Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Они остановились у порога большой гостиной, совершенно равнодушные к интересу, который они вызвали, появившись вместе.

— Ну что ж! Сабина, покажите мне его! — сказала Анжелика. Мадам де Кастель-Моржа колебалась.

— …Сабина, вы уже слишком много сказали! Теперь говорите? Что означает это обвинение?.. Я разбила вашу жизнь? Как я это могла?

Сабина побледнела. Чувствовалось, что она на пороге того, чтобы выдать страшный секрет, о котором она никогда не говорила.

— Вы отняли его у меня, — простонала она.

— Но кого же?

— Его! — Она произнесла это слово со страстью и страданием. — Его! — повторила она, показав рукой.

Анжелика посмотрела по направлению этой руки и увидела только Жоффрея де Пейрака, своего мужа, который отвечал что-то Фронтенаку в окружении уже очень веселых мужчин и женщин.

Она посмотрела на Сабину де Кастель-Моржа непонимающим взглядом. Тогда Сабина решилась.

— Я — племянница Карменситы, — объявила она таким тоном, как будто это объясняло все.

***

Заявив: «Я племянница Карменситы», — Сабина де Кастель-Моржа остановилась в ожидании, неподвижная и немая, как соляной столп. Анжелика подумала было, что она настоящая сумасшедшая, но имя «Карменсита» что-то ей напомнило. В этом имени был ключ к разгадке.

— Вы не помните? — настаивала Сабина де Кастель-Моржа. — Постарайтесь вспомнить. Карменсита де Мордорес, которая была любовницей того, за кого вы вышли замуж в Тулузе.

— Тулуза! — повторила Анжелика, — значит, это началось так давно…

— Не для меня. Это — совсем близко. Это — вчера. Вот почему ваше присутствие мне невыносимо, я слишком страдала это время.

— Пойдемте сядем, — сказала Анжелика, — объясните мне все.

Они прошли через салон, машинально раскланиваясь и улыбаясь, и никто не пытался их остановить, все были ошеломлены, видя их вместе.

Они нашли укромный угол в одном из будуаров, где уже сидели несколько пар за интимной беседой, наблюдая через широко открытую дверь за приездом приглашенных и ходом церемонии, чтобы не пропустить сигнал начала банкета.

— Теперь говорите, — сказала Анжелика. — Если я вас правильно поняла, вы были в Тулузе, когда меня привезли туда для замужества с графом де Пейраком.

— Да. Мне было двадцать лет. Моя тетя Карменсита де Мордорес привезла меня с собой. Я впервые покинула мой старый замок в Беарне. До этого меня воспитывали в большой строгости. Но внезапно, приехав в Тулузу, я открыла для себя все светские удовольствия, невообразимую роскошь, очарование ума, поэзии, богатую интеллектуальную культуру моей страны, легкость любовных нравов, которая казалась даже добродетелью, ибо все это соответствовало воле Творца, стремившегося сделать человечество счастливым. Как не быть очарованной этим? В особенности тем, кто командовал этим вечным праздником — Жоффреем де Пейраком де Моренн д'Иристрю, который царствовал в Тулузе. Он и тогда был похож на теперешнего, но в нем было больше от Мефистофеля, было что-то пугающее. Он подчеркивал это, потому что он был рожден быть первым человеком своей провинции, и все это чувствовали Моя тетя Карменсита была без ума от него. Ей было тридцать лет, и она всегда вела распущенную жизнь. Поэтому она смотрела на меня свысока. Нужно признать, что она была умной и образованной женщиной. Однако мне кажется, что она быстро ему надоела, два раза она уезжала в Испанию, потом возвращалась. Я оставалась в Тулузе.

— Теперь я ее вспоминаю. Карменсита, эта сумасшедшая, которая, переодетая в истеричную монахиню, свидетельствовала позже на процессе Жоффрея, обвиняя его в том, что он ее околдовал.

— Чтобы отомстить ему за пренебрежение. Теперь вы понимаете, почему я так плохо к вам отношусь.

— Неужели вы до такой степени принимаете сторону вашей тети?

— Нет, речь идет обо мне самой. Я тоже была в него влюблена, — сказала Сабина со страстью в голосе. Она пожала плечами и глубоко вздохнула.

— А кто тогда не был в него влюблен?

— Как я могла не влюбиться безумно в него, — продолжала Сабина. — Я, молодая двадцатилетняя девушка, которая впервые открыла это чувство — любовь. В Тулузе тетя беспрерывно говорила мне о нем… В обществе он говорил о любви. Он умел петь, как некогда трубадуры. Его называли волшебником.

Мадам де Кастель-Моржа говорила как во сне, она возвращалась в эти старые счастливые времена, в воспоминания, которые давали пищу мечтам, уводившим ее от тусклого существования.

Анжелика была не в состоянии ее прервать. У нее опять начала болеть голова, и она не могла собраться с мыслями.

— Как гром среди ясного неба, — заговорила опять Сабина, — было известие, что волшебник, у которого было множество побед над женщинами, решил жениться. Он! Он! Который не стеснялся говорить, что он принадлежит всем и все принадлежат ему! Сначала говорили, что он женится на очень молодой девушке знатной фамилии, и я вообразила, что это — обо мне, я знала, что он меня заметил и проявлял ко мне интерес. Я не говорила об этом моей тете, которая, как вы понимаете, была смертельно обеспокоена. Он не потрудился сообщить ей причины своего поступка. Она боялась, что ее владычеству придет конец. А я несколько дней жила безумной надеждой. Затем все рухнуло. Оказалось, что речь идет о посторонней, уроженке Пуату. Он даже не выбрал девушку из своей провинции. И наш кортеж встречал вас…

Анжелика смотрела на Куасси-Ба, который, одетый в свой восточный костюм с тюрбаном на голове, стоял перед ней и протягивал ей чашечку кофе на серебряном подносе.

В ее затуманенном взоре он был тем гигантским рабом, которого она впервые увидела в Тулузе и которого слова Сабины вновь вызвали в памяти.

— Вы можете улыбнуться тому, — заметила горько Сабина, — сколько сердец потеряли всякую надежду при виде вас. А я тут же поняла, что он страстно полюбит вас. Вы были так очаровательны! Так очаровательны! И в самом деле, после вашего приезда все изменилось… Я была свидетельницей бессильного гнева моей брошенной тети. Она была без ума от ярости. И если она потеряла все, на что могла надеяться я! Что он на вас женился — это было неважно. Но очень скоро все поняли, что он вас полюбил…

Она опустила глаза, подавленная.

Куасси-Ба вернулся к ним с маленьким китайским железным треножником, на который он поставил подносик с дамасским кофейником и двумя чашками. Но Сабина отказалась.

— Нет! Это вызовет слишком сладкие и жестокие воспоминания.

Анжелика, не настаивая, выпила свою вторую чашку кофе и почувствовала прилив сил. Куасси-Ба приготовил напиток так, как она любила, очень сладкий и с несколькими зернышками кориандра.