Шаги по земле - Любовь Овсянникова

Я берегла эти подарки до окончания школы, да и приезжая на студенческие каникулы еще любила пролистывать их. А потом вышла замуж и мои осиротевшие журналы куда-то исчезли.

Постепенно я расширила круг полезного чтения, вышла на научно-популярные брошюры общества «Знание», книги Гостехиздата, которые выпускались ежемесячно, отдельные выпуски издательства «Наука», и другие источники. Мир знаний открылся передо мной во всей шири и непостижимости. Мои ответы на уроках превратились в маленькие доклады с обязательным интересным элементом из истории вопроса или других завлекающих штрихов. Учителя любили меня опрашивать, мальчишки — слушать, а девчонки — похваляться расправами за умничанье. Побить меня им ни разу не удалось, но угрозы такие звучали постоянно, порой напрягали, потом надоели, и я дала себе слово не общаться с этими девчонками после окончания школы.

Еще одно наблюдение, что не прошло мимо меня. Какой-то праздник, свободный от занятий день, в пятнадцать часов у нас в школе должно начаться торжественное мероприятие, какое — не помню, но было это в теплое время. Я еще маленькая, практически беспомощная самостоятельно собраться и приготовиться к нему. Но мама на работе. Уходя, она лишь сказала: «Платье я постирала, оно висит на стуле. Проутюжишь и наденешь».

Предоставленная сама себе, я бегала по двору, по саду-огороду, где-то еще. Достаточно измазавшись и устав, решила, как у нас было принято, побежать к Людмиле на десятиминутный перерыв. И что я вижу? Людмиле моют голову, утюжат ленты, чистят обувь! Все в доме поставлены на ноги — готовят ее на школьное торжество.

Я вернулась домой с неуютным чувством заброшенности, посмотрела в зеркало — чистая замарашка. Расстраиваться, однако, не стала — набрала дождевой воды из емкости под сливным желобом. Не догадавшись ее нагреть, вымыла голову, просушила на солнце… В школу я пришла не такая нарядная, как Людмила — при том, как меня одевали, это вообще было труднодостижимо — да и чувствовала себя собравшейся впопыхах, ибо волосы высохнуть не успели, а промокшие от волос банты обвисли и потеряли вид. Но с тех пор я понимала, что значит опрятность, нарядность и вообще «выход в свет», научилась готовить себя к нему. Больше моей внешностью мама не занималась, и была довольна этим.

Правда, чуть позже ей пришлось немного пожалеть о моей самостоятельности — доведенная до отчаяния скромностью одежды, я в очередной школьный праздник раскромсала ни разу не надеванное мамино шерстяное платье и переделала на себя. Вечером мама, приняв от меня признания в злодеянии и посмотрев на мою воровскую обновку, сокрушенно сказала: «Выросла, пора тебя одевать». С тех пор я стала чувствовать себя человеком — мама держала слово.

Я знала — мама всецело занята папой. День ото дня она придумывала для него несложные задания, подчеркивая их критическую нужность для нас. Так был выстроен забор вокруг новой усадьбы, достроен сарай в новом дворе, сделаны другие нужные дела. Только бы удержать его дома, только бы он не искал, как провести свободное время. На это уходили ее силы, терпение, фантазия. До меня руки не доходили. Да и незачем было — я всегда сидела дома, тихая и послушная, не надоедала, мне не приходилось повторять дважды. Почему бы ей не отдохнуть около меня? Мне было хорошо и спокойно, когда мама отдыхала, когда она не тревожилась, не нервничала.

Только иглами в душу вонзалось одиночество и я, вздыхая, посматривала на облака, отвлекаясь, а заодно успокаиваясь, — они, всеми оставленные, чем-то походили на меня.

* * *

Как заядлый книгочей, я была частым гостем школьной библиотеки — довольно обширной, занимающей две огромные комнаты. Которая побольше, располагалась в Красной школе, а другая, поменьше, — на втором этаже в двухэтажной, над учительской. И вот при очередном отборе книг мне попалась «Шхуна „Колумб“» Николая Трублаини. От нее невозможно было оторваться! Я непременно захотела стать моряком и уже мечтала, как преодолею ограничения для девушек и попаду на море. А пока решила набираться знаний о нем — мне еще хотелось этого бурлящего мира, чистого, пустынного. При очередном посещении библиотеки я снова запросила книгу по маринистике, и Валентина Ивановна, наша библиотекарь, дала «Лахтак» того же автора. Но это было несколько не то. Мои поиски продолжились и привели к роману «Фрегат „Паллада“» Ивана Гончарова — еще более не то, ведь это были просто путевые заметки.

К сожалению, возможности школьной библиотеки насытить меня морской тематикой были исчерпаны, и я пошла в сельскую библиотеку, конечно, несравненно более богатую. Тут я остолбенела, особенно в зале классики и подписных изданий, и зарылась надолго.

Вдруг меня окликнула библиотекарь, незнакомая женщина с неказистой внешностью, попросила посидеть на выдаче вместо нее, дескать, ей пора сбегать домой покормить младенца. Я согласилась, посетителей в библиотеке было не много и по причине рабочего времени, и вообще — село есть село.

Непостижимо, оказалось, что эта блеклая дурнушка — мать-одиночка. Мне стало ее жалко. Уходя, я сказала, что буду приходить каждый день в это время, чтобы она могла отрываться на кормление ребенка. И мы подружились.

Часто я оставалась в библиотеке вместе с Людмилой, иногда одна, иногда Людмила хозяйничала без меня, со своими одноклассниками, и тогда библиотекарь надолго получала свободу заниматься домашними делами. Фактически мы ежедневно дежурство там в свободное от уроков время и освободили от работы молодую мать. Ей это было в большую помощь. Да и мы лучшего времяпровождения не знали — море интереснейшего чтения и безопасное уединение в хорошем помещении! Можно было жадно глотать кучу книг — просматривать, выхватывая отдельные абзацы с некоторых страниц. Наше роскошество продолжалось не один год. Интересно, кем вырос ребенок той женщины?

Много полезного я почерпнула от Людмилы. Думаю, и она от меня училась только хорошему. Окончилась наша дружба по инициативе Людмилы в октябре 1965 года, когда я училась на первом курсе университета, что стало для меня неожиданностью, естественно, неприятной.

Пока я готовилась к вступительным экзаменам, поступала в университет, пока в первые недели обживалась в городе, с Людмилой что-то случилось… По неведомой мне причине она резко — и даже странно — порвала с детством и, хороня юность в зародыше, устремилась в мир молодух. Будучи ученицей выпускного класса, она сделала шаг навстречу будущему, но увидела то будущее в замужестве, причем ее выбор пал на человека пришлого, старого и из социальной группы, к которой никто из нас принадлежать не хотел. Я же, точно зная, что она достойна лучшей участи и способна на большее, попыталась отговорить ее от поспешных решений. Ведь это был шаг в сторону от мечты, от прежних стремлений, от всего того, к чему мы себя готовили. Это была уступка низкой плоти, и тем более неприглядная, что происходила без участия души, без сопротивления, без боя, а значит, являлась делом безбожным, проявлением сатанизма.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});