Том 6. Осударева дорога. Корабельная чаща - Михаил Пришвин

Сказать, чтобы так уж очень-то обрадовался Веселкин своему другу, нельзя: он был весь чем-то занят и видно было: эту подсочку на смерть делать было ему – нелегко.

Слушая Мануйлу и все, что сказал Калинин, Веселкин долго молчал и, выслушав, крепко задумался.

А тут-то прибежали сюда Митраша с Настей и остановились, как дикие зверьки, на поляне под елочкой необыкновенно правильной формы.

Они узнали отца, и он догадался, спросил:

– А мать?

Ему ничего не сказали.

И он вдруг все понял, и весь изменился.

Еще пели тетерева утреннюю свою колыбельную песнь – едва ли сейчас слышал песню Веселкин. Он сел на лавочку и крепко задумался. Несколько коротких мгновений прошло, а как показалось долго!

Вдруг он вздрогнул, очнулся, оглянулся вокруг на поляне, встретился глазами с елкой необычайно правильной формы в красных шишках, осыпаемых золотой пыльцой. Увидев елочку, Веселкин видимо сделал над собою усилие.

В эту минуту солнце вышло из облаков, и свет великий, могучий, огромный бросился на поляну.

– Ну, герои, здравствуйте! – сказал отец, и дети бросились к нему.

За это время все мальчики, работавшие на опушке Корабельной Чащи, собрались на Звонкой сече.

Увидав их, Веселкин приказал им закончить подсочку на смерть и положить пластыри на все раны.

Так и была спасена Корабельная Чаща, хорошими простыми людьми она была спасена.

Комментарии

Список условных сокращений:

Собр. соч. 1956–1957 – М. М. Пришвин. Собр. соч в 6-ти томах. М., Гослитиздат, 1956–1957.

ЦГАЛИ – Центральный государственный архив литературы и искусства, Москва.

Осударева дорога*

В «Осударевой дороге» отражены основные идеи, волновавшие Пришвина на протяжении пятидесятилетней литературной его работы. Больше того, в дневнике 1949 года писатель утверждает, что все его лучшие произведения являются материалами к «Осударевой дороге».

Вначале Пришвин ставил себе, казалось бы, довольно ограниченную задачу. «Я двадцать пять лет вынашиваю книгу для юношества, пробую и не могу до сих пор ее написать», – пишет он в 1931 году, сейчас же после окончания своего романа «Кащеева цепь». «Все мои лучшие произведения являются этюдами к этой книге, которая должна в наше время заменить Робинзона. Язык этот, стиль, простейшая звериная и охотничья тематика явились у меня исключительно под воздействием этого задания. „Кащеева цепь“ явилась, несомненно, под воздействием той же идеи. Происхождение этой идеи мне стало ясно после написания „Кащеевой цепи“».

В течение девятнадцати лет, то есть с 1933 по 1952 год, писатель с некоторыми перерывами, а иногда параллельно с работой над другими своими произведениями, создает задуманную книгу, о чем постоянно упоминает в дневнике.

И все-таки «Осударева дорога» осталась, по мнению писателя, незаконченной. Причина этого заключается в том, что задуманный роман для Пришвина был зеркалом текучей современности, то есть развитие романа могло остановиться только с остановкой жизни самого писателя.

В этом смысле интересна запись 1947 года: «Работа над „Царем“ (то есть „Осударевой дорогой“. – М. П.) движется, когда внешние обстоятельства поддерживают мою веру, что я могу служить обществу нашему всей своей личностью, без расщепления своего внутреннего ядра».

«Настолько все идет „не от себя“, что успех или неуспех вещи моей приходят в полное равновесие. Тревожит меня только таящаяся в недрах души оценка, от которой никуда не уйдешь, если в чем-нибудь сфальшивил».

В своих дневниках автор неоднократно пишет о том, как родилась у него впервые мысль об «Осударевой дороге». Пришвин рассказывает, как в 1905 году он пришел в редакцию журнала «Родник» с предложением написать книгу о мальчике, убежавшем и заблудившемся в северных лесах. Редактор посоветовал ему писать не повесть, а очерки севера. Так появилась книга очерков «В краю непуганых птиц», открывшая автору двери в большую литературу. «А мальчика своего не забывал, – пишет Пришвин в дневнике 1949 года, – и написал теперь отчасти и по тем же очеркам севера.

