Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь - Карина Демина

Себастьян Вевельский, то ли сообщник, то ли все-таки жертва, обеими руками держал обглоданное ребро… и выражение лица его было таким, что короля передернуло.

Впрочем, пробежавшись по статейке, Его Величество успокоился.

— Определенно, — медленно произнес король, складывая газетенку. — Ересь… подумайте, дорогая, если бы им нужен был труп, они отправились бы на кладбище. У Аврелия Яковлевича и лицензия имеется, выбрали бы кого посвежей… а оне возле Цветочного павильона раскопки устроили…

…и лужайку попортили. Хотелось бы думать, что не из ведьмачьей блажи, а по делу…

…признаться, на Цветочный павильон принцессы давно жаловались, дескать, неспокойно в нем, то шорохи, то шумы… ведьмаки, правда, в голос утверждали, что шорохи сии с шумами вкупе — исключительно материального происхождения, мышами рожденные, и благословляли павильон каждые полгода, а принцессы все одно жаловались… и мышей они не боятся… у старшенькой вон кошмары случались…

…нет, пусть разбираются и с конкурсом этим, и с конкурсантками, и с павильоном.

…но жалованье акторам поднять придется, а то ж пойдут бродить в народе слухи, что, дескать, едино от скупости королевской и голода дошли оне до жизни этакой…

Его Величество, приняв решение, закрыл глаза. И на странности, и в принципе, продолжая прерванную полудрему. Снилась ему очаровательная конкурсанточка в белой кружевной пене. Она вздыхала, розовела, притворно смущаясь, и лепетала, что счастлива служить своему королю…

…сны сии были куда приятней сплетен о разрытых могилах.

В свою комнату Себастьян вернулся на рассвете. Изгвазданный халат пришлось отдать Аврелию Яковлевичу, который весьма издевательским тоном пообещал халат сей хранить у самого сердца.

Зато снеди принес.

Помимо ребрышек в заговоренной сумке его обнаружилась вяленая грудинка, щедро пересыпанная толченым барбарисом и зернами тмина, холодная осетрина, сушеное мясо и пирожки с луком и яйцами. Себастьян раз за разом открывал заветную сумку, вдыхал аромат снеди и блаженно жмурился.

Прекрасного настроения его не испортила ни почти ледяная вода — Клементина пребывала в святой уверенности, что конкурсанток необходимо закаливать, пусть и принудительно — ни ранняя побудка. Рог прохрипел в половине седьмого, и тотчас дверь попытались открыть.

Панночка Белопольска потянулась в постели и томным голосом поинтересовалась:

— Кто?

— Панночка, откройте, — раздался серый тусклый голос.

Горничная.

Следует сказать, что прислуга в Цветочном павильоне была престранною, горничные все как одна молчаливы, некрасивы и одинаковы, будто бы разные отражения одного и того же человека. Обязанности свои они исполняли старательно, пожалуй, излишне даже старательно, но вот…

— Сейчас, — Тиана босиком прошла к двери и вытащила стул, подпиравший ручку. — Рано сегодня… я-то рано вставать не люблю… дома-то, бывало, засидимся с дядечкой за картами… вы не подумайте, что я сильно играю, но ему-то скучно, вот и за компанию-с. Он мне всякого интересного рассказывает, а я сижу, слушаю… кто его еще, кроме меня послушает? Его жена, еще та змеюка! Он на ней ради приданого женился… дурное это дело, приданое потратилось, а жена осталася…

Горничная ничего не ответила. Она привычно помогла одеться, а если и удивилась тому, что волосы панночки Белопольской были влажноваты, то виду не подала.

Слушала разговор? Ой, вряд ли… зачарованная будто бы… Аврелий Яковлевич выяснит. Допросит косточки ночные, а там дальше и видно будет… но все одно подозрительно.

— Панночка, — горничная все-таки заговорила. — Нельзя закрывать дверь.

— Почему?

— А вдруг пожар?

— Так я тогда открою, — резонно возразила панночка Белопольска, позволяя обвязать себя широким поясом, расшитым аквамаринами и янтарем. — Но я не привыкшая, чтоб ко мне в команту да двери нараспашку. Ходи, кто хочет, бери, что видит… вы не подумайте, что я про вас… да и… у меня репутация! А тут мужики шастают…

— Что, простите? — горничная от удивления обронила щетку.

— Мужики, говорю, шастают. Мне ночью не спалось… решила прогуляться… я-то хорошо дом знаю, не заблужуся, у меня на новые места память ой до чего хорошая! Дядечка завсегда говорил, что мне только разочек пройти надобно…

…а с чего это серая девица посерела пуще прежнего?

Любопытно.

— Ну я и решила пройтись, чтоб сон нагулять. Дома-то мне б принесли молочка с медом. После молочка с медом спится славно, а тут… только гулять. Ну и выглянула я…

— И что?

— И ничего. Темень такая, что хоть глаз выколи! И еще зеркала эти! Жуть! Я-то зеркал не боюся, но такое от… будто бы глядит кто на меня с той стороны…

Горничная вздрогнула и губу прикусила, словно велела себе молчать.

— Но я не из пугливых, я-то во всякую этакую чушь не верю ни на мизинчик! И пошла себе… шла-шла… а там гляжу — мужик!

— Где?

— Да в коридоре!

— Здесь?!

— А где ж еще?! Стоит, головой крутит… смотрит… и так не по-доброму смотрит… я тихонько и отступила. Оно ведь нематериальное — чушь, а материальный мужик — это очень даже сила. И как знать, чего у него на уме?

— Как? — зачарованно переспросила горничная.

— А никак! Вдруг бы он на мою честь девичью покусился бы? Я к себе и кинулась… дверь заперла… и сидела тихонько, только потом заснула. Я ж говорю, моцион — он для сна весьма себе пользительный, — и панночка Белопольска выразительно зевнула.

— Вы… — тихо сказала горничная, покосившись на зеркало, так и прикрытое покрывалом. Странно, но никто ни словом не упрекнул Тиану в этакой вольности. — Вы… все придумали…

— Что я на фантазерку похожая? — возмутилась панночка Белопольска.

— Нет, конечно, нет, но… мужчинам нельзя бывать в Цветочном павильоне… мужчины… это… это неправильно…

…а ведь она в самом деле напугана этой Себастьяновой фантазией.

— Почему неправильно? — Себастьян взял девицу за руку и усадил на кровать. — Нет, мужчины — это очень даже правильно, но после свадебки. Мне и дядечка мой так говорил, мол, дорогая моя племянница, ты мужчинов слушай, да не слушайся… будут тебе горы золотые обещать, так ты им так и скажи, что, мол, на все согласная, но только после свадьбы. Так оно по чести будет, по справедливости…

От девицы пахло пылью.

И не обыкновенной, домашнею, а пылью древней, дрянной… и гниловатой…

— Неправильно, — произнесла горничная, стискивая щетку. И пальцы побелели, и ногти посинели. — Здесь… мужчина… неправильно… она будет злиться.

— Панна Клементина? Тьфу, да я не скажу…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});