Набат - Цаголов Василий Македонович

Хетагуров пил, не замечая, что чай горячий.

Командный состав пополнялся в период боев под Ольхово, и все присматривались друг к другу без стеснения. Нужно было хорошо знать в тяжелую минуту рядом стоящего, быть уверенным в соседе.

— Начнем.

Командарм отодвинул пустую кружку и кивнул Хетагурову:

— Пожалуйста, начальник штаба и командующий левофланговой группой. Да, прошу иметь в виду, что доклад генерала Хетагурова не подлежит оглашению. За исключением присутствующих, о нашем намерении никто не должен знать. За сохранение секретности каждый отвечает своей головой!

Операторы разложили нужные для доклада документы, на стене висела карта с четко обозначенными позициями противостоящего противника. Окинув в последний раз взглядом присутствующих, Хетагуров встал:

— Командарм приказал штабу разработать вчерне план возможного контрнаступления.

Начштаба взял указку и обратился к карте:

— Кленово — Ракитино для немцев имеет стратегическое значение, отсюда они нацелились на Ольхово. После того, как противник овладел Ракитино, он перегруппировал свои силы и перешел к временной обороне по всему фронту. Противник ставит цель: подтянуть главные силы, нанести удар на Ольхово и Задонск, обходом флангов выйти на Орешки, в тыл, сомкнуться со своей южной группировкой и завершить окружение Москвы. Части противника на левом фланге соседа переправились через водный рубеж, вплотную подошли к Ольхово и создали угрозу захвата его.

Заложив левую руку за спину, генерал провел указкой по карте.

То ли после чая, то ли подкралась к нему болезнь, но Хетагуров с трудом стоял на ногах, хотелось сесть, но он переборол себя, стараясь говорить громко.

— Усилиями левофланговых частей нашей армии во взаимодействии с ударной армией Казанцева противник был остановлен, и сосед получил возможность подтянуть свои резервы. Противник отброшен на исходное положение: западный берег канала Москва — Волга.

В этом месте генерал сделал паузу, повернулся спиной к карте.

Он почувствовал резкую боль в воспалившихся глазах и закрыл их. Вспомнилась ему палата госпитальная. Взгляд из-за полузакрытых век. Поверх одеяла худые длинные руки со взбухшими венами. Дрогнули губы больного: «Проявляй выдержку…»

— Вы закончили?

Голос принадлежал командарму.

Приоткрыл глаза Хетагуров, стиснул указку: «У тебя ничего не болит. Ни-че-го!»

— Штабом армии разработан план наступательной операции по этапам боевых действий.

Слегка кружилась голова, и он расставил ноги:

— Положение армии позволяет, в случае контрнаступления, вести его основными силами, а также нанести удар таким образом, чтобы… — покашлял, — отрезать пути отхода немцев и во взаимодействии с соседом слева окружить и уничтожить противника в Кленово, — подытожил Хетагуров, возвратился к столу, положил указку, взялся правой рукой за спинку стула.

Командарм разрешил сесть.

Член Военного Совета встал и, полуобернувшись к карте, всмотрелся в нее, раскурил трубку, снова сел, спросил:

— Какие новые данные есть у нас о противнике?

Боль в глазах не проходит, опустил голову, чтобы не заметили, как он прикрыл веки. Это от усталости, надо заснуть хотя бы на часок.

— В группировку противника, противостоящего нашей ударной группировке, входят две танковых, три пехотных дивизии. А также одна моторизованная дивизия СС, последняя перед фронтом левофланговой группы, и на подходе 86-я пехотная дивизия.

Хетагуров провел рукой по лбу:

— Противник перед фронтом армии вынужден перейти к обороне. Он возводит жесткую оборону на глубину, дзоты и проволочные заграждения, минирует танкодоступные места.

Член Военного Совета положил трубку на стол перед собой.

— Многовато для нас, черт возьми, — проговорил он. — Значит, ваша группа, Георгий Иванович, в составе трех дивизий, усиленная артиллерией и авиацией, способна развить наступление на Кленово?

— Во взаимодействии с соседом слева, с войсками генерала Казанцева.

Хетагуров посмотрел на командарма, тот кивнул, мол, продолжайте.