По-видимому, этот мальчик живет у меня в уме, и скорее всего это я сам и ношу его в себе, как беременная женщина. В этом вынашивании мальчика и есть все, чем я богат».

Нельзя пройти мимо этой большой привязанности автора к образу и теме, секрет которой таится, несомненно, в особенностях творческой личности Пришвина, в неразрывности личного жизненного опыта писателя с его творческим воплощением, во всепоглощающей потребности осмыслить этот свой опыт средствами искусства и сделать его достоянием «неведомых друзей», как называет часто Пришвин своих читателей. Действительно, можно сказать, что все его книги – это одна большая творческая автобиография.

В этом свете понятна дневниковая запись 1948 года: «Я писатель, который пишет свои книги как завещание о душе своей грядущим поколениям, чтобы ему самому непонятное они бы поняли и усвоили себе на пользу».

Внешняя канва романа проста: еще при царе Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря – Белое и Балтийское. Происходит это на севере, среди дремучих лесов Карелии. Как осколки разбитого зеркала, блестят в этих лесах бесчисленные озера и вьются большие и малые реки. Царь приказал прорубить просеку, и потащили волоком посуху за царем его суда. В народе так и осталось с тех пор название – Осударева дорога. Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего первого путешествия по северу в начале века.

Но вот наступило новое время. Пришли сюда новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь. Новые люди встречаются со старожилами края, почти нетронутого ни крепостным правом, ни революцией. Происходит борьба старого с новым. У новых людей также идет борьба между собой. Новое, как всегда, рождается не просто и не сразу.

Во время первых своих путешествий на север Пришвин был поражен и навсегда пленен новым для него суровым величием природы, сохраняющей следы своей «бесчеловечной» жизни: застывшие потоки магмы, каменные нагромождения, цепи озер, как след «божьей колеи», немеряные и нехоженые леса, «нестращеные» звери и птицы. Он был поражен и новым для него миром северных людей, староверов. Суровые, как и эта природа, они тоже как бы застыли в традициях древнего благочестия и в то же время были пламенно непреклонны в борьбе со слабостью «новолюбцев» в быту. Их идеалом была жизнь по уставу, по правилу, а не по слабому человеческому желанию: суровость пустынножителей и странников, подчинение старшему в семье и «большаку» – в общежитии. Здесь Пришвин впервые услышал о фантастической, но тем не менее подлинной истории «Выгореции» – маленького вольного государства в Петровской империи.

Сопоставление борьбы суровых северных людей против слабости «никониан» с идеей личного аскетизма современной Пришвину революционной молодежи углубляет в сознании писателя антитезу долга и желания. Это его вечная спутница – мысль «надо» и «хочется», которая с этих пор и до конца жизни определяет точку зрения Пришвина на все явления в личной и общественной жизни.

Тема эта с течением времени усложняется. У писателя возникает потребность примирить личное «хочется» человека, незаменимого и единственного, с необходимостью его общественного «надо».

Только с новой высоты обогащенного сознания возможно будет найти примирение неразрешимых противоречий.

В дневниковых записях появляется образ Евгения из «Медного всадника», который будет сопровождать писателя на этом пути.

Образ Медного всадника – есть образ необходимости общественного «надо», через который должен пройти каждый человек и сама стихия. Медный всадник – образ надличный; он прав в своем движении, и он не будет мириться, а с ним будет мириться «стихия» путем рождения Личности. Примирение состоит в том, что Личность приносит с собой новое измерение всех ценностей, создаваемых Медным всадником.

Пришвин настойчиво разграничивает понятие личности как творческой силы в обществе и индивидуальности как рядовой составной его единицы.

Пришвин вводит новое понятие – Начальника как синонима Личности. Если человек обретет в себе такую силу своего внутреннего «начальника», ничто не может отнять у него достоинства и свободы – ни люди, ни обстоятельства. Свобода – это результат внутреннего усилия.

Все эти размышления Пришвин пытается вложить в свой роман, в его центральный образ наивного чистого мальчика, в историю его внутренней борьбы с самоволием за истинную свободу – за поиски своего внутреннего «начальника» и подчинения ему. Жизнь в ее начале и есть чистое желание каждой твари, ее «хочу». Жизнь права в своем желании, но правота ее, не окрашенная подвигом, прекрасна только в ее простоте, в самом начале всех начал – в «без-мысленном» младенце. Задача человека и состоит в том, чтобы в результате своего жизненного подвига родился внутренний «ребенок» – жизнь личности в высшем ее качестве.