Сумеречные врата - Пола Вольски

— Ренилл. Ренилл! — Она больно ущипнула его. Ужасно навязчива, совершенно невозможно не замечать ее.

— Ренилл, что с тобой? Очнись! Ренилл! — Засунула руку под шляпу и дергает его за волосы.

— Ренилл, пожалуйста.

Ей что-то не нравится, но это ее забота. Ясно, что намерения у нее добрые, просто она не понимает. Может быть, если ей объяснить, она замолчит и оставит его в покое.

— Скажи что-нибудь! — теперь она влепила ему обжигающую пощечину.

Это уж слишком. Ренилл задохнулся. Вспыхнувший гнев оборвал связь с КриНаидом. Он снова был одинок и неполон, и виновата в том она — эта глупая, нахальная девчонка. В ярости он готов был ответить ей затрещиной, но сумел удержаться. Она ведь хочет добра, и конечно, просто не представляет, что натворила. Потом он ощутил смутное недоумение. Ударить женщину? Не просто какую-то женщину — Джатонди.

Ударить Джатонди? Как это могло прийти ему в голову? Откуда взялись эти мысли? Чужие мысли! Испуг остудил его, и Ренилл более или менее пришел в себя. Джатонди продолжала дергать его за волосы.

— Перестань, — тускло выговорил Ренилл, и девушка отпустила его.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ты стоял тут и бормотал себе под нос!

— Я слушал.

— Кого?

— Женщинам-сосудам не дано испытать единения, — пояснил КриНаид. Теперь не оставалось сомнения, что он говорил вслух, потому что Джатонди ахнула, услышав его голос. — Их разум не достаточно развит. Однако их тела служат Отцу.

— Вспомни, зачем мы здесь, — шепнула Джатонди. Зачем мы здесь… Что-то темное, кровавое. Он не мог вспомнить.

— Вспомни покой самоотречения, — вещал КриНаид. — Вспомни его красоту.

Ренилл помнил. Голос больше не звучал у него в мозгу, но не потерял своей власти. Но было и что-то другое, что-то в сознании КриНаида, что он ощутил, но не успел осознать. Ренилл шагнул к свету и к неподвижной фигуре, застывшей в ярком круге. Жрец словно вырастал над ним, возвышаясь, подобно ослепительному, могучему богу.

— Ренилл, что ты делаешь? — Джатонди не отставала от него.

Что он делает? Ренилл остановился в замешательстве. Дворец Света по-прежнему был неизмеримо далек. Вонарская логика не спасает. Ни поддержки, ни якоря. Револьвер в его руке дрогнул.

— Ренилл, дай мне револьвер. — Голос Джатонди звучал совершенно спокойно. — Слышишь? Отдай мне револьвер.

— Он не повинуется тебе. — В первый раз жрец обратился непосредственно к девушке, и она застыла, словно пораженная молнией. — Тебе не дано сбить его с пути и развратить его душу, ибо он нашел себя — истинного.

В голосе первого жреца звучала непоколебимая уверенность и знакомая Рениллу насмешка. Ни намека на сомнение, отчаяние, которое почудилось ему раньше.

— Он открыл в себе Бесконечность, — заключил КриНаид. — Он обрел Отца.

Последнее слово… совсем недавно оно звучало иначе… отдавалось в памяти.

И Ренилл понял. Больше он не даст ускользнуть этому пониманию.

— Ты взывал к Отцу, когда был один, — услышал Ренилл собственный голос, медленно выговаривающий слова, — но он не ответил.

Свечение в отверстиях маски стало ярче. Жрец молчал.

— Он не слышал тебя, — продолжал Ренилл, возвращая память о мимолетном соприкосновении с разумом КриНаида. — Или ему нет до тебя дела. Быть может, Он забыл тебя.

Талисманы Ирруле на одеянии жреца замерцали, как огоньки догорающих свечей. Должно быть, Ренилл еще сохранил некую связь с чувствами КриНаид-сына, потому что в нем разрастался пугающий холод одиночества. Порывом ледяного ветра налетело отчаяние брошенного ребенка. Но вот мерцание талисманов сменилось новым, ярчайшим сиянием. На смену отчаянию пришел гнев, навсегда оборвавший тонкую связующую нить.

Ренилл понял, что снова владеет собой. Разум уцелел и принадлежал только ему. Но как он был истощен! А над ним утесом возвышался Первый Жрец, окруженный сверкающим ореолом неземного света. Его жар обжигал даже на расстоянии.

— Ты недостоин. — Сейчас в голосе жреца не осталось ничего человеческого. Гнев отточил стальные ноты, как лезвие клинка. — И неразумен.

Ренилл молчал.

— С тобой и подобными тебе будет покончено. Ваше время прошло. Этой ночью дремлющий Отец проснется ради величайшего Обновления. Сияние и жизни сотен возвратят Ему прежнюю славу.

— А может, потом он снова уляжется спать? — предположил Ренилл, метя в единственное уязвимое место противника. — Или вовсе не проснется?

— Ныне Он восстанет в прежнем могуществе. Обновленный, Он будет ваять плоть Исподнего мира по воле Своей.

— А захочет ли он оставаться здесь? Не предпочтет ли удалиться?

— Он создаст новую, мощную касту Сынов Аона. Их тела и разум наполнятся материей Сияния, которое смертные зовут Страной Ирруле. Новые Жрецы Света, Его дети и слуги возглавят Его армии.

— А не бросил ли он тебя, Первый Жрец? Не один ли ты здесь?

Свет талисманов снова мигнул — но стал ровным. Голос КриНаида звучал по-прежнему насмешливо.

— Женщина-сосуд, что стоит рядом с тобой, несет в себе царственную кровь, которую люди почитают чистой. Она послужит первым вместилищем нового поколения. Ее Восславление близко. Материя Сияния, внедренная в ее тело, воспрянет и взорвет ее. В поглощающей агонии последнего мгновения жизни, Сосуд может найти утешение в мысли, что ее отпрыск, сын бога Аона, будет жить и служить Отцу долгие века. Имя счастливицы, Блаженной и Избранной среди женщин ее рода, будет вечно почитаться верными.

Ренилл лишился дара речи, но Джатонди не замедлила с ответом.

— Этому не бывать, — спокойно возразила она.

КриНаид словно не услышал ее слов. Зеленоватые лучи его взгляда оставались нацелены на Ренилла. Он продолжал свою речь:

— Новая эра увидит окончательное торжество Отца. Его будут почитать и поклоняться ему по всей земле, известной как Авеския, и за ее пределами. Дерзкие чужеземцы, осмелившиеся вмешаться в святейший из Его обрядов, бегут из Авескии или умрут в ней. Что до тебя, во Чаумелль то ты уже сделал свой выбор.

КриНаид замер в молчании на миг, потребный ему, чтобы собрать воедино силу своих талисманов. Он не шевельнулся, не произнес ни слова. Как видно, мощь его разума не нуждалась в поддержке привычных смертным колдовских ритуалов. По крайней мере, так подумалось Рениллу, наблюдавшему, как сверкающие талисманы Ир руле наливаются новым, всесокрушающим сиянием.

Воздух вспыхнул, и Святыня стала пылающим горном, наполненным темным огнем. Ренилл горел, погибал в нем. Он глотнул смертоносный воздух, и огонь обжег горло, и вопль боли, рвавшийся из груди, не нашел выхода, но другой пронзительный крик звучал, дико отдавался…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});