Священные камни Европы - Сергей Юрьевич Катканов

аристократии духа. В основе рыцарского благородства – умение держать дистанцию со всеми, при этом ни одного человека не считая хуже себя. Надменность, которую иногда можно встретить в рыцарях, чужда подлинному благородству. Надменный рыцарь так и не смог стать настоящим рыцарем. При этом в рыцаре должно быть развито чувство личного достоинства. Оно порою бывает похоже на гордыню, но не имеет с ней ничего общего. Человек с развитым чувством личного достоинства чужд раболепству, холуйству, заискиванию, то есть в нем нет человекоугодия. Это одна из важнейших отличительных черт рыцаря. Иногда именно достоинство рыцарей служило поводом для разговоров о рыцарской гордости, например о «гордости храмовников». Человек с рабской душой может посмотреть на благородного рыцаря и сказать: «Какой гордый». Но он не гордый, он просто не привык стелиться ковриком под ноги сильного, и это вовсе не противоречит настоящему смирению.

Но, развивая в себе личное достоинство, рыцарь легко может скатиться в гордыню, и сам того не заметив. Риск велик, но рыцарь не может ради избежания этого риска превратиться в холуя и лизоблюда. Чтобы сохранить своё достоинство и не впасть в гордыню, рыцарь должен пройтись по острию меча. Господь милостив, Он поможет.

Другая группа духовных рисков рыцарства связана с тем, что основное дело жизни рыцаря – война. А как часто на войне человек грубеет, звереет, становится жестоким и беспощадным. Блаженный Августин писал: «В чем грех войны? Неужели в том, что на войне погибают люди, которые всё равно когда-нибудь умерли бы? Осуждать смерть – это трусость, а не набожность. Нет, страсть вредить, ожесточенность мщения, неукротимость и непримиримость духа, дикость в борьбе, похоть господства – вот что по справедливости считается грехом в войнах…»

Это суждение чрезвычайно важно для понимания сути рыцарства. Возлагать на военных профессионалов вину за то, что на поле боя они убивают людей – это абсурд. Но ведь во время войны грех подстерегает рыцаря на каждом шагу – ожесточенность сердца, забвение жалости, нечувствительность к чужой боли – разве может избежать этого тот, кто не вылезает из кровавой мясорубки? Да, может. Можно воевать и не ожесточаться, не позабыть о милосердии и сострадании. Но как это трудно! Воистину, Бог хочет от рыцарей немыслимого. Иными словами, Бог хочет, чтобы осознав тщетность личных усилий в противостоянии греху, рыцарь на каждом шагу призывал Божью помощь.

Бернар Клервосский, твердо сказавший: «Нет такого закона, который запрещал бы христианину поднимать меч», дальше объясняет, насколько в реальности сложен этот вопрос: «Если тебе случиться быть убитым, когда ты стремишься убить другого – ты умрешь убийцей. Если одолеешь противника своей волей к победе и убьёшь человека, будешь жить убийцей же… Что за несчастная победа – победить человека, будучи при этом побежденным пороком, и тешиться пустой славой о его поражении, когда самого тебя поразили гнев и гордыня. Но что же те, кто убивает не в лихорадке мести и не в опухоли гордыни, а лишь ради того, чтобы спасти самого себя? Даже такую победу не назову я благой, поскольку телесная смерть есть воистину зло меньшее, нежели смерть духовная».

Да, не всякий убивающий на поле боя уже повинен в грехе убийства. Но нельзя просто так сказать: «Убийство на войне – не убийство». Аббат Бернар перечисляет те случаи, когда убивающий на самой праведной войне всё же повинен в грехе убийства. Да как же рыцарю избежать всего того, что перечислил аббат? Только с Божьей помощью. Но всегда ли рыцарь помнит о Боге на войне? Рыцарь ведь всего лишь человек – снаружи железный, а внутри – очень уязвимый. Воистину, духовные риски рыцарства огромны.

Ещё один риск связан с тем, что рыцарь по определению очень одинок. Причем, без этого одиночества, без внешней и внутренней обособленности, настоящий рыцарь не может состояться. А ведь в духовном плане это очень опасно. Тут ведь не трудно скатиться в тот тип индивидуализма, который усыновляет человека дьяволу. Если ты всегда и во всем сам по себе, то, может быть, тебе уже нет дела до других людей? А это духовная смерть.

У православных авторов слово «индивидуализм» имеет однозначно отрицательный смысл. Наши любят противопоставлять нехороший «западный индивидуализм» и хорошую «русскую соборность». При этом иногда забывают, что хоть соборность и хорошо, но она легко скатывается в стадность, в «колхозность», в коллективную безответственность, а это уже плохо. Так же индивидуализм может быть разный. Само слово «монах» происходит от «монос» – «один». И самыми великими православными святыми были отшельники, то же ведь «индивидуалисты», избравшие одинокий путь к Богу, но при этом любившие всех людей. Только вот постепенно всё более и более утверждались общежительные монастыри, а отшельничество почти исчезло. Это ведь не случайно. Одинокий духовный путь очень опасен, в одиночку легче погибнуть. Вот так же и с рыцарями. Одинокий, внешне и внутренне изолированный христианский рыцарь идет благим путем, но этот путь очень опасен. Если на этом пути рыцарь вдруг утратит связь с Богом, мало кто сможет его поддержать.

От слова «индивидуализм» на самом деле веет жутью. Крайняя степень индивидуализма и самоизоляции – это сатанизм. Сатанист – тотальный, абсолютный одиночка, разорвавший все связи. Но рыцарь, опять же по определению, принадлежит к Церкви, то есть к общности христиан, рыцарь принадлежит к иерархии, то есть он связан с людьми нитями присяг, которые очень тонки, и порою почти незаметны, но они достаточно прочны. И, наконец, рыцарь всегда с Богом. Пока остается рыцарем.

Связи рыцаря с людьми ослаблены, а вот его связь с Богом должна быть канатом, толщиною с руку. Иначе рыцарю – конец. Стоит рыцарю разорвать связь с Богом, как его связи с людьми оборвутся сами собой, и тогда он станет сатанистом.

Собственно, западный либерализм, который строится на индивидуализме, вырос как раз из злоупотребления рыцарской психологией. Западная цивилизация, душой которой было рыцарство, потеряла баланс, пытаясь утвердить рыцарское начало без Бога, и сорвалась в пропасть.

Настоящий рыцарь, отстаивая свою самодостаточность, своё священное право ни с кем не смешиваться, постоянно балансирует на краю пропасти, не срываясь только благодаря Божьей помощи. Место рыцаря в жизни – скользкое и страшное. На краю пропасти без молитвы и минуты не продержаться. Не рвитесь в рыцари. Рыцарем может быть только тот, кто ни кем иным вообще быть не может.

Рыцари барона Эволы

Жил в Италии XXвека барон Юлиус Эвола. Это был сильный мыслитель, но страшный путаник. По какому-то нелепому недоразумению он считал себя язычником