Боевая Академия: Книга Судьбы (СИ) - "Непьющий философ"

По мнению Калеба, этот юнец в последнее время стал позволять себе слишком многое. Даже вздумал ему указывать, вообразив, будто они теперь на равных правах. Но вкусить немного крови от убийств, и ополоуметь от осознания собственной силы — этого еще недостаточно, чтобы отдавать ему приказы.

Однако наемник не стал ничего говорить. Пусть этот идиот думает, что он правит балом, даже пусть командует. Лишь бы привел к Книге Судьбы. А там уже можно и возразить. Океан не выдаст криков, рыбы съедят тело, глубокое дно похоронит останки. И никто не вспомнит придурковатого очкарика.

— Думай, — закончил Марк, накрывая картину покрывалом, и направляясь к холодильнику, чтобы взять себе воды.

Внезапно лампочка на потолке мигнула, в машине треснуло лобовое стекло, покрывало приподнялось. А потом посреди грязного верстака материализовалась сгорбленная фигура, которая тут же немедленно пала ниц:

— О, Великий Повелитель, посланник богини Чили….

— Фу ты, блин, напугал! — ругнулся Марк, расплескав воду себе на ногу. — Чего тебе?

— Нижайше молю о помощи и спасении! — заорал Нарцисс, воздевая руки к затянутому паутиной потолку. — Нас хотят уничтожить! Нас, древний народ, тех, что исполняют волю самой Чили, хотят грязным и постыдным образом истребить молодые дарования боевой магии, зеленые юнцы с не обсохшим на губах молоком!

— Если ты сейчас же не объяснишь нормально, я тебе печень прострелю, — лениво пригрозил Калеб. — Или говори внятно, или катись.

Эфиоп покосился на внушительную фигуру наемника, боязливо втянул голову в плечи, и униженно забормотал:

— Мы пришли просить помощи у посланника богини, нашего великого властелина. Он доказал, что достоин носить ту силу, что мы ему дали, а раз мы ее ему дали, то совершенно справедливо, если он применит ее, чтобы нас защитить, весь нас хотят убить, тех, кто вершит правосудие и карает мерзких людишек за их дела далеко не праведные…

— Да можешь ли ты рассказать громко и четко? — с раздражением крикнул Марк. — Кто хочет вас убить?

— Юные дарования боевой магии, — с готовностью повторил Нарцисс. — Четыре юнца и одна девица. Пион лично слышал, как они обсуждали, как нас истребить. А ведь мы никогда не делали ничего плохого, всего лишь выполняли волю богини, ее приказы и пожелания…

— Четыре юнца? — задумчиво повторил второкурсник. — И двое близнецы, похожи друг на друга, как две капли воды?

— Как будто из одной кузни вышли, — кивнул эфиоп. — И девица бесстыжая, волосы, что пчелиный мед, а стан гибкий, как у дикой серны. И она же главный зачинщик.

Калеб громко зевнул, и потянулся за пистолетом.

— Вали отсюда, старик.

— Нет, погоди, — по лицу Марка было видно, что он лихорадочно обдумывает какое-то решение. — Они не просто так тут торчат, и не просто так нам вчера встретились. У них тут наверняка какое-то задание по практике.

— Нам-то что?

— А то, что рано или поздно их будут отсюда забирать. А значит, откроется портал, ведущий прямо в Боевую Академию.

— А если не откроется?

— Откроется-откроется, наш тупой директор ни за что не допустит, что бы его лучшие студенты вернулись позже, чем нужно, — в голосе второкурсника сквозило нескрываемое презрение. — Нарцисс!

— Я внимательно слушаю вас, о, мой повелитель!

— Мне нужно, чтобы ты сел этим юным дарованиям на хвост. Следил за каждым их шагом. И обо всем докладывал непосредственно мне.

— Но как можно? — эфиоп перепугался до смерти, и снова упал ниц. — Они хотят меня убить, а я за ними следить должен?

— Должен, — жестко повторил Марк. — Это ваш единственный шанс выжить. Не послушаешься — будете выполнять ваши священные обряды уже в Чистилище. Если, конечно, вас туда пустят.

— Я все сделаю, мой повелитель, — Нарцисс в последний раз поклонился, и исчез.

Калеб потянулся.

— Я так понимаю, ты даже не собираешься им помогать?

— С хрена ли?

