начальство над обителью, но на 13-м году игуменства он тяжко заболел, принял схиму и отказался от управления монастырем. Выздоровев, Пафнутий стал жить в трех верстах от Боровска, среди густого леса60, с одним послушником. Мало-помалу начали приходить к нему братия и построили деревянный храм Рождества Богородицы. Так основался Боровский Пафнутьев монастырь!

В числе многих, поселившихся в новой обители, чтобы пользоваться наставлениями опытного подвижника, были: юноша Иоанн Санин, в иночестве Иосиф, будущий основатель Волоколамского монастыря; родной брат его Вассиан, впоследствии архиепископ Ростовский; дивный старец Иннокентий; Исаия – родственник блаженного Пафнутия, и несколько других.

Жизнь свою преподобный Пафнутий проводил так: в понедельник и пятницу ничего не ел, ав среду – сухой хлеб; в прочие дни вкушал вместе с братией. Всегда пребывал в трудах, рубил дрова, орошал растения, копал в саду землю, занимался другими тяжелыми работами, и никто прежде его не являлся ни на работе, ни на общем правиле молитвы. В зимнее время занимался чтением и рукоделием, плел мережи для ловли рыбы. К телу своему не дозволял касаться никому, а женскому полу не дозволен был и вход в обитель его; чистота девства сохранена им от рождения до смерти. Тем не менее с того времени, как он принял схиму, не литургисал он, как обрекший себя на уединенную молитву смиренного схимника, только однажды в день Пасхи по нужде совершил он Таинство с глубоким умилением; после того говорил он ученикам своим: «Ныне душа моя едва осталась в теле». Когда нужно было, вступал он в разговор; а когда надобно было молчать – молчал; во всем любил нищету и бедность; о телесных нуждах не заботился. Относительно догматов веры соблюдал такую строгость, что, если кто начинал говорить несогласно со Святым Писанием, не медля выгонял того из обители. «Чистота жизни, неутомимые подвиги, твердая любовь к Богу, надежда на