Казачество в 1812 году - Алексей Шишов

Полковник Марбо называет себя с остатками полка конных егерей одними из самых дисциплинированных среди бежавших наполеоновцев. Он пишет, что его подчиненные спаслись от морозов благодаря его настойчивости: каждый кавалерист полка еще летом запасся курткой из толстой овчины. Его конные солдаты голода не знали, так как опытный фуражир мог обнаружить запасы зерна в селах по обе стороны дороги.

Марбо дает свои разъяснения действиям армии противника. Так, он объясняет «позднее появление» перед отступавшими войсками императора Наполеона регулярных русских войск (не казаков) тем, что «солдаты Кутузова хуже переносили сильные морозы, чем французы, частично потому, что зимой они привыкли сидеть по домам, в которых на полную тягу топились печи». То есть сидели всю зиму на теплых лежанках, не часто выходя на улицу, как это делают зимой французы.

Барон империи утверждает, что русский авангард редко сближался с французским арьергардом на расстояние мушкетного выстрела, «только казаки нависали с флангов, и, когда им удавалось схватить кого-нибудь из отставших солдат, они занимались тем, что грабили пленника и бросали его умирать на морозе».

Такое жестокое отношение к измученным отступлением французам со стороны казаков мемуарист де Марбо объясняет следующим образом: «Взять в плен – означало отказаться от возможности мародерства, а вдоль дороги оставалось немало добра, которым можно было поживиться, включая содержимое царской сокровищницы».

Марбо рассказывает и о том, как казаки нападали на колонну, в рядах которой шли его конные егеря: «Иногда казаки подтягивали на санях одно из легких орудий, из которого стреляли по едва бредущей шеренге, но их артиллерийских навыков было недостаточно, и они не могли причинить много вреда». Здесь уместно отметить, что расчеты донских конных орудий за войну 12-го года много раз бывали в самых яростных переделках, традиционно демонстрируя и меткость огня, и скорострельность, и умение маневрировать на поле боя.

Полковник конных егерей в своих мемуарах утверждает, что французская кавалерия благополучно добралась (!) до самой границы, до города Вильно. Его конные егеря вошли в этот город 9 декабря (?), «останавливаясь время от времени, чтобы освободить удила своих лошадей от сосулек, которые образовывались от дыхания».

Барон де Марбо утверждает и такое: «Каждый раз, когда по сугробам навстречу казакам скакал конный отряд французов, они рассеивались и исчезали». То есть, по Марбо, выходит, что всю войну не французы с союзниками боялись казаков (чему мемуарных свидетельств более чем достаточно), а казаки боялись даже малого числа кавалерии неприятеля, что полковник, лично знакомый самому императору, мог наблюдать весь Русский поход Наполеона.

После бегства французов через пограничный Неман донской атаман М. И. Платов с прискорбием писал главнокомандующему о состоянии на день победы казачьей иррегулярной конницы:

«…В донских полках… не более осталось казаков, как в лучшем полку полтораста человек на таких лошадях, кои могут еще, хотя и с трудностию, действовать: в прочем сделалось много казаков больных разными болезнями, ознобивших ноги в бывшие сильные морозы… и немало осталось их за устолью лошадей, которые хотя и собираются к полкам, но все еще не собрались…»

Все это было прямым следствием непомерных тяжестей и лишений быстрого преследования наполеоновской армии, ведения партизанских действий, требовавших высокой маневренности. Атаман М. И. Платов не напоминал о том высокому начальству до самых последних дней «грозы 12-го года». Но когда казачья конница вышла на берега Немана, об этом сказать уже надо было непременно.

Казачьи полки «выдохлись» к концу войны: измотались и люди, и их степные кони, полгода не знавшие отдыха и достаточного пропитания. Конский состав в войну не «ремонтировался», то есть свежие кони в казачьи войска не поступали. Лошади же, отбитые у неприятеля, никак не годились для казаков.

Прибыв в Вильно, император Александр I, празднуя со всей Россией великую Победу над Наполеоном, жаловал многих высокими орденскими наградами, чинами, другими почестями. Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. И. Голенищев-Кутузов-Смоленский, как главнокомандующий победоносной Главной русской армией, удостоился высшей воинской награды – ордена Святого великомученика и победоносца Георгия 1-й степени. Думается, что в те торжественные минуты полководец вспомнил и о тех, кто даровал Отечеству историческую викторию.