**************

Исправительная колония номер пятнадцать располагалась в ста тридцати километрах от города Юнь, соседнего с Хормом мегаполиса. Две старые, полицейские машины нещадно кренились на поворотах и подпрыгивали на каждой кочке, стальные браслеты впивались в руки. К счастью, Ария поехала отдельно, а то не миновать бы ей недовольных ворчаний на тему нехватки средств в сфере служебного транспорта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока ехали, Дима, казалось, был полностью поглощен в свои раздумья. Но Гвеллин, не любивший долго молчать, толкнул его в бок:

— Чего грустишь, Димыч?

— А с каким еще настроением в тюрьму едут? — невесело улыбнулся второкурсник. — Знаешь, а эта Ария — красивая девушка.

— Чё, понравилась? — гном расплылся в улыбке. — Уже во сне ее того? — и он выразительно постучал ладонью по сжатому, перевернутому кулаку.

— Пошел ты! Я хотел сказать, что она умная и красивая, но у нее, похоже, бзик по поводу беспощадного отстрела преступников. Надо быть с ней поосторожнее, а то сами влетим.

— Так может, она вообще маньячка?

— Я уже думал об этом, — признался Дима. — И, пока мы собирали вещи, позвонил мистеру Нортону.

— А кто это?

— Тесть Такера. Так вот, он пробил по своим каналам, и подтвердил: девушка по имени Ария действительно состоит на службе в МББ, международное бюро безопасности, в каком-то засекреченном отделе, приписанном к Лонтарии. С этим все в порядке.

— Тогда что тебя так парит?

— Просто настроения нет.

Лукавил Дима, ох, как лукавил. Не мог он признаться себе, что Ария понравилась ему не только, как умный и опытный старший товарищ с ярко выраженным чувством наведения порядка в окружающем тупом, беспощадно-жестоким мире. Было в сирене что-то, что цепляло за душу, что-то помимо ее волшебного пения. Какой-то неуловимый цинизм, склонная к безумным авантюрам натура, стальной стержень внутри.

Все то, чего Диме так не хватало сейчас, с появлением Элис.

Уже смеркалось, когда конвой наконец-то добрался до колонии. В наступившей темноте без пяти минут зекам не было видно все подробности места, где им предстоит провести несколько следующих дней, но небольшое негативное впечатление они все-таки получили. Полицейский кар въехал во внутренний двор колонии, задние двери распахнулись, и на студентов уставились стволы автоматов.

— На выход! — последовал жесткий приказ.

Из головной машины выбралась Ария, покрутила головой, и что-то шепнула старшему надзирателю. Тот бросился ругать своих подчиненных за какую-то мелочь, а сирена, воспользовавшись моментом, скользнула к Диме, и ободряюще шепнула ему в ухо:

— И запомни три вещи…

— Не верь, не бойся, не проси? — хмыкнул второкурсник.

— Читаешь мои мысли. Все, удачи, ждите в гости.

В своего рода приемной им выдали тюремную робу, забрав всю одежду и личные вещи. Потом поставили напротив фотоаппарата с табличками в руках, и сфоткали с трех ракурсов, заставив повернуться. По непонятной причине Ария сунула их в тюрьму под ложными именами — Дима ненадолго стал М. Г. Дугласом*, а Гвеллин — Д. Х. Чейзом**. Затем их прогнали через обязательную процедуру санитарной обработки, и лишь после этого они окончательно осознали, что теперь надежно заперты в этом крошечном мирке со своими правилами и законами.

Появление новичков было встречено восторгом. Пока их вели по коридорам, десятки заключенных кинулись к решеткам своих камер, чтобы прокричать им вслед что-нибудь угрожающе, типа "Какая попка, готовься к встрече в душевой!" или "Эй, красавчик, забеги вечерком ко мне, обсудим твою карьеру, сладкие губки". Дима сделал вид, что не слышит, Гвеллин угрожающе сопел себе под нос, стараясь не смотреть по сторонам. В середине коридора их разделили — гнома повели на следующий этаж, а Диму толкнули к одной из камер, откуда внимательно смотрели два лица.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— К стене! Смотреть перед собой! — браслеты сняли, а потом толкнули в спину. Решетка позади встала на место, щелкнул замок. Возбужденные крики тут же стихли.

Потирая запястья, Дима быстро оглянулся. Камера была не то, чтобы больших размеров, но довольно просторная. Две двухъярусные кровати друг напротив друга, письменный стол с лампой в углу, у дальней стены унитаз и умывальник. Все в классических традициях исправительных колоний. Возле одной из кровати даже свисала с потолка боксерская груша, на столе рассыпались бумажные письма с детскими рисунками.