Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

А ведь это был человек «оттуда».

«Советская армия», «старший сержант», «генерал Дудаев» и девять лет новой чеченской войны. Такого и в бреду не придумаешь.

И он видел Ляхова в бою. Запомнил. Такие люди, с почти первобытным интеллектом, не ошибаются. Аллюзии и ассоциации им чужды. Видел — видел, нет — значит, нет.

И получается, что он, Вадим Ляхов, в своем физическом облике существовал и там, где не унтер-офицеры, а сержанты служат в Советской армии, распадается какой-то другой «Союз» и даже Россия, чеченцы воюют на стороне какого-то нового Шамиля — «генерала Дудаева» и опять эту войну проигрывают…

Тут и умом повредиться недолго.

И снова всплыли слова Тарханова: «Это солнце не моего мира». А их мир — где?

— Вадим, о чем это он? — спросила Татьяна, о существовании которой Ляхов почти забыл. Она сидела рядом на корточках, бледная, не то чтобы напуганная, а просто выглядящая как человек, впервые в жизни в деталях увидевшая, как непонятно, страшно и в то же время удивительно просто умирает другой человек.

Для многих — непереносимое зрелище. Она же — вытерпела, пусть и с трудом.

— О чем? Ты же сама со мной об этом говорила. Параллельная земля, параллельное время. Побывали там, выскочили сюда. Тебе-то что?

— А про тебя, про Сергея что он говорил?

— Откуда я знаю? Умирающий бредил. Похожим на его ротного я ему показался.

— Но ведь так все и было? На перевале.

— Приблизительно, — неохотно ответил Вадим. — Только нас на ЕГО перевале быть не могло.

Подошли Тарханов с Розенцвейгом, за ними Майя, все это время остававшаяся возле машин, сжимая в руке пистолет.

Очень коротко Ляхов пересказал им смысл последних слов Гериева, сосредоточив внимание на том, что здесь поблизости бродит еще минимум десять человек таких же, даже хуже, поскольку являются вообще не владеющими ситуацией кадровыми бандитами.

И еще — существуют некие «чужие», которых пистолетная пуля не берет, а винтовочная — то ли да, то ли нет, но им не нравится.

— Он еще сказал — «гранатомет, „Муха“, хорошо…». Непонятно, тип гранатомета он имел в виду или…

— Не знаю такого. Может, он просто кличку своего напарника вспомнил? Муха — Мухаммед? Или — Мухаммедов. Хотя у черкесов таких фамилий нет. Хотел бы я сам его послушать… — с досадой произнес Тарханов, — это, пожалуй, самое важное было, а ты не выяснил. Надо было…

— Что — надо было? Не в госпитале даже, в батальонном медпункте я б его наверняка вытянул, допрашивай — не хочу, а так — уж извини.

Вадим терпеть не мог, когда непонимающие люди подвергали сомнению его компетентность.

Тут вдруг Татьяна вмешалась, совершенно неожиданно, со словами, которых Ляхов именно от нее не ждал:

— Нет, Вадим, ты себя неправильно вел. Надо было не слушать его болтовню, а самому спрашивать, четко и по делу. И колоть ему не промедол. Поддерживающее что-нибудь надо было. Я не врач, конечно, но, по-моему, от него он и бредить начал…

Вот оно как!

Умная, значит!

Перед Сергеем выпендривается или на самом деле вообразила, что может старому «додику»[41] советы давать.

Ляхов едва-едва не сорвался.

Кто они такие, чтобы его учить? Выросший в окрестностях доков Гельсингфорса, он знал такие слова и обороты, которые кадровый боцман постигает только к пятому году службы. И очень ему захотелось их употребить в полном наборе.

Но все же последующее воспитание пересилило генетическую память. Сумел Вадим Петрович остаться в границах приличия.

— Да кто ж вам мешал, таким умным? Реаниматоры, мать вашу! Ну, покажи, мне, недоумку, что ты в этой сумке «поддерживающего» найдешь?! Сразу и занялись бы, специалисты, допросили, на дыбу можно, шомполами по ребрам…

— Не заводись, Вадим, никто тебя не обвиняет. И ты, Таня, молчи, не лезь не в свои дела…

Тарханов сообразил, что ситуация выходит из-под контроля. Да и Розенцвейг, поджав губы, покачивал головой осуждающе, пусть и непонятно, в чей адрес.

— Как случилось, так и случилось, — сурово произнес Сергей. — Хоть одно ясно. Теперь у нас не «пустая земля», а сразу две разновидности врагов.

«Как ты и предполагал, — подумал Ляхов. — Молодец, командир! Вот уж действительно — не знаю, что там за горизонтом!»

— Одни, так сказать, «свои», вроде этого вот, другие — «чужие». Демоны, бля. Если уж для такого вояки они «страшные»… Приказываю — автоматы отставить. Всем взять винтовки.

Сергей нагнулся, поднял с земли оружие покойного Гериева. Как он ее назвал — «Эм-16»?

Интересная конструкция. Созданная по той же технологии, вернее — на базе того же способа мышления, что и взятые на заставе параллельного мира автоматы. Придумывали и делали их люди, которым, кажется, совершенно наплевать на удобство обслуживания, экономию материалов и трудовых затрат в производстве.

Если трехлинейную винтовку или автомат «ППД» можно разобрать-собрать с завязанными глазами, стрелять, вытащив из болота, лишь бы сил хватило передернуть забитый грязью затвор, с этой так не получится.

Похоже, в том мире солдаты жили в стерильно-чистом окружении и воевали в крытых спортзалах.

А на вид винтовка неплохая.

Тарханов отщелкнул магазин. Он был почти полный. Раза три успел выстрелить Гериев. Патроны тоже странные. Если тамошние автоматы использовали девятимиллиметровые парабеллумные, то эти — ни в какие ворота. Калибр совершенно детский, «пять и шесть», похоже, но гильза почти стандартных размеров, а пули — гораздо длиннее нормальных.

Сергей припомнил основы внешней баллистики. Слишком длинные пули, чтобы быть дальнобойными и устойчивыми в полете.

Вот этим, пожалуй, они «демонов» и отпугивают. При малейшем препятствии переворачиваются и идут поперек. Грубо говоря, превращаются в маленький пропеллер. И тогда калибр уже не 5,6, а…

Сколько тут длина? Два сантиметра? Вот уже и выходит почти скорострельная зенитная пушка.

Такое не всякому демону понравится.

— Хорошо, возьмем для пробы, — он подкинул винтовку на руке, протянул Ляхову. — Ты у нас спец. Только до конца обойму не расстреливай. Домой вернемся, интересная коллекция получится…

— Зачем до конца? Сбережем. — Вадим выщелкнул из магазина два патрона, сунул их в нагрудный карман камуфляжа.

— Правильно. А для дела и своими обойдемся. Семь шестьдесят два понадежнее будет. Приказываю всем взять карабины, перезарядить утяжеленными трассирующими. Я поеду первым. Вы, Григорий Львович, садитесь со мной. Ваша «Татра» совсем грохнулась?

Розенцвейг развел руками:

— Подремонтировать можно, конечно…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});