22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война - Марк Солонин

В отчетах штабов внутренних войск НКВД предвоенного периода говорится о десятках разгромленных (или находящихся в «оперативной разработке») вооруженных бандформирований, о практически постоянных перестрелках, диверсиях, изъятиях оружия и взрывчатки. Особенно напряженной была обстановка в западных областях Украины, где действовали партизанские отряды ОУНа (Организация украинских националистов, создана в 1929 г.), накопившие за годы террористической борьбы с польскими властями немалый боевой опыт. Примечательно, что наибольшая активность бандеровцев наблюдалась в Тарнопольской области, т.е. именно там, где предстояло развернуть полевой командный пункт штаба Юго-Западного фронта!

Активно готовились нанести удар по тылам Красной Армии латышская военизированная организация «Айзсарги» (создана еще в 1919 году, к 1940 году насчитывала в своих рядах до 40 тыс. человек), боевые группы «гвардии обороны Литвы», эстонский «Кайтселиит» и другие. В докладе от 21 мая 1941 г. немецкая военная разведка с чувством глубокого удовлетворения констатировала:

«Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессирует настолько, что доставляет известные трудности удержать его участников от преждевременных акций...» [155]

Тщательно изготовленная совместными усилиями сталинцев и гитлеровцев «мина замедленного действия» взорвалась 22 июня 1941 года.

Маршал Москаленко пишет в своих мемуарах, что первыми выстрелами войны для него стали выстрелы украинских националистов, которые в г. Луцке обстреляли его машину на рассвете 22 июня. А.Т. Ильин (в то время — младший лейтенант, 5-я танковая дивизия, 3-й МК) вспоминает, как ранним утром 22 июня его послали для выяснения обстановки в штаб дивизии, в литовский город Алитус:

«...толпа раздвинулась в обе стороны, и мы проехали на полном ходу. Но когда мы проехали, то из толпы стали стрелять в нас из автоматов и уже против казарм подбили наш мотоцикл...» [83]

В первые же минуты войны боевики антисоветского подполья взорвали телефонную станцию в Белостоке (а через этот коммутатор шли основные линии связи 10-й армии), электростанцию в Кобрине, отключили свет и воду в Бресте [79]. Все участники первых боев в Белоруссии в один голос свидетельствуют, что немецкая авиация наносила прицельные удары по командным пунктам, складам, эшелонам с новейшей техникой. Надо ли доказывать, что такое стало возможным только потому, что немецкой разведке помогали сотни информаторов из числа местных жителей?

Обстановку, сложившуюся в первые дни войны в Прибалтике, нельзя назвать ничем иным, как широкомасштабным вооруженным мятежом. Уже 24 июня 1941 года, раньше, чем в Каунас вошли передовые части вермахта, контроль над городом установила некая «литовская комендатура» во главе с полковником бывшей литовской армии Бобялисом. Один из очевидцев событий свидетельствует:

«...руководители Литвы поспешили удрать на машинах первыми, а за ними потянулись милицейские органы, тем самым развязав руки контреволюционным бандам в Литве... Каунас и вся Литва вообще в течение нескольких дней находились без гражданских властей. 23 и 24 июня контрреволюция организовала боевые дружины, привлекая даже гимназистов 5-го класса...» [155, с. 386]

Убежать куда-либо из Риги сложнее — город стоит на берегу морского залива. Возможно, поэтому в столице Латвии разгорелись настоящие уличные бои. В «Кратком описании боевых действий 5-го мотострелкового полка войск НКВД» обстановка в городе выглядит следующим образом:

«...враждебные элементы наводили панику в тылу армии, деморализовали работу штабов, правительственных и советских учреждений... Враги установили на колокольнях церквей, башнях, чердаках и в окнах домов пулеметы, автоматы и вели обстрел улиц, зданий штаба Северо-Западного фронта, ЦК Компартии Латвии, телеграфа, вокзала... Я повел жестокую борьбу с «пятой колонной», на каждый произведенный выстрел отвечал огнем пулеметов и танковых пушек» (подчеркнуто мной. — М.С.)...

В ночь на 24 июня (войска немецкой группы армий «Север» заняли Ригу только 30 июня) группа мятежников ворвалась в дом, где проживали работники ЦК Компартии Латвии. О масштабе этого ночного боя можно судить по тому, что «в ходе боя 128 человек нападавших было убито, 457 взято в плен» [155, с. 404].

