Американские боги - Нил Гейман

Утром пленников накормили бобами и галетами и дали каждому по глотку лаймового сока, на вкус — как настоящий уксус, такого противного, что лица сводило от отвращения, они кашляли и отплевывались, а некоторые даже стонали и выли, когда им в рот вливали ложку этого сока. Но выплюнуть его они не могли: если кто-то увидит, как они сплевывают или пускают слюну, их высекут или побьют.

Вечером им раздали солонину. Мясо, мерзкое на вкус, было серого цвета и с радужными отливом. Это было в начале плаванья. Шли дни, и мясо становилось только хуже.

Когда представлялся случай, Вутуту и Агасу тесно жались друг к дружке и разговаривали о матери, доме и друзьях. Иногда Вутуту рассказывала Агасу истории, которые слышала от матери, — об Элегбе,[83] самом хитром из богов, который был глазами и ушами великого Мау, передавал Мау людские просьбы и послания и приносил от него ответ.

Чтобы скоротать время и скрасить однообразные вечера, матросы заставляли рабов петь и танцевать для них танцы их родной земли.

Вутуту повезло, что она оказалась с детьми. На детей, битком набитых в трюм, не обращали особого внимания; женщинам повезло меньше. На некоторых работорговых судах матросы насиловали рабынь, и это право числилось за ними как нечто само собой разумеющееся. Впрочем, нельзя сказать, чтобы и на этом корабле изнасилований не случалось.

Сотня мужчин, женщин и детей умерли во время плавания, и их выкинули за борт; некоторые оказавшиеся за бортом пленники были еще живы, но зеленые воды холодного океана остудили их предсмертный жар, и они шли ко дну, молотя руками воду и захлебываясь.

Вутуту и Агасу даже не догадывались, что находились на голландском судне. С тем же успехом они могли плыть на британском, португальском, испанском или французском корабле.

Черные матросы, такие черные, что их кожа была даже темнее кожи самой Вутуту, говорили пленникам, куда идти, что делать, когда танцевать. Однажды утром Вутуту поймала на себе взгляд одного из черных охранников. Она ела, а он подошел к ней и стал смотреть сверху вниз, не произнося ни слова.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она его. — Зачем ты служишь белым демонам?

Он осклабился, будто в жизни не слышал вопроса смешнее. А потом наклонился к ней, так что его губы почти коснулись ее уха, и от его горячего дыхания к горлу внезапно подступила тошнота.

— Будь ты постарше, — сказал он, — ты бы кричала подо мной от счастья. Может, сегодня я вставлю в тебя свой член. Я видел, как хорошо ты танцуешь.

Она посмотрела на него орехово-карими глазами и решительно, почти насмешливо сказала:

— Если ты сунешь его в меня, я откушу его, у меня там зубы. Я колдунья, и зубы у меня там очень острые.

С каким же удовольствием она смотрела, как его перекосило от ее слов! Он ничего не сказал и ушел прочь.

Слова вышли из нее сами, но это были не ее слова: не она их выдумала, не она их произнесла. Она вдруг поняла: это были слова плута Элегбы. Мау создал мир, а потом из-за плутовства Элегбы потерял к нему интерес. Это многоумный Элегба с несгибаемой эрекцией говорил ее устами, это он вселился в нее на мгновение, и в ту ночь перед сном она вознесла ему благодарственную молитву.

Несколько пленников отказались есть. Их секли плетью до тех пор, пока они не запихнули еду себе в рот и не проглотили ее, и порка была столь жестокой, что двое после нее не выжили. Но с тех пор никто уже не пытался уморить себя голодом. Мужчина с женщиной хотели покончить с собой, спрыгнув за борт. Женщине это удалось, а мужчину спасли. Его привязали к мачте и чуть не полдня стегали хлыстом, пока спина не превратилась в кровавое месиво. Прошел день, настала ночь, а его не отвязали. Ему не давали есть, а пить разрешали только собственную мочу. На третий день он метался в бреду, голова у него распухла и размякла, как старая дыня. Когда же он перестал бредить, его выкинули за борт. Через пять дней после той попытки к бегству пленников вновь заковали в кандалы и цепи.

Это было долгое и страшное плавание для пленников и не особо приятное для матросов, хотя работой этой они занимались не первый год, сердца их успели зачерстветь, и они убедили себя в том, что они — те же фермеры, которые везут на рынок скотину.

Однажды теплым солнечным днем они встали на якорь в Бриджпорте на Барбадосе. Пленников переправили с корабля на берег в подоспевших с причала шлюпках, повели на базарную площадь и, подгоняя криками и палочными ударами, выстроили в шеренги. По свистку базарную площадь, толкаясь и подгоняя друг друга, наводнили краснолицые мужчины: они кричали, приглядывались, гудели, оценивали, ворчали.

Здесь Вутуту и Агасу разлучили друг с другом. Все произошло очень быстро: какой-то крупный мужчина разжал Агасу челюсти, осмотрел его зубы, пощупал мускулы на руках, кивнул, и двое других мужчин поволокли Агасу прочь. Он не сопротивлялся. Он взглянул на Вутуту и крикнул ей: «Держись!» Она кивнула. На глаза навернулись слезы, все вокруг поплыло и растворилось, и она зарыдала. Вместе они — близнецы, обладающие сверхъестественной силой. По отдельности — всего лишь двое несчастных детей.

Больше за всю свою жизнь она ни разу его не видела. Вернее, видела однажды, но это было не на самом деле.

Вот что приключилось с Агасу. Сперва его привезли на ферму, на которой выращивали пряности. Там его каждый день секли плетью — и по делу, и просто так, преподали начатки английского и прозвали Чернильным Джеком за темный цвет кожи. Когда он убежал, на него охотились с собаками, вернули обратно и отрубили зубилом палец на ноге, чтобы преподать урок на всю жизнь. Он был готов уморить себя голодом, но когда отказался от еды, ему выбили передние зубы и силком залили в глотку жидкую кашу, не оставив иного выбора, кроме как проглотить или задохнуться.

Даже в ту пору рабы, родившиеся в неволе, ценились больше рабов, привезенных из Африки. Свободнорожденные рабы пытались бежать или покончить собой: и в том, и в другом случае хозяин был в убытке.

Когда Чернильному Джеку было шестнадцать, его и еще нескольких рабов продали хозяину сахарной плантации на остров Святого Доминика. Там его, большого раба с выбитыми зубами, стали называть Гиацинтом. На плантации он встретил старуху из своей деревни — она работала прислугой в доме, до тех пор, покуда пальцы у нее на руках не перестали гнуться от артрита, — и та сказала ему, что белые нарочно разлучают пленных, привезенных из одного города, деревни или края, чтобы предотвратить мятежи и волнения. Белые не любят, когда рабы разговаривают друг с другом на родном языке.

Гиацинт выучился немного понимать и говорить по-французски, и ему преподали кое-какие догматы католической веры. Каждый день, поднявшись перед восходом солнца, он рубил сахарный тростник до тех пор, пока не наступала ночь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});