100 великих загадок истории - Непомнящий Николаевич

«Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века… В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара…»

Благодаря Карамзину и трудам историков последующих лет «Хождение» Афанасия Никитина стало известно всему миру. «Хождение» в Индию за двадцать лет до плавания Колумба, за тридцать с лишним лет до открытий Васко да Гамы! И каким языком написанное — живым, взволнованным, страстным.

И всё-таки… «Хождение за три моря» — документ во многом запутанный, странный, полный загадок. Попытаемся их разгадать…

Удивительно, но мы не знаем, какова фамилия купца Афанасия. Ведь в тексте ясно говорится — «Афонасья Микитина сына». Значит, Афанасий Никитич, говоря современным языком. В другой летописи, в другом варианте «Хождения за три моря», в так называемом «Эттеровом списке», говорится: «…того же году обретох написание Офонаса Тверитина купца, что был в Ындее четыре года, а ходил, сказывает, с Василием Паниным». Фамилия посла, с которым плыл в начале пути по Волге наш герой, называется — Панин. А «Офонас»? «Тверитин купец», т. е. купец из Твери, тверитянин, и только. И в третьем варианте «Хождения» опять — «…в та же лета некто именем Офонасей Микитин сын Тверитин ходил в Ындею и той тверитин Афонасей писал путь хождения своего…»

Тверитянин Афанасий Никитич — вот только что мы и знаем о нём. Фамилия — неизвестна.

Далее. Читаем его записки:

«…свещахся с индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалим, а по бесерменьскый Мягъкат, где их бутхана».

То есть собрался с индусами пойти к их священному месту, и тут же Афанасий даёт перевод на «басурманский» язык. Купец, владеющий чужим, почти не известным на Руси языком и, как увидим дальше, свободно на нём разговаривающий.

А на каком языке он ведёт свои записи? Да, на русском. Но тут же, рядом с русскими словами, он пишет:

«В Индее же какпа чектур, а учюзедер: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырсень — атле жетель бер; булера достор; а куль караваш учюз: чар фуна хуб…» и так далее.

Что за тарабарщина, выведенная кириллицей? Условный язык? Шифр, понятный ему одному? ‹Какой ещё шифр? Вот как переводится эта «тарабарщина»: «…гулящих женщин много, и потому они дешёвые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жите?ля; хочешь свои деньги на ветер пустить — дай шесть жите?лей. Так в сих местах заведено. А рабыни-наложницы дёшевы: 4 фуны — хороша…» — Прим. читателя.›

Как считают учёные, текст «Хождения» вобрал в себя множество персидских, арабских, татарских, староузбекских слов и целых фраз. Это так называемый «тайный язык хорезмийских купцов». Вот им-то и зашифровывает часто Афанасий свои записи. Для чего?

Он знаком с тонкостями различных вероисповеданий, его постоянно волнуют вопросы веры. «И среди вер молю я бога, чтобы он хранил меня…» ‹Здесь и далее перевод с древнерусского на современный русский сделан Н.И. Прокофьевым. В тексте Афанасия Никитина написание географических названий не изменено; в авторском тексте даны современные названия.›

Он прекрасно разбирается в христианском и мусульманском календаре.

А разве простому купцу XV в. свойственно такое знание звёздного неба? «Во Индеи же бесерменьской, в великом Бедери, смотрилъ есми на Великую ночь на Великий же день — волосаны да кола в зорю вошъли, а лось головою стоит на восток». Волосаны и Кола — это Плеяды и Орион, а Лось — Большая Медведица. Причём, заметьте, что созвездия эти ему знакомы давно, до странствия по Индии. Он употребляет их северные, бытуемые в его Твери названия. Он постоянно следит за звёздным небом, словно опытный кормчий. «Луна в Бидаре стоит полная три дня…» Что ему, измученному тяжелейшими дорогами, зноем, опасностями на каждом шагу, не спится по ночам?

А с какой точностью отмечает он свой путь! «Каждый день встречалось по три города, а в другой и по четыре; от Чаула до Джунира 20 ковов (Афанасий в «кове» считает по десять вёрст), а от Джунира до Бидара 40 ковов, а от Бидара до Кулунгира 9 ковов…» и так далее.

Простой купец, каким мы его представляли, а знает все пути, все преграды, разбирается в сложных политических событиях.

В дорогу он берёт много книг и часто сожалеет об их утрате. «Со мной нет ничего, никакой книги, а книги мы взяли с собой из Руси, но когда меня пограбили, то захватили и их».

