Человек перед Богом - Митрополит Антоний Сурожский

Другое: мы умудряемся превратить в неприятную обязанность то, что могло бы быть чистой радостью. Помню, я как-то по дороге в церковь зашел за Лосскими (мы жили в Париже на одной улице). Они собираются, одели троих детей, а четвертый стоит и ждет, но его не одевают. Он спросил: А я что? И отец ответил: Ты себя так вел на этой неделе, что тебе в церкви нечего делать! В церковь ходить — это честь, это привилегия; если ты всю неделю вел себя не как христианин, а как бесенок, то сиди во тьме кромешной, сиди дома…

А мы делаем наоборот. Мы говорим ему: пойди, пойди, покайся, скажи батюшке…, или что-нибудь в этом роде. И в результате встреча с Богом все больше делается долгом, необходимостью, а то и просто очень неприятной карикатурой Страшного суда. Сначала внушают ребенку, как ему будет ужасно и страшно признаваться в грехах, а потом его насильно туда гонят. И это, я думаю, плохо.

Исповедуются у нас дети с семи лет, иногда немножко младше или немножко старше, в зависимости от того, дошли ли они до возраста, когда могут иметь суждение о своих поступках. Иногда ребенок приходит и дает длинный список своих прегрешений; и вы знаете, что прегрешения-то записала мамаша, потому что ее эти разные проступки чем-нибудь коробят. А если спросишь ребенка: А ты действительно чувствуешь, что это очень плохо? — он часто говорит: Нет… — А почему же ты это исповедуешь? — Мама сказала…

Вот этого, по-моему, не надо делать. Надо ждать момента, когда ребенок уже имеет какие-то нравственные представления. На первой исповеди я не ставлю вопрос о том, сколько он согрешил, и чем, и как. (Я вам себя не даю в пример, я просто рассказываю, что я делаю.) Я говорю примерно так: вот, ты теперь стал большим мальчиком (или: большой девочкой). Христос тебе всегда был верным другом; раньше ты это просто воспринимал как естественное и должное. Теперь ты дошел до такого возраста, когда ты можешь, в свою очередь, стать верным другом. Что ты знаешь о Христе, что тебя в Нем привлекает?.. Большей частью ребенок говорит о том или о сем, что ему нравится или что его трогает во Христе. Я отвечаю: значит, ты Его понимаешь в этом, ты любишь Его в этом и можешь быть Ему верным, так же как ты можешь быть верным своим товарищам в школе или своим родителям. Ты можешь, например, поставить себе правилом найти способ Его радовать. Как ты можешь Его порадовать? Есть вещи, которые ты говоришь или делаешь, от которых Ему может быть больно… Иногда дети сами говорят что-нибудь, иногда нет. Ну, порой, можешь подсказать: ты, например, лжешь? ты в играх обманываешь?.. Я никогда не говорю о послушании родителям на этой стадии, потому что этот способ родители часто употребляют, чтобы поработить ребенка, используя Бога в виде предельной силы, которая на него будет воздействовать. Я стараюсь, чтобы дети не путали требования родителей и свои отношения с Богом. В зависимости от того, кто этот ребенок, можно ему предложить разные вопросы (о лжи, о том или другом) и сказать: Вот, хорошо, обрадуй Бога тем, что то или се ты не будешь больше делать или хоть будешь стараться не делать. А если сделаешь, тогда кайся, то есть остановись, скажи: Господи, Ты меня прости! Я Тебе оказался не добротным другом. Давай, помиримся!.. И приходи на исповедь, чтобы священник мог тебе сказать: Да, раз ты каешься и жалеешь, я тебе от имени Бога могу сказать: Он тебе это прощает. Но подумай: как жалко, что такая красивая дружба была разбита…

Пост для детей надо проводить разумно, то есть так, чтобы он не был сплошной и бессмысленной мукой, а имел бы воспитательное качество. Мне кажется, для ребенка важнее начать пост с какого-то нравственного подвига. Надо ему предложить, дать ему возможность себя ограничить в том, где больше проявляется лакомство, жадность, а не в качестве той или иной пищи. Надо, чтобы он это делал, сколько может, в сознании, что этим он утверждает свою преданность Богу, побеждает в себе те или другие отрицательные наклонности, добивается власти над собой, самообладания, учится управлять собой. И надо постепенно увеличивать пост, по мере того как ребенок может это сделать. Ясно, что нет необходимости есть мясо: вегетарианцы никогда его не едят, и при этом живут и процветают. Так что неверно говорить, что ребенок не может поститься без мяса. Но, с другой стороны, надо учитывать, что ребенок может сделать по состоянию здоровья и по своей крепости.

