Ведьма полесская - Виталий Кулик

Из своего укрытия Серафима отчетливо видела, что происходило на краю топи. Она воспрянула духом, когда заметила неудачную попытку Прохора сунуться в болото на коне. Но надежда на то, что преследователь не решится лезть в непроходимые топи, недолго тешила старуху. С каждым шагом Прохора неумолимо сокращалось спасительное расстояние, с каждым его шагом таяла и забрезжившая надежда на спасение. И Серафиму вдруг сдавил какой-то тяжёлый страх. Нет, не за свою жизнь она боялась! Её терзало горькое отчаяние, что не ей суждено свысока смотреть в глаза корчащемуся в предсмертных мучениях ворогу. А сколько она мечтала об этом! Как ей хотелось возвыситься над поверженным противником! Но, кажется, всё может статься наоборот. И это будет бесславное поражение, крах всех её замыслов. От такого горького озарения и от своего бессилия старуха тихонько скулила и лихорадочно бросала безумные взгляды по сторонам. Просто так отдаться на милость самому ненавистному ей человеку ведьма всё же не собиралась. Она будет сопротивляться до последнего вздоха, пусть не силой, так крепостью духа. Но до этого пока ещё не дошло. Надо срочно что-то предпринимать. И ведьма решилась! Путь к спасению был лишь один — дальше в трясину.

Прощупывая место для очередного шага, Прохор вдруг услышал всплеск воды и шумное барахтанье на противоположной стороне тростника. Прислушиваясь к звукам хлюпающей воды и отчаянному пыхтению, он со злорадной ухмылкой прошептал: «Вот и попалась старая сука!»

Преследователь, казалось, равнодушно наблюдал за медленным, но неотвратимым погружением своей жертвы в болотную пучину. Старуха яростно и неумело дёргалась в бурой жиже, ещё больше усугубляя своё положение. Вокруг реденькими чубами росла только болотная растительность, которая колыхалась вместе с водной поверхностью. Ни идти, ни плыть невозможно, и уцепиться было не за что. Это был конец. Над поверхностью грязной воды уже оставалась лишь верхняя часть туловища. Всё происходило примерно так, как и представляла в мечтаниях старая ведьма, вот только всё было наоборот!

Прохор угрюмо продолжал наблюдать. Старуху всё больше и больше заглатывала трясина. Оба пока не проронили ни единого слова: каждый принимал свой удел молча. Хима не просила ни пощады, ни помощи. Прохор не предлагал ни того, ни другого. Наконец, видя, что грязная жижа подбирается уже к дрожащему подбородку, Прохор напоследок тихо произнёс:

— Это тебе за сына… За маленькое и ни в чём неповинное дитятко…

Ведьма встрепенулась и впервые прямо глянула на Прохора. Взгляды их скрестились. Казалось, вот-вот напряжение между ними разрядится молнией и громом. Но вместо этого грязное и обезображенное лицо ведьмы совсем неожиданно исказилось в зловещей улыбке.

— Повтори, — просипела она.

— Ты погубила моего сына! За это сдохнешь в этом болоте и будешь вечно в аду гореть, сука старая! — в нервном срыве закричал Прохор, насилу сдерживая себя, чтобы не выстрелить в мерзкую рожу. Но это было бы превеликой услугой для ведьмы.

И совсем уж неожиданно, на последних мгновениях жизни, старуха разразилась жутким хохотом. Прохор остолбенел. Это выглядело так неестественно и ужасно, что привело бы в замешательство любого человека. Дикий смех ведьмы, словно по-живому резал Прохора. Он уже вскинул было ружье, чтобы прекратить мучения. Нет, не Химы мучения — свои! Но в последний момент всё же опомнился и выстрелил нарочно мимо. Пусть дольше помучается!

Меж тем бурая грязь неумолимо подползала уже ко рту ведьмы. Казалось, что Химу заглатывала не просто трясина, а демон, который был уверен в своей хватке и, играя, не спеша, с превеликим наслаждением медленно выдавливал жизнь из своей жертвы.

Старуха была измождена, а дыхание настолько сдавлено, что она с трудом лишь сипела. Но вот ведьма в очередной раз дёрнулась, и ей удалось на какой-то вершок вытянуться, приподняться над булькающей смертью.

— Непричастная… я к дитяти… хотя давно могла бы… — тяжело, отрывками ведьма выплёвывала слова, стараясь экономить последние вздохи.

— Это ты всё сотворила, змея подколодная!

И опять Хима непритворно рассмеялась. Было видно, что на последних мгновениях жизни она обрела какое-то успокоение, и это ещё больше разозлило Прохора. С омерзением глядя на ведьму, он никак не мог найти нужных слов, чтобы сполна выразить всю жгучую ненависть к ней.

— Ты дьявол во плоти, и место твоё в аду! — опять в гневе кричал Прохор, полностью сбитый с толку странным поведением ведьмы.

— Ошибаешься, собака… с настоящим дьяволом тебе ещё предстоит… я по сравнению… ангел…

Вместо окончания фразы Прохор услышал лишь булькающие звуки огромного полесского болота, безжалостно заглатывающего своих жертв. Равнодушная к страданиям своих жертв, топь грязевой рукою навсегда закрыла Химе рот и нос…

А над головой старухи простиралась необъятная ширь: что в вышину до небесной лазури, что вдаль до сизой дымки. И всё это был воздух! Но вдохнуть хотя бы ничтожный глоточек из этого живительного и необъятного воздушного простора ведьме уже было не суждено. Последние пузыри воздуха вырвались из её лёгких и забормотали у самой переносицы. Словно играясь в салки, они взмывали один за другим и лопались весело и задорно. Им были совершенно безразличны людские передряги и вся трагичность происходящего. И каждый исчезающий пузырёк смертным метрономом отчеканивал Серафиме последние мгновения её неудавшейся жизни.

Над бурой водой теперь уже оставались только глаза старухи. Прохор неотрывно смотрел в них, ища там страх, ужас, сожаление о содеянном зле, раскаяние. Но вместо всего этого глаза ведьмы не просто смеялись — они торжествовали! За миг до погружения в вечную тьму они лучились ликованьем…

Это было уму непостижимо! От этого предсмертного торжества ведьмы у Прохора лоб покрылся холодным потом. Ему стало настолько худо, что ноги подкашивались, тело обмякло в тошнотворной слабости. Прохора охватило такое ощущение, будто это не он, а Хима расправлялась с ним. Казалось, что тяжёлый осадок на душе камнем тянул в болотную бездну и его. Подавленный, Прохор безвольно опустился прямо в воду.

А вытянутая над мутной водой костлявая рука старухи скрючилась в агонии и, приворожив к себе взгляд победителя, словно грозила, что это ещё не конец…

Прохор долго сидел в отрешённом ступоре. Заметив, что и его потихоньку начало засасывать, он оторвал взор от торчащей из трясины руки и с трудом выбрался в безопасное место.

Уже отойдя шагов на тридцать, он оглянулся и в последний раз с удовлетворением глянул на жуткую могилу ведьмы. «Пригвоздить бы тебя ещё и осиновым колом… к самому дну, чтоб никогда не всплыла!» — подумал он и, повернувшись, навсегда оставил в прошлом все тревоги, связанные со злобной колдуньей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});