Так вот какой странник отправился в путь! Необычайно опытный, проверенный делами, с исключительным для своего времени знанием всех хитросплетений и тонкостей такого невероятно сложного предприятия, образованный, знающий многие восточные языки.

И тут сразу же возникает другая загадка — а по своей ли воле, по своим ли делам отправился в неведомые земли тверитянин Афанасий?…

Год 1466-й. Истекает седьмая тысяча лет от сотворения мира, как считали тогда. «В те же лета некто именем Афонасий Никитин сын Тверитин ходил за море», — скажет летопись.

Афанасий не оставил записи, в какое время года отправился он в путь. Скорее всего, было это в самый разгар весны, когда Волга полностью освобождается от льда, берега одеваются в прозрачную зелень, а птицы возвращаются из далёких чужих краёв. Навстречу им — «встречь солнцу» — уходили из Твери на вольные волжские просторы ладьи торговых людей.

В Александровской слободе до наших дней сохранились двери храма XV в., которые отворял сам Афанасий Никитич, чтобы «в святом Спасе златоверхом» молиться о благополучии в пути.

Но только ли молиться приходил в храм Афанасий?

«Пошёл я от святого Спаса златоверхого, с его милостию, от великого князя Михаила Борисовича и от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича на низ, Волгою», — отметил в своих листках Афанасий.

В другом летописном варианте «Хождения» есть такие слова: «Взял напутствие я нерушимое и отплыл вниз по Волге с товарами». От кого же эти «милости» и «напутствие нерушимое»? И что это за «напутствие»?

Вот что говорят исторические документы.

Ещё в 1447 г. московский князь Василий Васильевич был свергнут и ослеплён своим соперником Димитрием Шемякой. Тверской князь Борис Александрович вмешался в московскую политическую смуту и отправил на помощь ослеплённому Василию «сильных своих и крепчайших воевод», одним из которых и был «Борис Захарьич». Тверской князь с воеводами добился быстрой победы над Шемякой. Союз Твери и Москвы был скреплён обручением сына Василия, малолетнего Ивана, будущего Ивана Третьего, с дочерью князя Бориса. Тверской князь торжествовал: на московском престоле его ставленник, слепой Василий, а его семилетний сын «опутан красною девицею пяти лет от роду». Придворные летописцы уже называли князя Бориса «царём», и, по их словам, он был уже «царским венцом увезяся».

Но всё свершилось не так, как хотелось бы тверскому князю Борису Александровичу. Последние годы правления Василия Тёмного и первые годы княжения Ивана Третьего ознаменовались сокрушительным наступлением Москвы на соседей-соперников. В 1461 г. «властную московскую руку» ощутила и Тверь. В этом году умирает тверской князь Борис и на престол восходит его сын Михаил Борисович, который отнюдь не собирается отдавать своё княжество под московскую опеку. И хотя грамоты московский и тверской князья заключили, что будут «жить в дружбе и согласии», и всяк управлять своими землями, и помогать друг другу в борьбе с врагами — с Ордой, Польшей да Литвою, но не верят великие князья грамотам договорным. А в Твери слухи поползли — опоили смертельным зельем в Москве великую княгиню Марию, родную сестру князя Михаила Борисовича. И будто от полуночи до света являлся круг на небе, и Ростовское озеро «целых две недели страшно выло всякую ночь». Что же предпримет тверской князь? Следит за всем этим московская «служба государева» во главе с дьяком Василием Мамыревым. Знал дьяк — «или оставит трон князь Михаил, или защитит себя». Так вот от кого «получает милость» — «охранную грамоту» — Афанасий Никитич — от самого великого князя тверского, который ведёт тайную войну за престол с великим князем московским и государем всея Руси Иваном Васильевичем. И от владыки Геннадия, епископа Тверского. И помогает Афанасию в делах его «сильнейший и крепчайший из воевод Борис Захарьич».

Такая милость просто немыслима даже для знатного купца!

И знали люди дьяка Мамырева — не простой купец идёт в чужие земли — посланник Твери плывёт вниз по Волге.

Свободен пока путь Афанасия, охраняют его предприятие волжские города.

«Пошёл на Углич, а с Углича на Кострому, к князю Александру с грамотой великого князя, и отпустил меня свободно. Также свободно пропустили меня и на Плёсо в Нижний Новгород… Проехали свободно Казань, Орду, Услан, Сарай…»