Победные торжества продолжились и на следующий день. Был устроен традиционный в таких случаях званый обед. Во время его над древним городом, нынешней столицы Литвы, прозвучали пушечные залпы из отбитых у французов в здешних местах литовских орудий, что было делом казаков. После этого состоялся бал, на котором женскую половину представляла местная польская знать, еще полгода назад приветствовавшая триумфальный въезд императора французов в Вильно. Но времена, как говорится, меняются.

В ходе этого великосветского бала первый полный (из четырех) георгиевский кавалер Российской империи М. И. Голенищев-Кутузов под аплодисменты окружающих бросил под ноги Александра I два наполеоновских знамени из числа последних, отбитых платовскими казаками на финише «грозы 12-го года». В тот праздничный день это смотрелось символическим жестом рук великого полководца России.

…В популярном гимназическом учебнике старой России начала ХХ столетия «История нового времени» ученых Р. Ю. Виппера, И. П. Реверсова и А. С. Трачевского о вторжении наполеоновской Великой армии и ее бегстве сказано красочно. И хотя авторы книги здесь не упомянули казаков, то их «присутствие» между строками чувствуется весьма заметно благодаря их ратным трудам:

«…Завоеватель отлично изготовился и создал гениальный план. Но все пошло прахом от неожиданностей. Наполеона озадачили и такие «стихии», как грязь, мороз, необъятные пространства и стойкость армии врага, и «варварство» народа, который сам истреблял все перед неприятелем. Ему вредили самый страх и неурядица в русском лагере.

Русские отступали поневоле – и это-то спасло их. Гоняясь за ними, французы потеряли сверх 100 тысяч – больше, чем при отступлении в морозы. А австрийцы изменили (Наполеону). При таких условиях ничего не значила бы и блестящая победа. А то единственное генеральное сражение, которого добился наконец Наполеон, было неутешительно. Русские были сломлены (?!) под Бородином (26 августа старого стиля).

Но из этого ничего не вышло. Напрасно Наполеон больше месяца ждал в Москве просьбы о мире. Его армия таяла и превращалась в мародеров среди сгоревшей столицы. Русские же силы росли кругом. На Александра «снизошла горячая вера»: он счел себя «спасителем Европы».

Наконец началось знаменитое отступление «великой армии», ужасы которого превзошли бегство из Сирии. Три свежие (?) русские армии следовали за ним по пятам тоже в изнемождении. И если в России упокоилось до четверти миллиона из «великой армии», то не меньше погибло и русских. Но царь сказал: «Прочный мир может быть подписан только в Париже».

Авторы гимназического учебника публицистически ярко обрисовали Русский поход 1812 года для Бонапарта. Пусть у Виппера, Реверсова и Трачевского далеко не все в ладах со знанием военной истории (Бородинской битвы, потерь сторон, не сказано о соотношении сил и другое), но они показали, что для венценосного завоевателя Наполеона поход в Россию стал «самым великим, самым трудным делом».

И что Великую армию погубили не грязь, не морозы, не «варварство» народа, оказавшегося под ударом воинства, собранного императором французов с пол-Европы, а ее истребила русская армия, частью которой являлось казачество. И что арабы Сирии не сделали с экспедиционной французской армией в пустыне то, что сделали с действительно Великой армией Наполеона «жалкие арабы Севера» в лесах Смоленщины.

…Любое великое историческое событие оставляет свой след, который может «показаться» и через многие десятилетия. Как светлая память об участии донцов в Отечественной войне 1812 года, указом всероссийского императора Николая II Александровича ряду первоочередных Донских казачьих полков были присвоены имена героев войн с императором Наполеоном I: Именными полками в рядах русской армии стали:

4-й Донской казачий атамана Платова полк;

5-й Донской казачий войскового атамана Власова полк;

7-й Донской казачий атамана Денисова полк;

8-й Донской казачий генерала Иловайского 12-го полк;

9-й Донской казачий генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова полк;

10-й Донской казачий генерала Луковкина полк;

11-й Донской казачий генерала от кавалерии графа Денисова полк;

13-й Донской казачий генерал-фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского полк;

14-й Донской казачий войскового атамана Ефремова полк;