Ефрейтор Икс - Сергей Лексутов

– К черту! – Павел изо всей силы хлопнул по стопке книжек своей жесткой ладонью, взвилась пыль.

В этот момент отворилась дверь, и вошел Гонтарь. Как всегда в тщательно отутюженном костюме, в импортной рубашке и скромном, но элегантном, тоже заграничном галстуке, стоящем, как знал Павел, столько же, сколько стоит все, надетое на нем, на Павле.

– Что это вы, Павел Яковлевич, столы крушите? – увидев на столе методики, весело улыбнулся: – А, решили выбить пыль из моих методических разработок… Что ж, пора, пора… Самое чудесное время – экспедиционное.

Машинально перелистывая бледно-зеленые, неровно нарезанные страницы с мелким, плохо пропечатанным на ротапринте текстом, Павел перебил светскую болтовню своего научного руководителя:

– Евгений Михайлович, я бы хотел воспользоваться другой методикой…

Гонтарь подобрался:

– Это какой же?

– Есть методики прижизненного исследования…

– На это ни у вас, ни, тем более, у меня нет времени. Да и методики прижизненного исследования, мягко говоря, дают невысокую достоверность.

– Но ведь вылавливать тысячи зверьков я буду еще сезонов пять!

– А вы хотите без труда сразу доктором наук стать? Может сразу и академиком? – Гонтарь весело подмигнул. – А неплохо бы, верно? В науке, уважаемый Павел Яковлевич, легких путей не бывает. Если вы проведете исследования на сотне особей, статистические результаты будут недостоверны. В какое положение вы поставите меня, вашего руководителя? Хотите работать, будьте любезны работайте. Не хотите – я никого силой не держу… – Гонтарь шагнул в дверь, но тут же обернулся, и уже другим тоном произнес: – Да, я вот зачем вас искал: моя жена позавчера уехала в командировку, в Москву, а мне перед экспедицией необходимо дочку к родителям отвезти. Так что, прошу вас, получите на складе снаряжение, найдите студентов, пусть перетащат его в препараторскую. Завтра кладовщика не будет, и неизвестно, когда потом он появится на работе. Сами понимаете, ни к чему нам задерживаться.

В кармане у Павла лежала телеграмма от брата. Через два часа он должен быть в аэропорту пролетом из Магадана. Но говорить об этом Гонтарю, Павел знал наверняка, было бесполезно. Надо попытаться успеть встретить брата. Придется раскошелиться на такси… И он торопливо пошел на склад.

Студентов он, конечно, не нашел, по Университету лишь слонялись шальные абитуриенты. За час он бегом перетаскал снаряжение из подвала в препараторскую, и, весь в поту и складской пыли, помчался в аэропорт. Зря только на такси тратился, самолет задерживался. Толкаясь у справочного, он бездумно разглядывал толпу. Вдруг взгляд его наткнулся на знакомое лицо. Не замечая его, прямо на него шла Ирина Дмитриевна – жена Гонтаря. Они столкнулись нос к носу, Павел воскликнул:

– Ирина Дмитриевна! Здравствуйте! Вы уже приехали? Так быстро?

К ней Павел испытывал настоящее благоговение, с самого первого дня, как только ее увидел. А вместе с благоговением и острое недовольство тем, что она жена Гонтаря. А может и потому, что одно время был тайно в нее влюблен, даже втайне от себя, потому как не имел привычки заглядываться на чужих жен. Была она рослой, высокой, величественной женщиной, с правильными, истинно русскими чертами лица. Большие, серые, с отливом байкальского льда, глаза, казалось, отблесками своими освещали все ее лицо. Светло каштановые волосы она укладывала в высокую прическу, но дома обычно заплетала толстенной косой. Ростом она была выше Гонтаря, и роста своего явно не стеснялась. Павлу казалось вопиющей несправедливостью, что она жена лощеного, ухоженного, зализанного и отполированного профессора. Мужем ее должен быть былинный русский богатырь, не меньше. Впрочем, у докторов наук, не поспешивших жениться еще в студенчестве, потом богатейший выбор…

На возглас Павла она резко вскинула голову, и отшатнулась, как от удара. И начала краснеть. Лицо, шея, грудь в глубоком вырезе платья, даже руки. И тут до Павла дошло; два дня назад Гонтарь проводил ее на поезд. За это время она и до Москвы-то не успела бы доехать…

Поняв все, он бросился наутек. Укрывшись за киоском, потрогал уши. Уши горели. Господи! Да этот его возглас она запросто могла принять за грубый сарказм! Надо же, выскочила за Гонтаря еще студенткой, а теперь мается…

Наконец объявили о прибытии самолета, и Павел пошел к выходу с летного поля.

За те несколько лет, что он не видел брата, тот сильно изменился: погрузнел, глубокие залысины прорезали волосы, под глазами набрякли мешки, лицо, давно не видевшее солнца, было рыхлым, белым, как комок теста, зато на пальцах пижонски поблескивали громадная печатка и перстень с крупным красным пупырчатым камнем.

Обхватив Павла за плечи, брат кричал:

– Ну, здоров! Шифоньер! Натуральный сервант! Мышцы, как у грузчика, амбала… А занимаешься травками… Позор! Деньгу надо зашибать. А не тычинки… Пестики…

– Положим, и цветочками кому-то заниматься надо. Защищать от таких, как ты, чтоб не затоптали ненароком… Деньгозашибатели… Кстати, не тычинки и пестики, а андроцей и гинецей… Конечно, о цветочках тебе думать некогда, о матери бы хоть вспомнил…

– Да понимаешь, все некогда… – брат замялся. – Там дни и ночи перемешались.

– А ты плюнь на все, и махни на недельку к матери. Я вот только что от нее, отлично отдохнул, лучше, чем в санатории.

– Тебе хорошо, махнул туда, махнул сюда; летом по экспедициям свежим воздухом дышишь, зимой в лаборантской чаи гоняешь. А меня в главке ждут.

– Ну и на кой тебе главк?

Брат засмеялся:

– Мне он, действительно, не пришей кобыле хвост… А я ему нужен, он без меня существовать не может, он мной только и кормится. Там же одни дармоеды сидят. Слушай, пойдем, посидим где-нибудь? Место мне забронировано, до отлета еще далеко…

В ресторане, только они сели за столик, к ним порхнула официантка. При ее комплекции, это выглядело устрашающе. Павел впервые в жизни сидел в ресторане и чувствовал себя не в своей тарелке. Брат барственно пошевелил пальцами в перстнях, вальяжно выговорил:

– Чего-нибудь вашего, фирменного, да побольше. Ну, и для бодрости…

Официантку будто сквозняком унесло. Павел разглядывал брата. И что его держит на севере? Денег у него, хоть граблями греби, положение – только намекни, враз назначат директором любого завода.

– Слушай, Славка, а ты любишь свою работу? Ну, для души она у тебя, или нет?

Брат усмехнулся, смакуя коньяк. Глянув рюмку на свет, пробормотал:

– Дрянь, клопомор… А работой для души, мальчик мой, надо заниматься в свободное от основной работы время. Настоящая работа, это когда под тобой как можно больше, а над тобой как можно меньше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});