Пожар мятежа бушевал на Украине. Причем не только в западных ее областях. Так, в описании боевых действий 32-й танковой дивизии читаем: «...к вечеру 6.7.41. дивизия подошла к Староконстантинову, но в город войти не удалось, так как в городе паника и беспорядки» [8]. Староконстантинов находится в Проскуровской (ныне Хмельницкая) области. Это «старая советская» часть Украины. И даже там «беспорядки» оказались такой силы, что командир танковой (!) дивизии не рискнул войти в город.

При этом в самом областном центре, как докладывал начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлов, «после панического отъезда из города районных и областных руководителей была взорвана электростанция и разрушен водопровод. Отошедшие в Проскуров наши части остались без света и воды...» [68]

Главные события разворачивались во Львове — историческом центре Галиции. Бои в городе начались практически в первый же день войны. Вот как описывает события 24 июня комиссар 8-го мехкорпуса Н.К. Попель:

«Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу — вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп (так, подчиняясь внутренней самоцензуре, Попель называет бандеровцев. — М.С), их огневые точки и склады боеприпасов. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко. Схватки носили ожесточенный характер... Понять, где наши, где враги, никак нельзя — форма на всех одинаковая, красноармейская. Нелегко было навести порядок и на центральной магистрали Львова. Стихия бегства владела людьми...» [105]

Утром 30 июня 1941 г. вооруженные отряды украинских националистов, поддержанные частями 17-й армии вермахта, полностью овладели городом. В тот же день прибывшие во Львов руководители ОУНа С. Бандера и Я. Стецько объявили о создании «независимой соборной Украины». Правда, очень скоро выяснилось, что оуновцы нужны немцам так же, как Гришка Отрепьев был нужен польской шляхте — лишь в качестве «предлога раздоров и войны». Взбешенный «самоуправством» украинских лидеров, Гитлер приказал арестовать Бандеру и Стецько. Большая группа руководителей самопровозглашенной республики была немцами расстреляна. Обозначившийся еще в 1940 г. раскол ОУНа на «бандеровцев» и «мельниковцев» усилился. Сторонники Бандеры начали партизанскую войну против оккупантов, в то время как отрядам Мельника немцы доверили в первых рядах наступающих частей вермахта войти в Киев. Но это уже другая история...

****

Вернемся в трагический июнь 1941 года. Одним из немногих дел, которое «чекисты» успели сделать, несмотря на овладевшую всеми «стихию бегства», было то, что в служебных отчетах НКВД называлось «проведение операций по 1-й категории». 12 июля 1941 года начальник тюремного управления НКВД Украины капитан госбезопасности А.Ф. Филиппов докладывал в Москву:

«...из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2466 человек... Все убывшие по 1-й категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, в городе Злочеве — в саду».

В докладе были вскрыты и отдельные недостатки в работе (вероятно, вызванные все той же «стихией бегства»), а именно:

«...местные органы НКГБ... проведение операций по 1-й категории в большинстве возлагали на работников тюрем, оставаясь сами в стороне, а поскольку это происходило в момент отступления под огнем противника, то не везде работники тюрем смогли более тщательно закопать трупы и замаскировать внешне»

[158].

Закапывали очень небрежно. Жуткий смрад разлагающихся на 30-градусной жаре трупов висел над Львовом. В районе тюрьмы работать без противогазов было и вовсе невозможно. Ведомство Геббельса выпустило позднее целую книгу писем немецких солдат, в которых они рассказывали о прибитых гвоздями к стенам, изуродованных, четвертованных телах, обнаруженных внутри Львовской тюрьмы. Затем советская пропаганда пять десятилетий подряд яростно отрицала сам факт убийства узников...

Тюрьмы Львовской области не были исключением из общего правила. Массовое истребление заключенных (в том числе — подследственных, вина которых перед советской властью даже по действовавшим тогда законам не была доказана!) было повсеместным. Так, судя по отчету капитана Филиппова, в Дрогобычской области по 1-й категории «убыли» 1101 человек, в Станиславской — 1000, в Тарнопольской — 674, в Ровенской — 230, в Волынской - 231... [158]