СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ - ЛЫЗЛОВ ИВАНОВИЧ

Но при этом автор сознает необоснованность некоторых толкований: так, рассказывая о сне Амурата III, он пишет, что гадатели, «яко прелестницы злые», истолковали сон султана так, чтобы обратить его гнев на христиан. Отсюда явствует, что «гадатели» не владеют потусторонней силой, а в своих предсказаниях исходят из определенных политических интересов.

С этой точки зрения характерен тон, которым автор говорит о мусульманской религии: от ищет ее социальные корни, подчеркивает первоначальный демократический характер ислама, «имевшего успех» между простыми людьми; Мухаммед давал освобождение рабам, к нем шли простые люди разных национальностей, но за это «господа вознегодаваша нань, невольников ради своих, {385} возмущенных от него и бегающих от них». Лызлов приводит биографические сведения о Мухаммеде, отмечает его природный ум и «остроту многую». Успех его проповедей он объясняет военными победами. Лызлов вскрывает практические меры, применяемые мусульманским духовенством к распространению ислама на Балканах: составление Корана, закрытие философских академий на Ближнем Востоке, расселение мусульман в других областях и последовавшие вслед за этим смешанные браки, торжественность обряда обращения в мусульманство, запрещение содержать в порядке христианские церкви, носить оружие немусульманам, ездить им верхом и т. д.

Он попытался проанализировать отдельные течения в исламе в зависимости от конкретных исторических условий страны, принявшей веру, и социального состава жителей. В этом еще раз проявился рационалистический элемент мировоззрения Лызлова. Даже когда речь шла о сугубо богословских вопросах, он весьма реально подходил к их осмыслению.

«Скифская история» - показатель противоречивой борьбы старых и новых тенденций на историю: прагматизм в ней торжествует, а провиденционализм отступает, проявляясь иногда как неминуемая дань традиции.

Историки-гуманисты в странах Западной Европы отражали идеологию нарождающейся буржуазии, отсюда их воинствующий атеизм, идеализация античности, республиканские идеи. В России выразителями новой, рационалистической мысли становились представители дворянства, поэтому они осуждали принцип выборности (султанов), восхваляли монархию, опиравшуюся в своей политике на «разумные» начала, призывали к укреплению военного могущества своего феодально-крепостнического государства.

В этом и была, по нашему мнению, особенность и противоречивость русской историографической мысли кон. XVII - нач. XVIII в.

Использование сведений, собранных в «Скифской истории», для научного осмысления исторических процессов имело место уже в нач. XVIII в. В «Подробной летописи от начала России до Полтавской баталии» (1715), составление которой приписывается Ф. Прокоповичу, имеются ссылки и на «Скифскую историю» 25.

В 1713 г. была издана одна из редакций «Повести о Царьграде», заимствованная из «Скифской истории». Тем самым редактор этого издания принял «целиком исторические и религиозно-этические взгляды Лызлова» 26. Незначительные добавления к «Повести…» были сделаны лишь из хронографа Дорофея Монемвасийского, переведенного в 1665 г. Кроме того, поскольку повесть {386} вышла как раз после Прутского похода 1712 г., был несколько смягчен непримиримый тон Лызлова в отношении Турции и политики западных держав, поощрявших ее агрессию.

Затем «Повесть о Царьграде» попала в Болгарию, где и была опубликована в XVIII в. с некоторыми пропусками 27.

Как видно из трудов и переписки русских историков В. В. Татищева и П. И. Рычкова в сер. XVIII в., оба они были знакомы со «Скифской историей». Татищев считал, что «оная к татарской истории много потребна» 28. На одном из ранних списков «Скифской истории» помещено: «Татищева». С этого экземпляра, правленного черными и красными чернилами, по заданию владельца в 1745-1746 гг. был сделан новый список. Насколько Татищев ценил «Лызлову оригинальную татарскую историю, именуемую „Скифия“» 29, свидетельствует тот факт, что он рекомендовал П. И. Рычкову ознакомиться с ней.

В своих работах о татарах, об истории Оренбургского и Астраханского краев и главным образом в «Опыте казанской истории древних и средних времен» П. И. Рычков использовал материалы «Скифской истории» 30. В рецензии на «Опыт…», помещенной в «Gцttingische Gelehrte Anzeigen» (1760. Bd. 2. S. 1340-1349) А. Шлецер писал, что ее недостатки проистекают от того, что автор использовал труд А. И. Лызлова, а не западноевропейских историков. Рычков отвечал, что рецензия Шлецера показывает «самовольство сочинителя ее», а «неуважение тех писателей, которых я, в некоторых местах, употреблял, не заслуживает возражения» 31. Г. Миллер, не в пример своему соотечественнику Шлецеру, высоко ценил «Скифскую историю» и переводил на немецкий язык отдельные ее фрагменты.

