Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем - Антонина Пирожкова

Наступил второй год войны, самый тяжелый для нас в Новом Афоне. Война затягивалась, и некоторые сотрудники нашей группы стали нервничать, стремиться уехать в Москву. Немцы к тому времени перерезали железную дорогу, соединяющую Сочи с Москвой. Двигаться можно было только через Красноводск, добирались до Москвы за сорок дней. Уехал и руководитель нашей группы Б. В. Грейц с женой. Я осталась во главе проектной группы. Мне с мамой и маленькой Лидой опасно было трогаться в такой далекий путь.

Когда строительство тоннелей прекратилось из-за отсутствия цемента и лесоматериалов, которые мы получали из Новороссийска, взятого теперь немцами, был дан приказ законсервировать выработки тоннелей. На это тоже требовался лес. Пришлось организовать лесоразработки вблизи Пицунды, но не на побережье, а на склонах ближайших гор.

Немцы подходили к Туапсе. Мы срочно начали строить железную дорогу в обход тоннелей. А пока вооружение из Ирана к Туапсе шло по извилистой, разбитой до предела шоссейной дороге. Во время дождей дорога портилась, колонны машин с вооружением останавливались.

Немцы начали бомбить Тбилиси и Сухуми.

Управление строительством железной дороги переехало в Новый Афон, но немецкие самолеты начали летать и над Новым Афоном. По тревоге мы прятались в канавах, прорытых еще монахами для отвода воды со склона масличной рощи. Наши зенитки стреляли по самолетам, и пустые гильзы падали на нас, сидящих в канаве. Возможно, немцы узнали, что части морской пехоты расположились на отдых в пустых санаториях Нового Афона, а может быть, закрытые от морозов белыми колпаками молодые лимонные деревья принимали за палатки воинских частей. Во всяком случае, оставаться в гостинице мы побоялись, и сняли для работы комнату в частном доме в поселке Псырцха, и сами переехали в дома этого поселка.

Наши хозяева Арут и Оля Янукян

Селение Псырцха состояло из домов, расположенных в несколько рядов вдоль моря, и домов, уходящих вверх по склону горы. В поисках жилья я с мамой и Лидой зашла в понравившийся нам небольшой дом с садом. Он стоял не на самом берегу моря, а на холме по другую сторону шоссейной дороги, и оттуда открывался чудесный вид на море. Хозяевами оказались армянин Арут Маргосович Янукян и его жена Оля. Поначалу Арут не хотел сдавать комнату, ссылаясь на то, что должны приехать родственники из Сухуми, но вмешалась Оля и сказала, что давно любуется этой девочкой в штанишках, когда бывает в Новом Афоне, и что она хотела бы, чтобы мы жили у них. Своих детей у них не было — когда-то была девочка, но умерла от рожистого воспаления. И я сняла у них небольшую комнату для себя и побольше — для мамы с Лидой. Сад был замечательный: много мандариновых деревьев, апельсиновые, лимонные, несколько яблонь и груш, а также мушмула, шелковица. Также было три оливковых деревца и два фейхоа. Виноград «Изабелла» окружал двор и ограждал беседку внутри двора. Большая площадка, обвитая со всех сторон и сверху виноградом, создавала тенистое место со скамьями по периметру и большим деревянным столом в одном из ее углов.

Комнату для работы мы сняли у Андроника Сарьяна в доме прямо на берегу моря, за забором которого был уже пляж. Андроник Сарьян, красивый человек лет сорока, имел жену Арусян и шестерых детей; всем детям он дал имена на букву А, как и он сам. Андроник любил выпить и посмеяться и часто неожиданно входил в нашу комнату, когда мы работали, с большим подносом только что сорванного винограда.

Поселившись в селении Псырцха, я попала в среду местного, но армянского населения. Основное население Абхазии состояло из абхазов, но было много и армян, бежавших от турок из своей страны. Даже селений Псырцха было два, «Псырцха абхазская» и «Псырцха армянская». Были и другие двойные селения. А кроме этого в Абхазии жило много грузин и русских. Никакой вражды или хотя бы неприязни между отдельными национальностями не было.

Наш хозяин Арут пользовался среди местного населения особым авторитетом. Я замечала, что к нему часто приходят и мужчины, и женщины, чтобы с ним посоветоваться, решить какой-то спор и даже лечиться. Бывали и соседи, и люди из отдаленных мест. Меня восхищало их умение говорить, произносить длинные цветистые речи, а ведь были они простыми крестьянами. Я вспоминала русских мужиков и женщин, всегда молчаливых, особенно в Сибири, где я выросла. А здесь — ну просто Цицероны! Арут не переставал меня удивлять: он мог разрешить любой спор, дать совет, сосватать невесту, организовать похороны и даже иногда освободить от армии. Я — любопытная и всегда спрашивала его, зачем приходили и что он посоветовал или что сделал. И он охотно мне рассказывал. А вот что я наблюдала сама. Приходит молодой парень, у него болит зуб и он хочет, чтобы Арут вырвал ему зуб. Арут идет в кладовую, с полки со всяким ржавым железом достает грубые щипцы, вытирает их о свои грязные штаны и говорит парню: «Открой рот». Тут же вырывает зуб и, сказав, чтобы тот сплюнул и посидел, уходит. Я подсаживаюсь к парню на скамью и спрашиваю, почему он пошел к Аруту а не в больницу. Тот спокойно отвечает: «У них будет заражение крови». — «А у Арута?» — «Никогда!»

Другой пример. Прибегает женщина — обварила руку кипятком. Арут пойдет в сад, нарвет какой-то травы и на металлическом листе сожжет ее. Потом подождет, пока пепел остынет, и посыпает им ожоги. Женщина благодарит и уходит.

Но были у Арута и какие-то таинственные больные, которых он приглашал в одну из комнат дома, и они оставались ночевать там одну, а иногда и две ночи. О них я никогда не спрашивала Арута, считая, что еще рано: я мало его знала. Оля обычно не вмешивалась в дела мужа, и спрашивать ее было бесполезно.

Маме нравилось жить у Арута, она подружилась с Олей, привыкла к морю и принимала участие в хозяйственных делах по дому, завела кур, научилась делать кукурузные лепешки и мамалыгу из кукурузной муки. Учила Олю готовить русские блюда.

Лида в Псырцхе вела жизнь вполне деревенской девочки. По утрам из кукурузника (высокая башня с лестницей) доставала кукурузные початки, ручной мельницей, укрепленной на скамье в беседке, молола в крупу зерна кукурузы, кормила кур и цыплят. Цыплята настолько к ней привыкли, что смирно сидели у нее на голове, плечах и руках, и она в таком виде расхаживала с ними по двору. По вечерам пастух кричал не хозяйке Оле, а Лиде: «Лида, забирай свою корову!» Лида хватала с гвоздя веревку, бежала за ворота, наматывала веревку на рога коровы и вела ее по тропинке через сад в хлев.

Арут научил Лиду плавать и нырять. Попытки Лиды научиться плавать самой или с моей помощью ничем хорошим не кончались, а тут она быстро освоилась с морем, стала нырять и плавать великолепно, чувствовала себя в воде так же уверенно, как любой местный мальчишка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});