Убей страх: Марафонец - Сергей Абрамов

Ещё одно — реалистическое, человеческое, понятное! — объяснение всему, что творится Сущим…

Чернов отдавал себе отчёт, что термин «робот» — условен и отражает лишь поведение жителей крепости, а не их физиологию. Да и плевать ему было по большому счёту и на поведение, и на физиологию! Куда важнее — понять: что хочет Сущий, объединяя два абсолютно разных пространства, а скорее всего и времени? Это явно не одно ПВ, а именно два, которые почему-то не догадываются о своём соседстве или считают его столь же естественным, как разноконтинентные обитатели зоопарка. Слон из Африки и медведь из Сибири живут же рядом. И только служитель зоопарка может перейти из вольера в вольер…

Следуя этой мысли, можно предположить, что по ту сторону города людей расположено ещё какое-нибудь ПВ, а дальше — ещё… Многомерное пространство, в котором существует Лабиринт Миров и где проложен Путь Бегуна, свёрнутое Великим Физиком до простого трёхмерного и размещённое в этих жалких и тесных трёх измерениях. Детское рукоделие: разложить грани кубика на плоскости, чтобы получился крест, состоящий из шести квадратиков? Примитивно, но объясняет. Только детское рукоделие имело обратную цель: из шести квадратиков сложить куб. А здесь что?.. Может быть, Чернов попал как раз в трёхмерную заготовку, из коей будет сложена многомерная фигура Лабиринта?.. Но где, спрашивается, искать в таком случае трёхмерный Вефиль?..

А пройтись по квадратикам неплохо было бы, ох неплохо… Не проскочить ли ему и впрямь по ту сторону города людей и — дальше, дальше? Хотя бы для того, чтобы подтвердить свою хилую и даже не трёхмерную, а одномерную теорийку? Ну и поглядеть на одно, другое, третье ПВ, не влетая в Сдвиг?..

Не спеши, остановил себя Чернов. Никто твоё время не ограничивает. Тем более что ты — Вечный. Выпадет фишка — проскочишь и поглядишь. Но твоя цель сейчас — Вефиль. Старец однозначно сказал: «Видишь город? Вефиль — в нём». Правда, с той стороны реки Чернов видел оба города или крепость и город вместе. В крепости ничего от Вефиля нет. Значит, надо искать здесь, а искать — надо…

Он сошёл с тротуара, проложенного вроде бы и вдоль крепостной стены, а всё ж отделённого от неё каким-то пространством, будто ямка вырыта, а дна у ямки не видать. Сошёл на неширокую проезжую часть, увернулся от пары лошадок, несущих чёрную, украшенную боковыми фонарями карету, пробежал несколько шагов и оказался на противоположном тротуаре. Оглянулся — стена не пропала. Как высилась над улицей, так и осталась на своём месте, и своя башня — такая же, как и со стороны реки, в ней имела место, с таким же голубым флагом, на котором золотом вышит чей-то лик. А вдоль тротуара, на который выскочил Чернов, шли люди, заходили в лавки, поодаль — у поворота направо — торговал пёстрыми фруктами и зеленью уличный рыночек. Какой-то пацанёнок в коротких штанах с одной помочью через плечо застыл на месте, открыв рот и уставившись на Чернова.

— Чего тебе? — спросил Чернов по-русски. — Что-нибудь не так?

Пацанёнок закрыл рот, лицо его сделалось испуганным, и он опрометью понёсся прочь. Ответом не удостоил. Но самое обидное, что Чернов не услыхал речь. Что за язык здесь?.. Вывесок — ни одной. О содержимом лавочек можно было узнать лишь по большим смешным рисункам, наклеенным на окна изнутри. На окне той, около которой стоял Чернов, он рассмотрел такой рисунок: собака подняла заднюю лапу и крупно прорисованными каплями орошала женскую шляпку, украшенную цветами. То ли это была шляпная мастерская, то ли — зоомагазин. Выяснять Чернов не стал, двинулся по улице вдоль домов — двухэтажных, трёхэтажных, белокаменных, но местами покрашенных в разные цвета: то розовая рамка вокруг окна, то голубой цветочный узор посередине стены, то волнистые линии у дверей… Нарядной смотрелась улочка. Нарядной и в общем-то многолюдной.

Чернов лавировал между прохожими, которые, казалось, не очень-то его замечали: ну прётся навстречу бездельник в дешёвой одежонке — чего зря внимание тратить. Да и публика-то не слишком от него отличалась — по одёжке. Были встречные, одетые побогаче, поярче, а так — белый цвет, серый цвет, голубой, рубахи, просторные штаны, сандалии. Жара в городе. Не тропическая, но — всё же.

Но что удивляло — это молчание толпы. Только шарканье ног по каменному тротуару, только грохот колёс и цокот копыт по мостовой, и — ни единого слова вслух. Даже когда Чернов добрался до рыночка и протискивался среди покупателей, то поразился: торговля шла молча. Продавцы молча накладывали в полотняные сумки фрукты и овощи, покупатели молча передавали им какие-то местные монетки, по виду — медные или бронзовые. Малые детишки, уцепившиеся за подолы мам, молча таращили по сторонам глазёнки.

Засмотревшись, Чернов налетел на кого-то, машинально бросил — на сей раз на древнееврейском:

— Не держи зла, добрый человек.

И услышал в ответ:

— Бегун, неужели — ты?

Вгляделся: перед ним был Асав. Одновременно — растерянный и обрадованный. Чернов ухватил его за руку, потащил из толпы в сторону, прижал к стене, шёпотом спросил:

— Почему они молчат?

И получил в ответ:

— Здесь вообще никто не говорит.

— Немые, что ли?

— Не знаю, Бегун. Немые объясняются пальцами. А эти — ничем.

Телепатия? Не исключено. Но всякий телепат, по разумению Чернова, должен уметь общаться с нетелепатом. И тут же опроверг себя: а если это — мир Телепатов, то зачем им речь? Зачем язык? Он просто не мог возникнуть — за ненадобностью. Он не нужен в этом мире. Здесь нет нетелепатов. Они с Асавом — первые.

— А где все? — спросил по-прежнему шёпотом.

— Не знаю, — сказал Асав и шмыгнул носом. — Я — здесь. Моя жена Мира — здесь. Мои дети — тоже. И дом мой стоит через три улицы отсюда. Так стоит, как будто он всегда здесь стоял. А больше никого из наших нет.

Глава двадцать пятая

МУРАВЕЙНИК

Один дом здесь, а где остальные? И каким образом этот один дом встроился в старый и отлаженный механизм «города у реки», города немых?

— Пошли к тебе, — распорядился Чернов.

Дорога не заняла много времени. Потолкались в безмолвной толпе на нескольких улицах, по коим шли, и оказались перед типичным вефильским строением (Чернов не помнил конкретно дома Асава) — двухэтажным, низеньким, тесным, грязно-белым, битым ветрами, дождями и смерчами, огороженным едва ли полуметровой по высоте сплошной каменной оградой. Домик этот с забором не встроился, а буквально втиснулся, причём чрезвычайно точно, в единственно свободное на улице пространство между двумя четырёхэтажными домами, тоже белокаменными, но, как и почти все в городе, разукрашенными цветными орнаментами вокруг окон, дверей или просто на чистых стенах. Смотрелся домик Асава, конечно, чужеродно, но никто из идущих мимо — а народу на всех улицах была тьма-тьмущая, будто его, наконец, откуда-то выпустили и приказали: гуляй, рванина! — никто из жителей не обращал ни малейшего внимания на невесть каким ветром занесённый сюда дом, быть может даже заменивший собою другой, который стоял здесь прежде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});