В кон. XVIII в. интерес к сюжету «Скифской истории» возрос; это было вызвано политической ситуацией. В связи с русско-турецкими войнами (1768-1774; 1787-1791) и присоединением Крыма к России (1783) появились переводные сочинения о Турции. Так, в 1789 г. в Петербурге у Брейткопфа был напечатан перевод книги, изданной в 1788 г. в Берлине: «Новейшие известия о Турецкой империи для тех, кои желают иметь сведение о состоянии оной, особливо при случае нынешней ее с Российскою и Римскою империями войны, с генеральною картою всех Турецких земель». Это - краткий рассказ современника о состоянии Турецкой империи: «Историческое и географическое начертание, обряд {387} богослужения и качество нравов, образ правления, военный порядок». Вслед за этим в 1789 г. были изданы «Цареградские письма о древних и нынешних турках» (СПб., в 8 °), в них содержалось 14 коротких рассказов о Турции, разнообразных по содержанию: о законах, нравах, праздниках турок и т. д.

В этот период на «Скифскую историю» обратил внимание Н. И. Новиков и дважды (в 1776 и 1787 гг.) опубликовал ее. В обращении «К читателю» он пометил дату составления книги, назвал Андрея Ивановича Лызлова стольником и упомянул о списке, с которого сделана копия. Издатель сообщает, что «труд Лызлова давно уже писателями Российской истории похвален и уважаем». Он включил имя историка в свой «Опыт исторического словаря о российских писателях» (СПб., 1772, с. 132).

На рубеже XVIII и XIX вв. «Скифской историей» заинтересовался собиратель рукописей граф Н. П. Румянцев. О книге Лызлова он вел переписку с Н. А. Мурзакевичем - историком Смоленска. Последний подверг сомнению сведения Н. И. Новикова о Лызлове, приведенные издателем в предисловии к «Скифской истории». Воронежский историк Е. Болховитинов, также поддерживавший контакт с Н. П. Руманцевым, внес в литературу ошибочное утверждение Мурзакевича о том, что Лызлов был смоленским священником, и неверную дату составления книги (1698 гг.). Эти ошибки повторили А. Старчевский, Г. Геннади и др. 32

Во 2-й пол. XIX - нач. XX в. сочинение Лызлова упоминалось в библиографических указателях и некоторых капитальных исследованиях, а также в краеведческой литературе.

Археолог-любитель полковник А. А. Мартынов в 1842-1847 гг. составил «Записки о местностях в Войске Донском и вещественностях, там открытых» («Дон». Новочеркасск, 1887. № 7-9, 12), в которых пытался толковать отдельные места «Скифской истории» в плане исторической географии.

Первым более подробным описанием одного из списков «Скифской истории» был обзор П. А. Преображенского, помещенный за подписью «П. П.» в «Приложении к Отчету Самарского городского публичного музея за 1902-1903 гг.» 33. Автор сообщает о приобретении списка «Скифской истории», ссылается на упоминание о ней в библиографических справочниках и делает попытку оценить положительные и отрицательные стороны книги А. И. Лызлова. Он отмечает описание в ней стран, прилегающих к Азовскому и Черному морям, подчеркивает ценность этнографических сведе-{388}ний в «Скифской истории», приведение автором «живых и ярких» военных деталей.

Вместе с тем автор обзора упрекает Лызлова в излишней зависимости от источников, изложении мистических преданий о происхождении народов, приведении чудес и знамений и заключает, что «Скифская история» - образец «нашей первобытной, наивной и некритической историографии».

Дискуссия о материалах книги и ее авторе, разгоревшаяся на страницах журнала «Книжных магазинов товарищества М. О. Вольфа известия по литературе, наукам и библиографии» (СПб., 1902, № 12; 1903, № 1-7), свидетельствует о том, что и в нач. XX в. трудом Лызлова интересовались многие любители истории.

В советское время к книге Лызлова неоднократно обращаются туркологи, историографы, источниковеды и др. 34 Так, С. А. Семенов-Зусер считает, что это произведение, хотя и «пестрит неточностями, тем не менее представляет значительный интерес как первая попытка систематизировать материалы и источники о древнейшем периоде истории России» 35.