Ледяной палач - Николай Иванович Леонов

Только мы с вами знаем их маленькую тайну, поэтому предлагаю не портить жизнь ни покупателям, ни сотрудникам консульств, ни работникам Министерства иностранных дел и забыть эту забавную историю. Пускай все останутся довольны тем, как сложилась ситуация сейчас. Проводите расследование, наказывайте преступников, уверен, у вас это прекрасно получается. А общение с иностранными государствами и их гражданами оставьте нашему министерству.

Орлов пошел пятнами и вдруг буркнул резко:

– Понятно. Так, товарищи опера, возвращайтесь к работе. А мы с господином помощником министра дальше побеседуем.

В коридоре Крячко протяжно вздохнул:

– Эх, плакала моя командировка за бугор. А я уже размечтался, Наташке ляпнул. Вот она ворчать будет. И так нигде, кроме дачи, не были, а теперь такой облом. Никаких вам потерпевших и международных расследований, господин Гуров.

Он заглянул в лицо Льву:

– А ты и не особо расстроился? Идешь довольный.

Гуров и правда, хоть и понимал, что без покупателей подделок все обвинения против Горюцкого будут сняты, не мог скрыть своей радости. Ведь это были бы обвинения не только против Иностранца, организовавшего банду, но и против Лидии Журиной. Пускай она и была мошенницей и изготовителем художественных копий, но сейчас опер был рад, что дело будет закрыто, а женщина в его памяти останется талантливым скульптором, а не преступницей. Вслух он высказывать свои мысли не стал, лишь ободрил приунывшего напарника:

– Не вешай нос, господин Крячко. На Горюцком и его ребятах как минимум повиснет убийство Слона и организация ограбления квартиры Журиных. А еще смерть Стрекозы, свидетельницы. Уверен, что это тоже связано с работой банды. Сегодня как раз поеду в ее квартиру за уликами. Так что на свободу они не выйдут, в лучшем случае получат сроки чуть поменьше.

– Еще попытка убийства сотрудника полиции при исполнении, сопротивление при задержании. Они мне все ноги отдавили, – проворчал Крячко.

По его лукавому выражению лица уже было видно, что опер остыл и перестал расстраиваться из-за сорвавшегося расследования. С другой стороны, ему не придется возиться с ворохом бумажек, а раскрытых громких дел еще хватит на его век. Станислав потянулся на стуле, до сих пор сказывалась бессонная ночь во время штурма. В дверь стукнул полицейский:

– Товарищ полковник, на допрос привезли. Заводить?

Лев Иванович похлопал напарника по плечу:

– Ну все, Стас, ты давай, вытряси из него признание, ты такое умеешь. А я прокачусь до квартиры Исаевой.

Довольный похвалой Крячко кивнул головой: давай!

Возле подъезда опера ждала вчерашняя парочка – хозяйка квартиры и полицейский, который опечатывал комнату Исаевой. При виде лжежильца бабка ахнула, но тут же посуровела лицом и терпеливо ждала в коридоре всю процедуру осмотра. Пока его помощник искал свидетелей среди соседей, Лев Иванович нетерпеливо снял бумажные ленты, отомкнул замок связкой ключей и шагнул внутрь. В маленькой комнатушке стоял приторный сладкий запах женских духов, вещей и правда было совсем немного. В узком пенале шкафа висели два длинных, в пол, платья, вытертая куртка из синтепона и две пары удлиненных перчаток из синтетических кружев. Лев за полчаса обыскал все пространство, только ни под дырявым пледом на узенькой кровати, ни среди обилия шкатулок с дешевой косметикой не нашел бумаг или записок с перечнем скульптур Лидии Журиной. Все содержимое комнаты кричало лишь о крайней бедности хозяйки, которая изо всех сил пыталась изображать элегантную даму. Полицейский и свидетели скучали по углам, пенсионерка вздыхала громко в коридоре, устав от ожидания, а он, уже в который раз, делал круг по комнате. Выцветшие обои, пластиковая кружка с остатками воды, надкушенный кусок хлеба прямо посреди палеток с тенями и помад, стоптанные туфли, завернутые в газету. Ничего из этих вещей не давало ему ответа – почему была убита Марина Исаева? Внимание опера привлек лист ватмана, пришпиленный к стене. На него Стрекоза обильно прилепила вырезанные из журналов фотографии автомобилей, холеных красавиц в драгоценностях и вечерних платьях, бокалов шампанского и видов на морское побережье. Мелко, по самому верху, была выведена карандашом надпись: «Карта желаний». Среди всей пестроты и глянцевых картинок из наивных мечтаний Стрекозы он поначалу даже не заметил невзрачный документ на листе А4. А когда вчитался в ровные строки, то тут же подозвал свидетелей:

– Обратите внимание, изымаю документ. Свидетельство о браке Исаевой и Журина.

Впереди всех затопала любопытная хозяйка квартиры, старуха с удивлением рассматривала документ:

– Холостая она, все в девках бегала, ведь паспорт мне показывала. Я ж строго запретила мужиков водить, это что ж теперь, еще и мужа ейного искать будут? – Пенсионерка жадно покосилась на пестрое наследство в косметичке погибшей жилички, ради которого терпеливо ждала окончания осмотра квартиры.

Но полицейский осторожно потер пальцем уголок листа:

– Так подделка, вон и краски липнут. На принтере распечатала бумажку.

– Да как распечатала, это ж документ! – ахнула старуха. – Так все промеж себя поженются! Она, может, и на мою квартиру документ напечатала! Ишь ты дрянь, мошенница!

Гуров остановил ее крик:

– Документ – подделка, видно невооруженным глазом. Печати нет. Это просто картинка, без всякой юридической силы.

Квартирная хозяйка выдохнула с облегчением, засуетилась вокруг кровати:

– Ну так чего, прибираю вещички? Мне заселять жильца надо. Сколько мурыжить меня будете? Деньги же капают.

Сотрудник полиции перевел взгляд на Гурова, и тот кивнул – снимай ограничения. Шустрая пенсионерка, не дожидаясь их ухода, тут же принялась сгребать неказистое добро в кошелки:

– Ну вот и хорошо, вот и слава богу. Разобрались наконец, одни проблемы от этой гулены.

Лев же пошел стучаться в квартиры трехэтажного домишки, чтобы еще раз самому проверить, не видел ли кто, как Стрекоза выходила из дома в ночь своей смерти. Только почти никого не было дома, в рабочий полдень трудно застать кого-либо в квартирах. После обхода опер присел на лавочку возле подъезда, осматривая двор с единственными качелями – может, ему повезет и где-нибудь окажется камера видеонаблюдения, на которую могла попасть Исаева и ее спутник или спутница в тот вечер? Но ветхие постройки с осыпающейся штукатуркой, бывшие рабочие бараки, зияли распахнутыми дверями подъездов без камер и консьержек. Их скромное имущество никто не собирался красть, поэтому нужды в усиленной безопасности тоже не было. Сквозь гул мыслей вдруг пробились крики тоненьких голосов, мальчик и девочка лет пяти устроили ссору рядом с качелями.

– Он мой, квартира моя! – выкрикивала девочка, высовывая язык.

А мальчишка в ответ со всей силы врезал ей по голове камнем, зажатым в кулачке. Но когда его напарница по игре завыла в голос от боли, швырнул свое орудие в сторону и вцепился в