В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев. - Юрий Чудодеев

В Великую Отечественную войну генерал-лейтенант авиации Кравченко командовал крупным авиационным соединением, которое давно потеряло счет воздушным боям и сбитым самолетам противника. Утром 23 февраля 1943 г. Кравченко повел свою эскадрилью против фашистских бомбардировщиков, прикрытых большим отрядом истребителей. Схватка была жестокой. В конце боя самолет Кравченко был подожжен. Григорий покинул самолет, по надо же такому случиться: парашют не раскрылся и он упал в расположении своих войск. Когда подбежали бойцы, он был уже мертв. Рука крепко сжимала кольцо с обрывком тросика: шальная вражеская пуля перебила тонкий тросик, идущий к ранцу парашюта. Так погиб замечательный летчик Григорий Кравченко.

Он похоронен в Москве, у мавзолея В. И. Ленина в Кремлевской стене.

Г. Кравченко был всегда воздушным бойцом, искал боя, шел в бой и жил боем. Нет, он не умер, он с нами. Герои не умирают.

II

Успехи советских летчиков-добровольцев в воздушных боях в небе Китая во многом объяснялись огромной партийно-политической и воспитательной работой среди всего летно-технического состава, которой руководил военный комиссар Андрей Герасимович Рытов.

За короткий срок А. Г. Рытов сумел сколотить из коммунистов и комсомольцев дружный актив. Его принципиальность и человечность влекли к нему людей. Многие наши летчики-коммунисты брали с него пример, учились у него находить путь к сердцу солдата.

Во время воздушной тревоги и когда бомбардировщики уходили на боевое задание в тыл противника Андрей Герасимович оставался на командном пункте и следил за ходом боевой операции. Он помогал своими советами в организации вылета по тревоге, наращивании сил в воздухе, приемке самолетов, подбитых в воздушных боях, следил, чтобы аварийные команды и санитарная машина с врачом находились на своих местах. По окончании налетов авиации противника и возвращении своих бомбардировщиков на аэродромы комиссар проверял, все ли вернулись домой, какие условия созданы для отдыха, привезли ли вовремя обед на аэродром. Если кто-либо из летчиков делал вынужденную посадку или приземлялся на парашюте, Рытов лично выезжал с аварийной командой к месту происшествия и принимал меры для оказания помощи.

В своих замечаниях о минувших воздушных боях, которые нередко происходили над аэродромом, он часто говорил нам:

«Судьба воздушного боя или бомбардировочного налета на объекты противника всегда находится в руках командира, который должен обладать высокими моральными и политическими качествами, глубокими знаниями теории и практики летного дела. В командирском решении, — любил он повторять, — должна быть заложена тактически грамотная мысль, фактор внезапности и умелое использование метеорологических условий данного района, время суток, рельеф местности и исходное положение противника. Каждый летчик должен иметь пример для подражания в лице мужественного, волевого и имеющего уже за пле чами большой боевой опыт старшего товарища, командира, начальника и друга и стремиться изучать и вырабатывать у себя боевое мастерство, постигать искусство летного дела и тактические приемы ведения воздушного боя, а также тренировать свое мышление в выработке необходимого правильного решения в сложной воздушной обстановке при ведении воздушного боя с противником».

Андрею Герасимовичу всегда было присуще чувство нового. Это проявлялось прежде всего в основной его деятельности, отношении к людям, в организации воспитательной работы.

Впервые я познакомился с этим замечательным человеком весной 1938 г. Примерно в конце апреля наша группа, закончив приемку на заводе первой партии самолетов, готовилась к перелету в Китай.

Вместе с Г.И. Тхором я вылетел из Ланьчжоу в Центральный Китай, чтобы ознакомиться с маршрутом полета в район предстоящих боевых действий, а также изучить боевой опыт наших летчиков-добровольцев, которых мы должны были сменить через некоторое время. На аэродроме в Ханькоу я впервые и встретился с А. Г. Рытовым.

Надо сказать, что он не произвел на меня сразу яркого впечатления, хотя я уже слышал о нем как о замечательном и не заурядном человеке. Одет он был в гражданский костюм темно-синего цвета, без шляпы, на голове — шапка густых черных волос. Тхор и он недалеко от меня вели оживленную беседу. Я смотрел на невысокого человека, обыкновенного, приветливо улыбающегося. В его внешности как будто ничто не бросалось в глаза. Он был обычным, как и другие стоящие с нами рядом. Говорил оживленно, с интересом, но спокойно, голос был приятный, с оттенком душевной теплоты. Продолжая наблюдать за Рытовым, я обратил внимание, что к нему часто обращались находящиеся. На аэродроме советские добровольцы. Вот подошли сразу трое в замасленных коверкотовых костюмах и, перебивая друг друга, стали спорить о праве обслуживать боевой самолет. Андрей Герасимович укоризненным взглядом заставил их замолчать и, указывая на нас, сказал:

— Что вы меня позорите перед гостями? Потом, быстро разобравшись, одного из них назначил стар шим, а остальных определил к нему помощниками до прибытия новой материальной части.

Наш разговор носил общий характер. Рытова интересовало наше впечатление о Китае, погода по маршруту перелета, как нас приняли в Ланьчжоу, когда собираемся лететь обратно. Рытов спросил меня, где я служил перед командировкой, в каком звании, где осталась моя семья, кто я по национальности. Он заметил, что у меня очень сильно чувствуется грузинский акцент. Я ответил, что родился в Тбилиси в русской семье, но очень долго жил среди грузин.

Солнце уже перевалило на запад, к вершинам гор. За разговором мы и не заметили, как все небо закрыли облака. С север ной стороны аэродрома потянул свежий ветерок. Стало не так жарко. С ближайших озер наползал туман.

— Ну вам повезло, — заметил Рытов. — Наверное, больше японцы не прилетят, давайте лучше поедем к начальству. У нас произошли некоторые изменения. Рычагова отозвали в Москву. Его обязанности командующего советской авиацией в Китае возложены на Жигарева. Он сейчас «царь и бог» и военный атташе, По дороге я вас и познакомлю с городом.

На автомобиле «Форд-8» мы помчались по великолепному шоссе, которое проходило по территории большого парка. Ханькоу буквально утопал в зелени. На зеркальной глади водоемов большими плантациями росли лотосы. Их огромные розово-сиреневые цветы ярко вырисовывались на фоне зеленоватой воды. Многие уже отцвели и осыпались, но остались плоды, и в них созревали вкусные орешки.

Наш путь пролегал через центральную часть города. Начал моросить теплый дождичек. Все улицы были забиты движущимся транспортом и толпами людей. Рикши, разбрызгивая жидкую грязь босыми ногами в засученных оборванных коротких штанах, с худыми, изможденными лицами, с грязной тряпкой па шее (чтобы вытирать пот), в изорванных конусообразных соломенных шляпах, а во время сильных ливневых дождей — в накидках из тростника носились между пешеходами. Через некоторое время наша машина въехала на территорию международного сеттльмента. Мы проехали по широкой улице, вдоль линии пышных парков и садов. За высокими ажурными решетками и оградами просматривались великолепные виллы, особняки и клубы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});