Когда христианская семья собирается на молитву, эта молитва может быть более или менее внимательна, более или менее глубока; здесь проявляется не только грех каждого члена, но и некая духовная разделенность…

У меня нет опыта семейной молитвы, поэтому я не могу об этом говорить прямо, но я уверен: чтобы можно было молиться вместе, надо тоже немножко молиться врозь. У каждого свой ритм: одни люди медленно молятся, другие быстро; если молиться вместе, надо держаться какой-то середины. Если каждый член семьи отдаст пять-десят минут тому, чтобы побыть с Богом и поговорить с Ним или своими словами, или словами святых, но своим темпом, потом можно слиться в одну молитву. Но если люди стараются молиться только вместе, то ритм бывает такой, который никому не принадлежит, и гораздо труднее войти в глубину.

Второе, чему, думаю, надо учиться, — это молчать в Божием присутствии. И начинать молиться тогда, когда у тебя уже есть какая-то тишина, потому что молиться можно из глубины тишины, безмолвия; из суеты можно только говорить молитвенные слова. Конечно, Бог может совершить чудо, но речь не об этом. Надо употреблять свой ум и опыт для того, чтобы применять наставления, данные в пустыне, к городской пустыне. Иногда бывает гораздо более пустынно среди людей, чем когда никого нет.

Чего требовать при крещении младенцев, и бывают ли случаи, когда не надо крестить?

Этот вопрос стоит и у нас, потому что есть такие семьи, которые хотят крестить ребенка, но никогда не бывают в церкви, так называемые молебно-панихидные христиане, или такие, которые приходят на крестины, на венчание, на похороны, и то на свои больше, чем на чужие.

В идеале надо бы крестить при условии, что родители обязуются дать возможность крестным воспитать ребенка в вере. На самом деле мы (и вы, вероятно) крестим детей, уповая, что они получат какое-то религиозное воспитание и образование, но без особой надежды, что оно будет очень выдержано.

Можно привести доводы и «за», и «против». Я знаю людей, которых не крестили, которые пережили громадный религиозный опыт в какой-то момент, пришли в церковь и говорят: мне надо поисповедаться и причаститься… Он не крещен, — что с ним делать? А вместе с этим, начать с оглашения и крещения, а не с исповеди и причащения — это так все растягивает и делает трудным и далеким. Говоришь взрослому, зрелому человеку: вас сначала крестить надо, я вам объясню… А он, как апостол Павел на пути в Дамаск, встретил Христа, ему как-то «не до этого». И тогда видишь, что, может быть, счастье было бы, если бы он мог сказать: меня младенцем крестили, я никогда не был в церкви, никогда ни во что не верил, но теперь вдруг что-то случилось… — и тогда его можно бы поисповедать и причастить, и он включится.

С другой стороны, можно сказать, что если бы мы не крестили каждого младенца, у него был бы шанс реально пережить обращение вместо того, чтобы не только самотеком продолжать — это бы еще ничего, — а просто самотеком утечь и появиться в день своей свадьбы, сказать: я имею право венчаться в церкви: вот мое свидетельство о крещении… В каком-то смысле надо было бы сказать: нет, никакого права не имеешь, потому что ты не член Церкви: недостаточно того, что тебя когда-то крестили… Формально мы не имеем права это сделать, канонически он — христианин православный и может принять любые таинства.

Конечно, в идеале надо бы крестить и затем обеспечить возможность восприемникам воспитывать детей в вере; но это зависит от очень многого, в первую очередь от тех отношений, которые сохраняются между родителями и крестными; если они поссорятся, доступа не будет; если крестные будут так настойчивы, что родители перестанут одобрять их присутствие, начнется разрыв. Так что мы крестим, но этот вопрос у нас не решен.

У меня был случай, когда я поступил резко: одна молодая женщина, сама в церковь не ходившая, крестила первого ребенка и обещала водить его в церковь — и не приводила; привезла крестить второго — я сказал: я его крещу, но если ты не будешь ходить в церковь с этими двумя, следующего я крестить откажусь… И она стала ходить, потому что почувствовала, что это будет отлучение. Так можно поступить с людьми в каком-то смысле церковными и сознательными, с которыми у вас есть какие-то человеческие отношения. Если вы это скажете первому попавшемуся человеку, он это примет за пощечину и пойдет искать кого-то другого. В данном случае это была дочь родителей, которых я хорошо знал; я ее девочкой знал и мог поступить резко. Но часто бывает чувство: зачем люди крестят ребенка, когда сами не участвуют в жизни Церкви?