— Армия, хотя ей еще не удалось объединиться, прочно удерживает оборону, ведет боевую разведку, частично перегруппировала дивизии, полки с учетом контрнаступления. Распоряжением Ставки из резерва Главного командования армии переданы три стрелковые дивизии. Завтра ночью они будут разгружаться на станциях Задонск, Саперово. Нас усилят танками, артиллерией, лошадьми для конницы.

В настоящий момент левый фланг армии навис над флангом войск неприятеля, угрожая ему с севера, а с фронта и в полосе между нами и армией Казанцева, куда немцам удалось вогнать клин, вступят в бой резервные армии Верховного Главнокомандования.

Командарм и штаб армии считают, что откладывать контрнаступление нельзя. Немцы усиленно укрепляются, о нашем же замысле им ничего неизвестно. Фактор внезапности имеет для нас значение, равное нескольким армиям. Главный удар — на Кленово — будет нанесен силами четырех стрелковых дивизий на участке моторизованной и 96-й пехотной дивизий противника. Это наиболее слабый участок у него. Разрешите доложить, что разведка ведет наблюдение за противником, и мы пришли к твердому убеждению, что в случае нашего успеха противник пойдет по дороге на Теряево. Почему? Да потому, что кругом снежные заносы, а противник систематически расчищает и поддерживает в проезжем состоянии только эту дорогу!

Нависающее положение нашей армии над флангом и тылом группировки немцев позволяет нанести мощный удар, а также отрезать пути отхода на запад и юго-запад и уничтожить его. Вспомогательный удар предлагается нанести из района севернее Ольхово. Это поручается одной стрелковой и двум кавалерийским дивизиям. После овладения Кленово группа наступает на Ракитино. Нам думается, что в районе Кленово можно и нужно окружить всю группировку противника и уничтожить. Мне остается добавить, что, хотя на нашем участке проходили тяжелые бои, которые сыграли свою роль в обороне Москвы, всем войскам центра фронта пришлось еще трудней. Устойчивый центр, героизм войск на центральном участке дают нам возможность провести крупную операцию. У меня все!

Генерал постоял на возвышенности, откуда хорошо просматривался большой участок обороны дивизии. Спустился по крутым ступенькам, надавил на дверь.

— Товарищи командиры! — подал команду комдив Чанчибадзе.

В землянке вес встали, и сразу стало тесно.

— Садитесь, — генерал скинул полушубок, снял ушанку, сильно потер впалые щеки. — Товарищ полковник, а как в вашем дворце насчет табака?

Генерал сел рядом с Чанчибадзе за низкий стол. Ему было приятно, что у комдива уютно. А ведь прошло всего десять суток с тех пор, как в непрерывных боях нельзя было день от ночи отличить.

— Курить строжайше запрещено, — комдив улыбнулся. — Но вам сам бог велел, товарищ генерал.

— Э-э, нет, нельзя, значит всем… Аракчеевский, скажу я вам, режим ввели, в другой раз подумаешь, идти ли к вам в гости.

Полковник Чанчибадзе положил на стол серебряный портсигар.

Зазвонил телефон. Чанчибадзе взял трубку.

— Слушаю! Что? Ясно. Десять «юнкерсов»? Многовато. Ишь, ерунда ему. А люди что же? Едят? Как это едят? Ложками из котелков? Ясно, — рассмеялся полковник. — Прислать кого в помощь? Ну, смотри, управишься, значит, хорошо. Докладывай чаще… Танки? Сколько? Восемь? Так. Пропусти, а пехоту отсеки. Конечно. Правильно. Ну, действуй.

Комдив положил трубку.

— Бомбят на участке сто пятьдесят втором.

Генерал понимающе кивнул.

— Продолжайте занятие, — велел он.

Комдив пригладил рукой карту, обратился к командирам:

— Ишь, какие стратеги. Потом не звоните, не спрашивайте ни о чем… Сейчас проверю вас. Контрнаступление начинается ночью. Вы понимаете, какие преимущества это нам дает? Как выдержать направление взвода, роты?

Поднялся коренастый Матюшкин, одернул гимнастерку, застегнул на крючки воротничок.

— По компасу, — не задумываясь, ответил он.